Огни не проводят тебя, Они обманывают тебя.
Такое продолжалось, практически, через день. Ещё несколько недель назад он обещал, что раз и навсегда бросит пить, что раз и навсегда пересилит эту игривую слабость, из-за которой и началась несладкая жизнь для одного из них. Конечно же, это был Кисэ. Для мулата это казалось поистине чем-то веселым и достаточно-таки несерьезным. Парень уже давно перестал реагировать на крики форварда, который старался донести до него что-то до ужаса смешное и элементарное. Будто бы Дайки — маленький ребенок, ничего не понимавший в этой суровой и не суровой реальности. Такое сравнение, которое уже давно висело на его душе, раздражало, заставляло отрицать это каждый раз, когда в голове он слышал это. Загорелые руки невольно потянулись к бледной шее баскетболиста. Становилось тяжко дышать каждый раз, когда Рёта невольно вспоминал их повседневные ссоры и их многозначные последствия. Последствия, из-за которых он может в любой момент остаться инвалидом, ведь Аомине не контролировал себя в такие моменты. Он мог сделать всё то, что его душа пожелает. Наутро он постоянно извинялся перед избранником, чуть ли не на коленях ползал, обещая, что обязательно покончит с этой слабостью, всё обязательно нормализуется только нужно время. Блондин наивно верил и полагал, что так оно и будет. Он до собачьей преданности верил мулату, поэтому и не собирался покидать его или пытаться посадить за решетку. Их, верней, его любовь была выше всего этого. Этим и пользовался Аомине. Умело и постоянно.Огни не проводят тебя, Они обманывают тебя.
Сжимает шею, заставляя блондина шикнуть и опять-таки отвести взгляд куда-то в сторону, лишь бы не смотреть в, переполненные фальшивыми чувствами, глаза парня. А потом, наигравшись, убирает руку, заставляя его слабо выдохнуть. Всё-таки он не может долго причинять ему боль. — Почему меня никто не слушает? — пролепетал Дайки, заставляя Рёту вздрогнуть, а потом улыбнуться, пододвинувшись к сидящему около кухонного стола мулату, одной рукой обняв того за плечи. Так они могли просидеть достаточное количество времени. В полноценной тишине и спокойствии, как семья. Хотя такое сравнение было достаточно-таки глупым, да. Аомине смотрел куда-то вдаль, обхватив колени руками. Невыносимо клонило в сон. Он безумно хотел спать. — Пообещай мне, что больше никогда не будешь пить, — форвард «Кайджо» выжидающе посмотрел на возлюбленного, заставляя того лишь шевельнуть губами, пытаясь что-то произнести, а потом и легонько кивнуть головой, медленно проваливаясь в сон. И вновь он верил в эти ломаные обещания. Вновь всем сердцем и душой верил в светлое будущее. Как же это нелепо и абсурдно, однако кареглазый всё продолжал и продолжал верить в лучшее…Я кричу тебе в ночи, Не делай этого, Не прыгай!
Яркое солнце неприятно било в глаза, заставляя полностью проснуться. Кисэ внимательно посмотрел по сторонам, а потом и как-то устало вздохнул. Синеглазый, по всей видимости, находился либо в спальне, либо в гостиной. Поднялся и направился в гостиную. Медленно, в тысячный раз осматривая собственную квартиру. Ему попросту хотелось хоть как-то растянуть время. Разговаривать и вовсе не хотелось, однако он должен. Должен рано или поздно завести этот разговор, касающийся слабости к спиртному… … Тяжелый форвард «Тоуо» выслушал его внимательно, без какой-либо повседневной насмешки или подколов. Попросту смотрел на него и кивал головой, изредка потупляя взгляд, видимо, о чём-то раздумывал. На душе у Рёты стало очень-очень легко. Ему казалось, что он выкинул, верней, попросту уничтожил тяжкий груз, который уже достаточное количество времени покоился на плечах, не давая спокойно жить. А ведь так хотелось. Хотелось спокойно жить с любимым. Хотелось жить, как нормальные люди. Хотелось попросту жить. — Обещаешь, что не будешь больше пить? — легкий поцелуй в щечку заставил парня покраснеть, а затем отвести взгляд синих глаз куда-то в сторону, о чём-то раздумывая. Это было видно по складочке, образовавшейся на бровях. — Обещаю, — через несколько минут ответил мулат, заставляя его радостно улыбнуться и повалить Дайки на пол, обняв. Легкая улыбка озарила лицо тяжелого форварда. Наконец-таки, всё встанет на свои места. Жизнь наладится.Я не знаю, как долго Я смогу тебя удерживать Я не знаю, как долго.
…Эта зависимость, по словам Дайки, началась с шестнадцати лет. Тогда он попросту увяз в различных проблемах и постоянных стрессах. Тогда ему хотелось выговориться. Кому-нибудь выговориться так, чтобы чувствовать себя просто-напросто прекрасно. Выложить свои проблемы, разделив при этом моральную боль. Про физическую боль он даже и не пытался заикнуться. Всем давно уже все равно на него. Именно тогда рука невольно потянулась к бутылке. Глоток, стакан, два стакана, три…он просто-напросто пытался заглушить боль. Пытался таким вот способом решить все проблемы и какие-то мысли, связанные с семьей. Связанные с вечными проблемами и грязью. Было невыносимо больно и одиноко. Никто не хотел выслушать его, никто не хотел подать ему дружескую руку помощи. Но он вообще никого не винил. Винил лишь себя за свою слабость пред всеми. Винил лишь себя и пытался заглушить все посторонние мысли спиртным. Оно помогало. Оно лечило. Оно медленно заставляло сходить с ума, но ему это безусловно нравилось… И вновь он не сдержался. Не сдержал ни обещание, ни собственную силу воли. Кисэ неприятно морщит лоб, смотря в, пропитанные пленкой тумана, глаза Аомине. Тот мычал себе под нос что-то оскорбительное в адрес возлюбленного, заставляя сердце баскетболиста неприятно содрогаться. Содрогаться в тысячных муках и бесконечных рыданиях. Тяжелый форвард вновь солгал. Выставил его полным дурачком и заставил поверить. Поверить в то, что он наконец-таки исправится. Но это лишь обманка. Дает звонкую пощечину и поднимается с насиженного места. Ухватившись за больное место, синеглазый прошипел что-то неразборчивое в адрес Рёты, заставляя того грустно и нехотя опустить голову. Он правда не хотел бить парня, однако пришлось. Ради его же блага. — Ты пожалеешь об этом, — злостно прошипел мулат, заставляя кареглазого лишь горестно вздохнуть, поддаваясь… Рассвело. Блондин поднялся с насиженного места, мельком посматривая на отключившегося Дайки. В груди неприятно защемило. Всё лицо горело каким-то непонятным и жгучим огнем. Пройдя немного вперед, он резко остановился, смотря через окно в, переполненное различными добрыми чувствами, небо. Голубое, усыпанное мелкими облачками, небо. Невыносимо хотелось опустить руки, поддаться напрочь отрицательным мыслям, но он боится. Боится раз и навсегда потерять подаренную жизнь, потерять всё, даже тяжелого форварда. Он до сих пор любит его, однако это просто-напросто невыносимо. Невыносимо видеть его изуродованное алкоголем лицо. Невыносимо слышать этот отвратительный запах дешевого пойла около себя, дешевых сигарет. Невыносимо слышать упреки в свою сторону, слышать оскорбления и какие-то моральности. Но, не смотря ни на что, Рёта любит и будет до самого конца любить его. Форвард «Кайджо» будет рядом. Они вместе пройдут через это. Пройдут этот немыслимый и какой-то долгий период в их отношениях. Они должны. Он слишком привязался к мулату, дабы перечеркнуть всё то, что между ними было. Нет, он не такой. Кисэ не оставит в беде, блондин будет рядом до конца. Немыслимого и, наверное, не скорого конца. Кареглазый верит. Верит до последнего, что всё наладится. Верит, что Дайки сможет избавиться от следа прошлого. Сможет справиться с собственными эмоциями и желанием, а он сможет. Форварду «Тоуо» нужно время. Какое-то определенное количество времени. Он обязательно поднимется на ноги. Рёта верит. — Пообещай мне, что бросишь эту грязную привычку, — Рёта наклонился к лежащему парню, сверля взглядом затылок. В ответ, Дайки несколько раз пролепетал что-то непонятное, а потом чуть-чуть приподнялся. Синие глаза встретились с карими. — Обещаю, — на лице парня играет искренняя усмешка. Он обязательно выкарабкается, обязательно бросит этот грязный осколок прошлого. Всё наладится, скоро. Они справятся.Только возьми мою руку, Дай мне шанс, Не прыгай!