Четыре желания

Вот цикорий. Не тот, который летом покрывает темя лужайки синими цветами и до самой осени не вянет. Тот, обычный цикорий ты, разумеется, встретишь на каждом шагу. Я же говорю о волшебном цикории. Магическом цветке, который не добавляют ни в одно зелье – слишком уж редко он попадается простым смертным. По легенде, тот, кто нашел его, получает в свои руки невиданную власть: может загадать четыре любых желания – и они исполнятся. — Почему четыре? Во всех сказках только три. — Опыт показывает, что человек не способен мудро распорядиться тремя. Обязательно нужно еще одно, чтобы поправить последствия трех предыдущих. …И не забудь, когда придумаешь свои желания, подняться на самую высокую башню и поприветствовать Западный ветер – покровителя всех мечтателей и чудаков. -1- Эта история началась прошлой весной, когда профессор Снейп назначал очередные взыскания пятому курсу факультета Гриффиндор. А может быть, даже немного раньше, когда Гарри поддался на уговоры Фреда и Джорджа и целый вечер играл с ними в общей гостиной в плюй-камни и потому совершенно забыл о контрольной по зельям. А может быть, началом ее стал тот миг, когда ветер с запада развеял тучи над вершиной самой высокой на свете горы и… Впрочем, так далеко в минувшее волшебникам заглядывать не дано, а потому нам придется довольствоваться результатами последней контрольной по зельям, с которой Гарри так и не удалось справиться. Что в очередной раз не преминул отметить прямо на уроке зельеварения в школе чародейства и волшебства Хогвартс профессор Снейп. — …Я, конечно, никогда не был сказочником, но материал преподношу доступно, – расхаживая между рядами парт, выговаривал упомянутый профессор. – И поэтому отвратительные результаты последней работы могу объяснить исключительно тупостью и ленью тех, кто ее писал. Все, кто получил ниже «Удовлетворительно», а таких большинство, будут должны по свитку на пятнадцать дюймов о свойствах многолетних растений семейства пасленовых. Разумеется, не обошлось и без особо отличившихся. Поттер и Лонгботтом. Вам назначается взыскание. К сожалению, все котлы уже отмыли Хаффлпаф и Райвенкло. Но не нужно отчаиваться: вам тоже будет дана возможность почувствовать собственную значимость. Пойдете в Лес и соберете мне корни молодой крапивы. Теперь все свободны. * * * Гарри не на шутку замерз. С озера тянуло промозглым сырым ветром, от которого не спасали ни горы, ни плотная стена Леса: он все равно умудрялся задувать в рукава и за шиворот мантии, петляя между стволов, как заяц. Холщовый мешочек, который выдал им с Невиллом Снейп, был безнадежно пуст. Трава как будто назло вылезла редкими островками, так что можно было до вечера пробегать тут, так и не закрыв даже дно мешка. Мальчик закутался в шарф, подул на озябшие пальцы и снова склонился низко к земле, высматривая острые резные листики на тонком стебле. Шарф цеплялся за колючие кусты, и было почти до слез жалко тратить время на снейпову отработку, в то время как вся квиддичная команда бесшабашно носится по стадиону, тренируясь перед предстоящим матчем со Слизерином. Невдалеке сквозь зубы ругался Невилл: он умудрился наступить на муравейник и растревожить огромных красных муравьев – существ не менее агрессивных, чем, скажем, акромантулы. И в зельеварении совершенно непригодных. А что, если собрать Снейпу полный мешок красных муравьев вместо корешков крапивы? Гарри усмехнулся, но налетевший с озера порыв ветра мигом охладил его пыл. Ну, если уж ему судьба замерзнуть в промозглом весеннем лесу… Мальчик так и не успел как следует пожалеть себя: в воздухе откуда-то взялось тепло, словно в ближайших кустах скрывался самый настоящий камин. Гарри тотчас принялся вертеть головой, выискивая источник. Казалось, тепло поднималось от самой земли. Опасливо продвигаясь вперед, Гарри и думать забыл о корешках крапивы, которая, кстати, стала попадаться на пути все чаще. Поиски привели его на небольшую полянку, где трава росла густо, как летом. Мальчик, наверное, даже не удивился бы, увидев здесь в начале марта цветы. И действительно, посреди поляны возвышался над травянистой порослью одинокий стебелек, увенчанный удивительным синим цветком. Познания в гербологии были у Гарри довольно скромные, но сомнений в том, что растение это – волшебное, не возникало: именно от него, похоже, разливались по поляне волны тепла. Гриффиндорец поднес озябшие руки, грея их, и с удивлением взирал на крестообразное соцветие синего цвета. Три совершенно одинаковых лепестка, и четвертый, поменьше. Цветок вряд ли можно было бы назвать красивым, но, пожалуй, он казался знакомым и… уютным. Такие вполне могла выращивать на небольшой клумбе возле дома там, в Годриковой, мама. Почему он так подумал, он не мог бы сейчас объяснить при всем желании. Словно грезя наяву, видел, как мама, красивая, улыбающаяся, спускается с крыльца и осматривает свою маленькую клумбу. Гарри смотрит на нее со стороны и как будто сверху – и обнаруживает себя на руках у Сириуса. Крестный еще совсем молодой, совсем непохожий на того Сириуса, что глядел на рождественские огни, прижимаясь лбом к стеклу чердачного окна в доме на площади Гриммо… У него задорный взгляд и ямочки на щеках. Его курчавая шевелюра щекочет Гарри лицо, и тот чихает. «Что такое? Простудился?» – тревожится Лили. «Вот еще! Он же не какая-нибудь девчонка! – строго говорит Сириус. – Мы сейчас поедем на мотоцикле с ветерком, да?» «Да!» – хочет ответить Гарри, но вместо слов получается какое-то невнятное воркование, бессвязное и слюняво-счастливое. Мама и Сириус смеются. «Весь в отца!» – говорит крестный. А Гарри пытается жевать пуговицу на его рубашке… Как удивительно тепло в лесу… И какое умиротворение… Мир словно перестал существовать, или, быть может, остановился ненадолго, давая себе передышку, и залюбовался синим цветком – невиданным доселе чудом. Цветком, распространяющим тепло по поляне… Может, это только сон? Разве бывают такие растения? Надо будет спросить у Невилла. Эта мысль вернула его в действительность. Сколько он уже просидел тут, задумавшись? В воздухе как будто потемнело: возможно, смеркалось, или надвигались тучи. Повертев головой, Гарри крикнул: — Невилл! Ему ни за что не хотелось уходить отсюда: где гарантия, что в следующий раз удастся найти дорогу? Здесь и тропинки-то никакой нет… Невилл не отозвался, и Гарри, подумав, решил сорвать странное растение и взять его с собой. «Поставлю в стакан с водой и, если Невиллу оно незнакомо, спрошу у мадам Спраут». Как ни странно, цветок легко вышел из земли прямо с корнем, едва Гарри его коснулся. Тем лучше. Так, по крайней мере, он не завянет, пока Гарри бегает по лесу и разыскивает приятеля. Невилл, впрочем, быстро отыскался. Сидя над распластанным по земле мешком, он сокрушенно перебирал тощие коренья и, совсем как Гарри недавно, дул на озябшие пальцы. На звук шагов поднял голову и изумленно воззрился на растение в руках товарища по несчастью. — Вот ты где! Я тебя звал! – хмуро сказал Гарри. — Я не слышал, – пожал плечами Невилл, не сводя глаз с цветка. – Что это ты притащил? Хочешь выдать эту штуку за крапиву и подсунуть ее Снейпу? — Только если это разновидность крапивы. — Вряд ли, – покачал головой Невилл. – Странно… впервые вижу такой цветок. Где ты его взял? — Там, – неопределенно махнул рукой Гарри. – Рос там один, ничего похожего поблизости. — Сейчас еще не время для цветов. Он, несомненно, магический, – важно сказал Невилл. – Но в нашем случае совершенно бесполезный. Гляди, у нас все еще нет корешков. Те хилые травинки, что мне удалось найти, вряд ли обрадуют Снейпа… А я уже чертовски замерз! — Погрейся! – предложил Гарри, протягивая свой волшебный цветок. – Мне уже совсем не холодно. Невилл недоверчиво повертел находку в руках и вернул хозяину. — Не понимаю, о чем ты. Как я могу греться – от цветка? – нахмурился он. — Он теплый, неужели ты не чувствуешь? – возмутился Гарри, и осекся. Удивленно посмотрел на друга, и повторил, уже тише: – Не чувствуешь?.. — Нет, – серьезно ответил Невилл, с возрождающимся любопытством глядя на цветок. – А ты? — Чувствую, – сообщил Гарри шепотом. – Нужно разобраться, что это за такое странное растение! — Мы можем пойти в библиотеку, и… Нет, не можем… – вспомнил Невилл. – Мы же на отработке. — У меня есть идея, – подумав, сообщил Гарри. Он достал из кармана мантии палочку и, направив ее на лежащие в мешке корни, произнес «Engorgio!» Былинки тотчас превратились в небольшие поленья. — Ловко? – подмигнул Гарри Невиллу. — Вряд ли Снейп… оценит… – промямлил тот, но послушно поднял мешок в воздух, левитируя его перед собой в сторону Хогвартса. Гарри, бережно прижимая к груди синий цветок, следовал за ним. * * * — Это еще что за цветник? – изумился Симус, отдергивая занавес и рассматривая горшок с растением на ближайшем к Гарри подоконнике. — Это мое, – сухо ответил Гарри, выглядывая из-за квиддичного журнала. Симус откровенно потешался: — Ты что, и у Спраут умудрился отработку получить? — Не твое дело! – сообщил Гарри, откладывая журнал. – Или ты желаешь мне помочь в гербологии? — Не желаю, – скис Симус. С помощью Добби гриффиндорцу удалось раздобыть небольшой глиняный горшочек, земли он набрал в Лесу во время урока по уходу за магическими существами – и нахальный цветок тотчас прижился, едва Гарри погрузил его корни в землю. Теперь, слишком неприхотливый для обычного растения, он цвел на подоконнике в спальне мальчиков, и за несколько дней нисколько не утратил своей свежести. Кроме того, всякий раз подходя к загадочному растению, Гарри ощущал излучаемое им тепло. Пару дней он просто любовался, вяло огрызаясь в ответ на насмешки однокурсников, прежде чем собрался-таки наведаться в библиотеку для выяснения истинных размеров привалившего ему счастья. Стараясь остаться незамеченным, мальчик покинул гостиную. Он готов был потратить весь вечер на поиски информации, когда буквально за один поворот до библиотечного крыла попался Снейпу. С момента последней отработки они с зельеваром еще не виделись, а мешок с корнями крапивы просто оставили под дверью кабинета зелий и сбежали. Сейчас, взглянув Снейпу в лицо, Гарри понял, что пришло время платить по счетам, и судорожно сглотнул, жалея, что рядом нет Невилла – честнее было бы ответить за содеянное вдвоем. Мастер Зелий, впрочем, никогда не был справедлив, особенно к Гарри, и очередная возможность поёрничать заставляла тонкие губы складываться в гнусную усмешку. — Поттер! – рявкнул зельевар так громко, что эхо его голоса унеслось под своды замка. Гриффиндорец замер, судорожно пытаясь придумать, как избежать кары. Тем временем Снейп неторопливо приблизился и склонился так низко, что едва не задевал Гарри своим длиннющим носом. — Так-так-тааак, – протянул он издевательским тоном. – Куда это юный гриффиндорец так спешит? Задумали очередную пакость? — Я шел в библиотеку, – сердито отозвался Гарри, пытаясь отстраниться, но снейпов нос неотступно преследовал его. — В библиотеку? Неужели? – неожиданно Снейп оборвал себя, резко отодвинувшись, и сухо спросил: – Мешок – ваша работа? — Я… мы… это… Зельевар свирепо фыркнул, и Гарри принял решение смириться с неизбежным: — Мы выполняли ваше задание… сэр, – чуть слышно сообщил он. — Что-то я не припомню, чтобы велел отрабатывать заклинание Engorgio на корнях крапивы! – прошипел Снейп. Гриффиндорец оскорблено вскинул голову: — А где, по-вашему, мы должны были набрать ранней весной целый мешок крапивы? — Это не моя забота! – строго отозвался зельевар. – Пойдемте со мной. Раз уж вы додумались увеличить корни, вам, наверное, доставит отдельное удовольствие нарезать их. Да, и пять баллов с Гриффиндора за дерзость и лень. * * * В лаборатории у Снейпа было на удивление тепло, несмотря на жестокие сквозняки, разгуливающие по всему замку. Зельевар небрежно зажег свечи и кивнул в сторону массивного стола, на котором лежало покрытое морщинками потрескавшейся коры полено. Гарри не сразу признал в нем увеличенный корень молодой крапивы. Рядом поблескивал ножичек для нарезки ингредиентов, такой маленький, что Гарри не знал, смеяться ему или сердиться. Снейп, обронив «Работайте», покинул помещение, и гриффиндорец некоторое время в растерянности взирал на нож. Откровенно признаться, первым его порывом было сбежать, но от Снейпа далеко не убежишь: завтра в расписании два урока зелий. Мучительно размышляя, Гарри три раза обошел полено вокруг. Выручила, как всегда, гриффиндорская смекалка: раз корень такой огромный, надо и нож взять под стать ему. Достав волшебную палочку, мальчик направил ее на нож и привычно произнес: «Engorgio!» Инструмент увеличился сначала до размера обычного столового ножа, затем – большого ножа для разделки мяса, но Гарри продолжал колдовать до тех пор, пока тот не стал похож на тесак. Похвалив себя за находчивость, мальчик взялся за тесак: тот стал тяжелым, как булыжник. Ни о какой тонкой работе говорить уже не приходилось, и Гарри, размахнувшись посильнее, вонзил нож в полено. С отвратительным хрустом лезвие вошло в кору и безнадежно застряло там. Гарри тщетно подергал его за ручку, оглянулся в поисках другого ножа, но поблизости ничего похожего не было. Тогда гриффиндорец поудобнее перехватил ручку, выталкивая лезвие, и с удивлением увидел капли крови на поверхности стола. Загадка, впрочем, быстро разрешилась, как только мальчик отнял от лезвия руку и увидел кровоточащий порез на ладони. Гарри сквозь зубы выругался, всплеснув руками, и в тот же миг холодные пальцы перехватили его запястье. Неизвестно откуда взявшийся Снейп окинул взглядом поле боя: распоротую руку, кровь на поверхности стола, тесак, намертво застрявший в проклятущем полене… Взглянув на Гарри как на тяжело больного человека, зельевар достал палочку и поводил ею над ладонью мальчика. Рана тотчас затянулась, и жесткие пальцы наконец-то выпустили руку. — Спасибо, – ошеломленно пробормотал Гарри, а Снейп повернулся к столу. Произнес очищающее заклятие, а затем вернул ножику и корню их первоначальные размеры. При этом ножик со звоном ударился о крышку стола. Стебелек крапивы оказался тоненьким, почти прозрачным, и в нем никак нельзя было узнать недавнее полено. Только после всех этих действий Снейп снова повернулся к Гарри. — Ради Мерлина, Поттер, – тихо и устало начал он. – Вы идиот или просто издеваетесь? Для чего вам было устраивать это показательное сражение с поленом, когда увеличить можно было и нарезанные корни? Или вы забыли заклятие уменьшения? — Да… Н-нет… – все еще не до конца опомнившись, пробормотал Гарри. — Ну, вот что, – продолжал Снейп деловито. – В следующий раз я отправлю вас на поиски мозгов. Без них в классе зельеварения делать нечего. Идите, вы свободны. Мальчик сконфуженно поплелся к дверям. На выходе он остановился и обернулся – Снейп сосредоточенно сыпал что-то в большой котел, уже забыв о его существовании. Гарри вздохнул и прикрыл за собой дверь. * * * В гостиной на него сразу набросились Рон, Гермиона и Невилл. — Гарри, как ты? – быстро спросила Гермиона. — Нам Безголовый Ник сказал, тебя Снейп увел на отработку, – виновато произнес Невилл. — Этот урод тебя совсем замучил? – воинственно поинтересовался Рон. — Да нет, не замучил… – пожал плечами Гарри. – Он… странный, но… неплохой, на самом деле… Судя по выражению лиц друзей, говорить этого не следовало. Перед сном мальчик еще раз заглянул проведать свой цветок – тот рос как ни в чем не бывало и чуть заметно светился в темноте, так, словно у него был свой собственный Lumos. Гарри хотел поделиться этим наблюдением с Невиллом, но тот уже посапывал – дрых. Оставалось только последовать его примеру. Гарри улегся и натянул одеяло на самый нос. Ему интенсивно грезилась какая-то чертовщина: весна вступала в свои права. С утра пораньше Невилл снова ухитрился куда-то сбежать. Рон непрерывно рассуждал о прелестях Гермионы под гогот Дина и Симуса. Гарри тоже был бы не прочь послушать про прелести Гермионы, но у него возникла авантюрная мысль заскочить перед зельями библиотеку и осуществить то, что не удалось вчера: разыскать хоть какие-то сведения о загадочном растении. Спеша по коридору, Гарри в рассеянии назвал Ника Пивзом, пнул миссис Норрис, трижды ошибся лестницей и, наконец, понял, что не только не успевает в библиотеку, но и безнадежно опаздывает на урок. Пришлось резко сменить направление и вприпрыжку мчаться в подземелья. В класс он юркнул прямо перед носом Снейпа, что можно было смело назвать везением, учитывая, какой длинный у Снейпа нос. Рон и Гермиона уже ворковали над котлом, не замечая ничего вокруг, зато в другом конце класса отчаянно жестикулировал Невилл. — Полагаю, это вам, Поттер, – вполголоса произнес Снейп. – Едва ли Лонгботтом желал бы видеть рядом с собой – меня. Гарри изумленно обернулся, но Снейп с непроницаемым лицом прошел к доске. «О, Мерлин. Снейп умеет шутить!» – гриффиндорец плюхнулся на скамейку, и Невилл тотчас зашептал ему на ухо: — Я тебе машу, машу, а ты ноль внимания… Есть новости, Гарри! — Хорошие? – тревожно спросил Гарри. — Прекрасные чёртовы новости! – возбужденно сообщил Невилл, и по привычке покосился, не идет ли Снейп. — Какие еще прекрасные чёртовы новости? Амбридж, наконец, увольняют? — Лучше! – и Невилл, словно боясь, что их могут услышать за соседними партами, схватил кусок пергамента и написал: «Это касается твоего цветка». — Ого?! – забывшись, воскликнул Гарри, и тотчас зажал себе рот. На них оглядывались. Снейп, к счастью, продолжал что-то помечать в своих записях. На пару минут оба замолчали, и тишину нарушали только шорох страниц и скрип перьев. Наконец Гарри не выдержал и легонько толкнул Невилла в бок: «рассказывай!» И тот начал рассказывать. Как прошли два урока, Гарри не помнил. В библиотеку неслись на такой скорости, что даже миссис Норрис не посмела встать у них на пути. — Ты уверен, совершенно уверен? – в сотый раз спрашивал Гарри. — Да, да, все совпадает! Это точно волшебный цикорий! Там сказано, что тот, кого выберет цветок, будет чувствовать его энергию в виде волн теплого воздуха! А ведь ты как раз чувствуешь тепло! — Вот это да, четыре желания, целых четыре! – ликовал Гарри. – Теперь я заставлю Амбридж исчезнуть из школы, убью Волдеморта и… — Не уверен, что у тебя это получится…. – пропыхтел Невилл, ползком пробираясь под столами мимо мадам Пинс. — Почему это? – возмутился Гарри, осторожно отодвигая щеколду двери в Запретную секцию. Они пробрались в укромный уголок к окну, и Невилл достал припрятанную давеча книгу – Энциклопедию магических растений и грибов 1789 года издания. Страницы ее крошились, грозя на глазах обратиться в труху. Невежливо тыкая палочкой в гравюру, изображающую цветок, точь-в-точь как у Гарри на подоконнике, Невилл объяснял: — Ты не можешь загадать конкретное желание. В этом магия цветка. Он работает только с большими энергетическими потоками и достается только очень сильным волшебникам. Перераспределение энергий идет на космическом уровне, понимаешь? Гарри кивал, хотя не понял ни слова, а когда поток наукообразной чуши из невилловых уст иссяк, осторожно спросил: — Почему же я не могу загадать гибель Волдеморта? — Ох, Гарри! – воскликнул Невилл. – Я же объясняю: цветок сам выбирает своего хозяина… Как волшебная палочка, понимаешь? Выбирает того, кто не станет использовать его во зло. Потому что, загадывая желание, ты не только получаешь, но и отдаешь. Происходит обмен магической энергетикой… А теперь представь, что ты пожелаешь кому-то смерти…. — Ясно, – мрачно произнес Гарри. – Что же тогда можно загадывать? — Любовь, – улыбнулся Невилл. – Дружбу… Все положительные эмоции и вызывающие их события. — Смерть Волдеморта принесла бы самые положительные эмоции всему магомиру, – заметил Гарри и вздохнул: – Ладно, нельзя так нельзя. Придется поломать голову… в твоей книге написано, когда у цветка истекает срок годности? Видимо, эта маггловская формулировка Невиллу не была знакома, поскольку он пару минут сосредоточенно хмурился, а потом объяснил, что магия цветка исчезает в момент, когда будет исполнено четвертое желание. — И еще, – просматривая статью, добавил Невилл. – Вот, тут написано, что каждый раз, загадывая желание, ты заключаешь своего рода… магический контракт, – Гарри вздрогнул, вспоминая свои прошлогодние мытарства с Кубком Огня. – Ты поднимаешься на самую высокую точку в окрестностях и отпускаешь лепесток, произнося ритуальное приветствие Западному ветру: «Приветствую тебя, ветер степей и лесов, ветер морей и пустынь, покровитель магов, не страшащихся Пути. Я взываю к тебе, и ты будешь следовать за мной, покуда не исполнятся четыре желания». Запомнил? — Разумеется, нет! – хмыкнул Гарри. — Запиши. Только скорей, а то Пинс может в любую минуту нас тут найти – и прощай книга! Гарри кивнул, быстро доставая из сумки пергамент и перо. * * * — Поттер, поведай нам о своих героических подвигах! – Финниган пригнулся, спасаясь от летящего в него учебника, и ухмыльнулся во весь рот. — Гарри, не обращай на дурака внимания! – Рон водил измазанным в чернилах пальцем по свитку пергамента: Гермиона дала им списать домашнее задание по зельям. – Ты уже придумал желание? — Нет еще, – вполголоса отозвался Гарри. – У меня была мысль загадать, чтобы все уроки готовились сами собой, но после волшебного пера Фреда и Джорджа такая необходимость отпала… Понимаешь, этот цветок… такой капризный, ему непременно надо задать что-то значительное… Договорить он не успел: дверь громыхнула так, что с потолочных балок посыпалась побелка. На пороге гриффиндорской гостиной стояла рассерженная Гермиона. Рон тотчас вцепился в домашнее задание, намереваясь отвоевать его ценой жизни, но, кажется, целью Гермионы был не свиток пергамента. — Посмотрите, очередная сплетня! – раздраженно фыркнула она, бросая на стол перед Гарри и Роном номер «Ежедневного Пророка». – Я, к сожалению, не могу переловить всех журналистов и посадить их в стеклянную банку! — Ну… не надо… так расстраиваться… – бормотал Рон, судорожно списывая работу. — Гарри, с этим надо что-то делать! – Гермиона хлопнула рукой по столу. – То, что они пишут тут о профессоре Дамблдоре… — Можно подумать, они весь год не тем же самым занимались, – буркнул Рон. Гарри отложил перо и поднялся. На них никто не смотрел, все были заняты своими делами. — Ребята, я думаю, мы сможем это поправить! – Гарри поманил друзей к себе и шепотом закончил: – Я использую цветок, и загадаю свое первое желание. Гермиона сосредоточенно кивнула: — Надо так сформулировать свое пожелание, чтобы наказать виновных и помочь всем тем, кто пострадал от этих мерзких публикаций. — Как ты это представляешь? – хихикнул Рон. – Чтоб у них перья отсохли? — Нет, так нельзя, – сморщил лоб Гарри. – Помнишь, негативная энергия возвращается к тому, кто ее направляет. Нужно смотреть шире, но… нет, я не знаю. — А может быть, загадать, чтобы никто не мог больше лгать? — Нет, – быстро сказал Гарри, невольно взглянув на свою руку, где еще остались шрамы от Черного пера Амбридж, заставлявшей его писать строки «я не должен лгать». – Это не годится. Кроме того, разве мы сами всегда говорим правду? Рон сконфуженно почесал затылок. — Тогда, может быть, сказать это как-то помягче… – Гермиона пощелкала пальцами, подбирая слова. – Например, попросить, чтобы все стали честнее… доверчивее… Чтобы они… не боялись говорить правду! — Отлично! То, что нужно! – воскликнул Гарри. – Я пошел. — Удачи! – сказали друзья хором и проводили его тревожными взглядами. * * * Гарри чувствовал себя довольно глупо на Астрономической Башне, открытую площадку которой обдували все окрестные ветра. «Ну, в конце концов, цветок выбрал меня, и нельзя не воспользоваться этим», – так утешая себя, гриффиндорец дернул один из синих лепестков, на удивление легко поддавшихся, и принялся произносить всю ту чушь, которую вычитал в книге Невилла. Когда, наконец, лепесток улетел, в воздухе еще некоторое время витал странный аромат, хотя Цикорий и не имел запаха. — Что ж, проверим, – сказал себе Гарри и спустился вниз. На входе в гостиную он столкнулся с Финниганом и приготовился к очередной стычке. Но Симус, посмотрев на него, неожиданно заявил: — Поттер… у тебя… глаза красивые. Как у девчонки! После чего сконфуженно хихикнул и покраснел. Гарри едва не навернулся через порог и чудом удержался на ногах, прижимая к животу цветочный горшок. В гостиной творилось нечто странное: пунцовая от смущения Джинни шепталась с Гермионой, поглядывая в его сторону, а возле камина Парвати громко рассказывала Лаванде о том, как Паркинсон только что нажаловалась ей (!) на Малфоя, обижающего ее невниманием. Но хуже всего был тот разговор, что завела на следующий день Амбридж о Фадже. — Вам не понять, что это за человек, – закатив глаза, ворковала она, стоя за кафедрой. – Корнелиус – самый харизматический мужчина в Министерстве! Я… влюблена в него уже двадцать восемь лет! — Ничего себе?! Двадцать восемь лет! – не удержавшись, присвистнул Симус, и Амбридж скривила жабий рот в улыбочке: — Да-да… Дольше, чем вы живете на свете, шалопаи! — Но вот беда, Фадж женат! – ядовитым шепотом сообщил Рон. Все, кто сидел поблизости, захихикали. До конца урока атмосфера в классе даже отдаленно не напоминала рабочую, сколько Амбридж ни пыталась призвать к порядку. Когда прозвенел звонок, Рон и Гермиона, переглянувшись, быстро покинули класс, и оставшийся в одиночестве Гарри решил срезать дорогу до гостиной, поднявшись через второй этаж. В этой части замка он бывал редко, только в тех случаях, когда его вызывал к себе Дамблдор. Прислушиваясь к шороху собственных шагов, Гарри прошел мимо охраняющей вход горгульи дальше, в коридор, где в нишах вдоль стен выстроились каменные статуи, изображающие хогвартских Основателей. Свет факелов плясал по полу и стенам, а из-за поворота показались две черные тени – одна длиннее, другая короче. Гарри мгновенно шагнул в нишу, спрятавшись за спиной Ровены Райвенкло. Основательница была изображена со свитком пергамента в руке, на плече ее сидел каменный ворон, и за ней было удивительно удобно прятаться. Шаги и голоса прозвучали совсем близко, но слов было не разобрать. Судя по всему, Дамблдор и Снейп. Эхо странно преломляло звуки в коридоре, и только когда собеседники прошли мимо укрытия Гарри, до мальчика донеслись обрывки фраз: — …действительно разделил ее на семь частей… — Блестяще! Но почему он раскрыл тебе эту информацию? — Понятия не имею. Возможно, он собирается проверить сохранность своих… Окончание фразы потонуло в шуме открывающейся двери директорского кабинета. Гарри дождался, когда дверь хлопнет во второй раз, и выбрался из укрытия, умудрившись больно стукнуться плечом о каменный свиток. «Что там еще за новые тайны?» – мальчик рассудил, что услышанным следует поделиться с друзьями, но в гостиной их не оказалось. В спальне Рона тоже не было. Гарри подошел к подоконнику: синий цветок, у которого осталось теперь только три лепестка, тянул к свету блестящие листья, покрытые капельками воды. Наверное, недавно тут был Добби и поливал его: домовой эльф с большой охотой взялся приглядывать за удивительным растением. — Знаешь, – шепотом сказал мальчик своему цветку, – кажется, мы с Западным ветром что-то перемудрили. В следующий раз я буду умнее, загадывая желание. Вскоре явились Дин и Симус. Гарри, задернув полог кровати, прислушался к разговору: они обсуждали новую пассию Симуса, уже третью за неделю. Для Гарри все эти межличностные отношения оставались загадкой. Возможно, потому, что он никогда не мог определить свое место в них. Не мог взять инициативу в свои руки. И это касалось не только и не столько Чжоу, с которой они недолгое время встречались. * * * На самом деле, не считая поцелуя с Чжоу под омелой, у Гарри был и другой опыт, довольно странный. На Рождество, когда с мистером Уизли случилось несчастье, и они все дожидались его на Гриммо, 12, когда Гарри уже готов был поставить на своей судьбе крест, в его жизни появился Сириус. То есть, Сириус появился в ней гораздо раньше, но за все время их знакомства крестник не мог бы похвастаться, что хорошо знает своего крестного и что они действительно семья. Да, Сириус был самым близким человеком, другом отца, Мародером, но мальчик никогда не мог общаться с ним запросто, как, скажем, с Роном или Гермионой. Что-то непонятное, и потому пугающее таилось в пристальном взгляде синих глаз, который крестный подолгу задерживал на нем. Гарри казалось, Сириус знает все его тайны – про ночные кошмары, про боль в шраме, про голос Волдеморта в его голове… но они никогда не говорили об этом. Однажды Гарри застал крестного на чердаке, где и сам приобрел привычку сидеть, скрываясь от друзей. Сириус устроился на подоконнике, прислонившись лбом к стеклу, и смотрел на улицу. У его ног, спрятав голову под крыло, дремал гиппогриф. — Ты напрасно избегаешь людей, – не оборачиваясь, проговорил крестный. Гарри преодолел желание сбежать, и, выбравшись из люка, подошел ближе. За окном хлопьями валил снег. Внизу звучали голоса: возмущенный – Рона, наставительный – миссис Уизли; хохотали близнецы. А здесь было тихо, только скрипели под ногами чердачные доски, да шуршала на сквозняке солома. — Я больше не хочу подвергать их опасности, – тихо сказал Гарри. – Я не такой, как все… Я хуже, Сириус. Крестный отвернулся от окна и внимательно посмотрел на мальчика. — Нет, это не так, – произнес он твердо. – Если ты можешь видеть что-то, чего не видят другие, – это не повод ненавидеть себя. Возможно, тебя самого не радуют такие способности, но они есть, и от этого никуда не деться. Ты избегаешь людей, заставляя их переживать, а на самом деле бегаешь от себя. Прекрати это. Ведь можно всем вместе сесть и решить эту чертову проблему. — Моя чертова проблема – Волдеморт, и ее не решишь, сколько ни сиди! – раздраженно отозвался Гарри. — Ты не прав. Он наша общая проблема. Понимаешь? Общая! – Сириус тряхнул волосами, откидывая их со лба. – Все мы рядом с тобой, мы твои друзья, Гарри. И, что бы ты там ни напридумывал, я никогда не отвернусь от тебя. Потому что ты мне очень дорог. Иди сюда, взгляни, какой снег. Он обнял крестника, и Гарри, прислонившись к нему, некоторое время молча глядел в окно. — Ты тоже мне дорог, – сказал мальчик наконец. – И я не могу допустить, чтобы с тобой что-то случилось. У меня ведь нет никого, кроме тебя, Сириус! — За меня ты можешь не переживать. Я всегда буду с тобой, Гарри, – неровным шепотом пообещал крестный и потянул крестника к себе, усаживая на колени. Оконная рама холодила спину и затылок, а Сириус целовал его в губы медленными, томительными поцелуями. На фасадах соседних домов зажигались рождественские гирлянды, бросая разноцветные отсветы на покрытую снегом землю. * * * Сила, толкнувшая их друг к другу, была страхом одиночества, даже если ни один из них не желал бы признаться себе в этом страхе. По крайней мере, Гарри часто задумывался, что это, наверное, неправильно, но была какая-то безбашенная чертовщина в том, как Сириус тайком пробирался к нему в ванную, и как сам Гарри залезал на чердак к крестному по ночам, осторожно, чтобы не потревожить никого в доме. Их отношения стали маленькой игрой, которая затягивала все сильнее. Когда Гарри пришло время возвращаться в школу, он впал в состояние растерянности: мир, оказывается, остался прежним, но сам он теперь стал совсем другим. А что, если эти внутренние перемены не только необратимы, но и несочетаемы с его старым образом жизни? Все это, торопливо и взволнованно, он изложил крестному в минуты прощания. Но Сириус заявил, что Гарри ничуть не изменился, разве что блеску в глазах прибавилось. После этого крестный жадно поцеловал его и вытолкнул к толпе Уизли, не заботясь, как крестник объяснит, почему у него припухли губы. Проводить отъезжающих он выбежал уже в своей анимагической форме и, пользуясь этим, лизнул Гарри в нос шершавым языком. Всю дорогу до школы мальчик провел в молчании, забившись в угол купе и не реагируя на вопросы. Но когда шпили и башенки Хогвартса показались на горизонте, взрезая темнеющее небо, ему вдруг стало легко. Две недели безумия закончились, он возвращался домой. -2- С Сириусом было легко. Девчонки удивляли Гарри своей иррациональностью, а Чжоу и вовсе отбила у него охоту разбираться, какие тонкие душевные переживания кроются за красивыми, залитыми слезами личиками. По крайней мере, крестный ничего не прятал за пазухой и немедленно заявлял о любых своих притязаниях, как только они посещали его ум. Вскоре после того, как Гарри загадал первое желание и подслушал разговор Снейпа с Дамблдором, Сириус появился в камине общей гостиной, где, по счастью, в эту пору оставались только его крестник, Рон и Гермиона. Да и то двое последних сидели в углу на диванчике, и Гарри, заметив вылетающие из камина искры, быстро подошел и опустился перед ним на колени. — Сириус! Что ты тут делаешь?! – испуганно прошептал он. – Министерство контролирует камины… Они могут схватить тебя! — Путь попробуют! – беспечно отозвался крестный. – Ты один? — Почти… – оглянувшись на Рона и Гермиону, вплотную занятых друг другом, отозвался Гарри. — Прекрасно! – Сириус потянулся и запечатал рот крестника поцелуем. Мальчик еще не успел опомниться, как крестный уже отстранился и как ни в чем не бывало продолжал: – Я собираюсь предложить тебе одно небольшое приключение. Хочешь на неделю сбежать из школы? — Почему на неделю? – удивленно спросил Гарри. — Потому что потом у тебя начнется подготовка к С.О.В. и прочая ерунда! Но я тебя во времени не ограничиваю! Захочешь – можешь вообще не возвращаться! Будем вместе все время – только ты и я. — Э-э… – промямлил Гарри. — В общем, так. Завтра в это же время будь у камина и позаботься, чтобы никого не было в гостиной. Я раздобыл летучего пороха и собираюсь явиться за тобой сам! И не вздумай произносить при мне словечки вроде «опасно». Я тоже опасен, когда сержусь. Ну, что, договорились? Сириус всегда предлагал так, что не оставлял выбора. Гарри кивнул, тревожно глядя в его искрящиеся весельем глаза. — Обещай… что будешь осторожен! – попросил он, и крестный, подмигнув, исчез. Вся эта затея так выбила Гарри из колеи, что он снова не спал всю ночь. Что он скажет Рону и Гермионе, как объяснит свое отсутствие профессору Макгонагалл и профессору Дамблдору? Впрочем, уже на следующее утро события завертелись таким дурным калейдоскопом, что стало не до рассуждений: Амбридж рассекретила собрания AД и перекрыла все камины, а Дамблдор отбыл из школы в неизвестном направлении на хвосте феникса Фоукса. Даже если Сириус взбесился от того, как быстро и как необратимо оказались нарушены его планы, Гарри уже никогда не узнал об этом. После неудавшегося бегства они поговорили еще всего один раз, из камина Амбридж, в присутствии Люпина. А потом Сириус погиб. * * * Как и любовь, смерть для Сириуса Блэка была всего лишь игрой, в которой при столкновении двух сил побеждал сильнейший. Он, наверное, счел бы результат поединка честным, но Гарри не мог так легко смириться с первой в своей жизни потерей, и потерей такой тяжелой. Уже на следующий день после того, как Орден Феникса поредевшим составом вернулся из Министерства, Гарри разыскал Почти Безголового Ника и насколько мог подробно расспросил его о жизни после смерти. — Ну, обычно мертвые не возвращаются, – паря вдоль по коридору, печально объяснял Ник. – Но есть такая наука – некромантия… — Что за наука? – жадно спросил Гарри. — Не думаю, что было бы педагогично рассказывать столь юному существу подробности ритуалов воскрешения мертвых… — Никаких ритуалов не будет! – твердо сказал гриффиндорец. – У меня есть кое-что получше! Как всегда обнадежив себя сверх меры, Гарри помчался разыскивать Невилла. Главный Специалист по волшебному цикорию отыскался на берегу озера, под большим каштаном, в компании Полумны Лавгуд. Они сидели вдвоем на травке, привалившись спиной к стволу, и являли собой такую идиллическую картинку, что не будь у Гарри столь важного повода, он не рискнул бы нарушить их уединение. Полумна перелистывала журнал, Невилл мастерил ей ожерелье из плодов каштана, сшибая их волшебной палочкой прямо с дерева. Заметив бегущего к ним Гарри, оба принялись интенсивно махать руками, а Невилл даже поднялся с земли, отряхивая мантию. — Что случилось? – беспокойно разглядывая приятеля, спросил он. По мере того, как Гарри излагал свою теорию воскрешения Сириуса с помощью волшебного цветка, лицо Невилла вытягивалось и, наконец, застыло гримасой ужаса. Полумна, напротив, проявила живое любопытство. — Я тоже слышала историю про одного волшебника, – вмешалась она, когда Гарри закончил. – Он задумал воскресить из мертвых свою бабушку. Сделал все как положено: собрал сельдерей, окурил место погребения парами розового масла… Но в момент проведения ритуала ошибся и произнес не то имя, которое нужно. Так что вместо бабушки воскрес министр магии. Говорят, дело закончилось большим международным скандалом, ведь министр был не наш, а французский! Девочка сделала большие глаза и, приподняв брови, кивнула, мол, у меня всё. Гарри оторопело смотрел на нее, пытаясь понять логику рассказа, но тут снова вмешался Невилл. — Цветок… не может воскресить мертвого, – грустно сказал он. – Работа с такими уровнями энергии ему неподвластна. Мне очень жаль… Самое большее, на что ты можешь рассчитывать, это тело без души и эмоций… Оно будет ходить, говорить, но возродить чувства в нем ты не сможешь никогда. На лице Гарри появилось злое выражение. — Но если так… если этот цветок ничего не может… на кой черт он мне сдался? Зачем он выбрал меня? Я избавлюсь от него, сейчас же! – и, ударив кулаком по стволу дерева, мальчик помчался в школу, подогреваемый единственной мыслью спустить бесполезный сорняк с Астрономической Башни вместе с горшком. Не подозревавший об уготованной ему участи сорняк тем временем нежился на солнышке, а домовой эльф Добби усердно поливал его и рыхлил землю специальной садовой лопаточкой. Когда Гарри явился в спальню, Добби уже почти закончил свою садово-огородную возню и бормотал что-то одобрительное в адрес цветка. Для крошки-эльфа в этом заключалось настоящее счастье: он чувствовал себя полезным. Наверное, выполняя такую нехитрую работу, чтобы сделать Гарри приятное, Добби на время забывал, что он, в сущности, одинок… Да и растение, в общем, не виновато… А Сириусу уже все равно, если бы он и обвинил кого-то в своем вынужденном одиночестве, то определенно не крестника. Чувствуя, как злость постепенно уступает место бессильному отчаянию, Гарри, понурившись, сел на кровать. Что ж, с крахом надежды на возвращение Сириуса и весь прежний мир рухнул окончательно и бесповоротно. Прошлого было не жаль, но теперь у Гарри не осталось и будущего. Чем встречал его завтрашний день? Необходимостью сразиться с Темным Лордом и убить – или погибнуть? Вынужденным возвращением к Дурслям, вновь оказавшимся единственными его родственниками? Цветок не мог воскрешать мертвых и поворачивать время вспять. Но Гарри уже принял решение, и оно показалось ему правильным. За несколько часов до отъезда мальчик все-таки поднялся на Башню, и, отпустив на волю ветра второй лепесток, попросил, чтобы никто никогда больше не был один. Не ощущал себя отверженным, бесполезным, беспомощным. «Тебе это уже не нужно, Сириус, но я делаю это в память о тебе!» — шепотом добавил Гарри. На душе стало легче. Печаль не ушла, но он смог плакать, и слезы притупили боль. На вокзале к нему подошел профессор Люпин. В золотых глазах его застыла та же тоска, что терзала сейчас сердце Гарри, и, поняв друг друга, они молча обнялись. Невдалеке стояла Тонкс, и тоже сквозь слезы улыбалась им. * * * Война продолжалась, и беспорядки набирали обороты: сменилось правительство во главе с министром, маги вышли на контакты с магглами, был убит Игорь Каркаров, по стране прокатились аресты – в панике хватали всех подряд и отправляли в Азкабан без суда и следствия. Обо всем этом Гарри регулярно информировали в своих письмах Рон и Гермиона. Оставаться в стороне было невозможно, и мальчик понимал, что его участие во всем этом месиве – вопрос времени. В школу он возвращался с самыми дурными предчувствиями, которые только укрепились при виде черной, словно обгоревшей, руки Дамблдора. Старый волшебник всегда казался воплощением неуязвимости, однако его теперешнее состояние заставляло Гарри испытывать сильное беспокойство. Но в школе все было по-прежнему: Хогвартс все еще надежно прятал в своих стенах тех, кто не мог постоять за себя сам. И атмосфера радостной суеты, всегда возникавшая первого сентября, сейчас действовала успокаивающе на каждого, кто вернулся, чтобы продолжать обучение. Цветок, все лето тщательно скрываемый от глаз тетки Петунии, занял свое традиционное место на подоконнике в спальне мальчиков, и тотчас потянул к блеклому осеннему солнцу два своих оставшихся лепестка. Уже на следующий день после возвращения ребят в школу Добби с удовольствием поливал его, рассказывая, что пока мистера Гарри Поттера не было в школе, он успел подружиться с профессором Снейпом и собирал для него лекарственные травы, и что зельеварение, пожалуй, поинтереснее, чем работа на кухне. Безголовый Ник ухитрился обзавестись парой: теперь он появлялся в коридорах в сопровождении Серой леди, привидения Райвенкло. — Как прошло лето, Гарри? – дружелюбно спросил он, встретив гриффиндорца, спешащего в Большой зал на завтрак. — Я думал, будет хуже! – честно признался мальчик, обмениваясь с Серой леди молчаливым поклоном. — В вашем положении, конечно, трудно оставаться оптимистом, но поддержка и помощь друзей способна примирить с действительностью даже привидение! Вот, например, я уже пару столетий как остался ни то, ни се, и посмотрите, судьба подарила мне встречу с прекрасной дамой, – разглагольствовал Ник, но Гарри его уже не слышал. Потому что у окна, недалеко от входа в зал, он заметил собственной персоной профессора зельеварения Северуса Снейпа. В компании Малфоя и Паркинсон. Малфой со спадающей на один глаз челкой, небрежно прислонясь плечом к стене, цедил что-то сквозь зубы. Паркинсон кокетничала и крутилась на месте, как волчок, встряхивая кудряшками. А Снейп… он просто стоял, обхватив себя руками за плечи, – у него, оказывается, удивительно тонкие пальцы, изящные запястья, – переводил взгляд с Паркинсон на Малфоя и обратно, и улыбался. Гарри мог с уверенностью сказать, что профессор зельеварения никогда не улыбался так ни одному гриффиндорцу. Но едва ли хотя бы один гриффиндорец испытал в своей жизни такой болезненный укол ревности, какой ощутил сейчас Гарри. «Какого черта ты так им улыбаешься?» – он произнес это едва ли не вслух и раздраженно шарахнул дверью зала прямо под носом Ника и его спутницы, которые, впрочем, даже не заметили этого, просочившись сквозь стену. * * * Стоя у обитой черным деревом двери класса Зельеварения, Гарри прожигал томного Малфоя взглядом, так что только звонок на урок спас хорька от возгорания. Хорошо еще, что Паркинсон в этом году на Зелья не взяли. На первом же занятии Снейп закатил немногочисленным слушателям спецкурса большую контрольную по итогам пройденных материалов. Как будто мало ему было результатов С.О.В. Сам зельевар, нахмурив брови, сидел за столом. Он так глубоко задумался, что не делал замечаний даже Рону, нагло списывающему у Гермионы. Гарри в этот момент тоже думал – что война идет, а они сидят тут, в классе, и все как будто бы осталось прежним, но это не так… Просто сейчас жизненно необходимо поддерживать какие-то старые схемы, притворяться, чтобы все окончательно не рухнуло в хаос, чтобы те, кто может еще получить образование, получили его, ведь неизвестно, что будет с ними завтра… И тут Снейп поднял взгляд и посмотрел прямо в глаза Гарри. Гриффиндорец готов был поручиться, что зельевар прочитал его мысли, и что сам он размышлял сейчас о том же. По крайней мере, в ответ на робкую улыбку мальчика он едва заметно кивнул. После чего снова погрузился в свои размышления, но Гарри все равно до конца урока пребывал в состоянии какой-то дурацкой эйфории и поглядывал на Малфоя с торжеством победителя. Странно, что этот ничего не значащий эпизод позволил ему понять одну простую вещь: в отношениях можно проявлять инициативу. Не ждать какого-то непонятного знака, а самому, первым сделать шаг навстречу. И что это совсем не страшно, потому что куда страшнее опоздать сказать о своих чувствах. Наверное, и Сириус это знал, и потому так торопился. Понимал, что война способна разрушить любые планы, что и его судьба, и судьба его крестника – во власти случая. Сириус был с ним честен. Но значит ли это, что Гарри тоже следует быть честным – со Снейпом? Он ведь и сам еще не решил, чего хочет. А вопрос о том, что нужно Снейпу, вообще лежал за гранью человеческого понимания. * * * В воскресенье старшекурсников отпустили в Хогсмид. Рон с Гермионой бурно ссорились в гостиной, куда пойти – в «Три метлы» или к мадам Паддифут. Гарри, поначалу намеревавшийся составить друзьям компанию, неожиданно для себя самого принял решение остаться в школе. Он еще сам не знал, чем будет заниматься, но смутно догадывался, чем был продиктован такой порыв. Первокурсники, которых в Хогсмид не пускали, дружной стайкой устремились в библиотеку, а Гарри вышел на крыльцо. Осеннее небо, затянутое дымкой, скрывалось от глаз за стеной Запретного Леса. Словно направляемый чьей-то волей, гриффиндорец спустился к озеру, туда, где в зарослях кустарника на берегу стояла небольшая деревянная беседка. Он еще издали услышал голоса, звучащие на повышенных тонах, и, стараясь не производить ни звука, подобрался ближе: в беседке, друг напротив друга, стояли Снейп и Дамблдор. Разговор, по-видимому, вот-вот должен был перейти в ссору, по крайней мере, Снейп выглядел сердитым. — А в чем, собственно, дело? – шипел он. – За все лето не прошло и дня, чтобы вы не вызывали меня к себе по тому или иному поводу! Я не нанимался скрашивать ваше одиночество, не так ли? Когда вы действительно нуждались в помощи, я ее оказал. Чего вы теперь от меня хотите? — Не будь столь суров, Северус! – с легким укором отозвался Дамблдор. – Я ценю твою помощь, но в жизни каждого волшебника должно быть что-то еще, помимо работы, правда? Цветы, звезды, коллекция курительных трубок… Гарри видел, как лицо Снейпа при этих словах исказила гримаса, но зельевар моментально вернул себе привычную маску бесстрастности. — У меня слишком много работы сейчас, чтобы думать о звездах и курительных трубках. Я не знаю, в какой срок будет выполнено то, что от меня требуется. Я не располагаю информацией, что искать и где искать. Очень трудно рассчитывать время при таких условиях. — И тебя это раздражает, верно? – лукаво усмехнулся Дамблдор. — Странно, что это не раздражает вас, – буркнул Снейп. — Каждый из нас выполняет свою часть работы, Северус, – голос директора мгновенно изменился до неузнаваемости, и Гарри каким-то шестым чувством угадал, что именно сейчас Дамблдор говорит, не притворяясь. Похоже, такая форма общения устраивала Снейпа куда больше, чем сюсюканье. Он наклонил голову и произнес бесстрастно: — Разумеется. Именно по этой причине я собираюсь заниматься в первую очередь тем, что входит в мои служебные обязанности. — Мой мальчик, ты удивительно сухой человек и относишься к жизни так, словно хотел бы прожить ее по расписанию. Что ж, это твой выбор, я не могу вмешиваться в него. — Вы постоянно это делаете. — Не будь таким злюкой! – пощелкал языком директор и направился в сторону школы. Как только шаги его стихли, Снейп опустил плечи, облокотившись на перила беседки. У Гарри сжалось сердце, и он бездумно шагнул к профессору, даже не обернувшемуся на треск веток позади. — Что за манера всегда оказываться там, где ведутся конфиденциальные разговоры? – с незлой насмешкой в голосе поинтересовался зельевар. Гарри подошел и остановился рядом. — Как вы узнали, что это я? — А кто еще стал бы сидеть в кустах и подслушивать разговор директора с преподавателем в такой день, когда гораздо интереснее пойти развлекаться в Хогсмид? — Вы считаете, я остался, чтобы шпионить за вами? – возмутился гриффиндорец. — Нет? – Снейп, наконец, повернулся к мальчику, глаза его смеялись. Гарри покраснел. — Раз уж я… все равно услышал… – произнес он. – Я мог бы помочь вам, профессор. Я… действительно могу! У меня… Гарри чувствовал, что готов прямо сейчас, здесь, немедленно рассказать Снейпу о волшебном цветке. Может быть, это единственный способ заинтересовать его, добиться внимания… Гриффиндорцу казалось, что он готов отдать все сокровища мира только за то, чтобы Снейп улыбался. И профессор, наверное, это прекрасно понимал. Но он отвернулся и вздохнул. — Вы не сможете мне помочь, Поттер. Суть моей проблемы – это две небольших золотых вещицы, которые в данный момент могут находиться в любой точке Англии, а мне позарез нужно их найти. Однако, если мне понадобится что-то более простое и понятное, к примеру, помыть котлы, я вспомню, как вы любезно предлагали мне свою помощь. Согласны? — Да, – механически ответил Гарри, чем вызвал удивленный взгляд в свою сторону. — Поттер, возвращайтесь в школу, – посоветовал Снейп. – И постарайтесь хотя бы вторую половину дня провести не так бездарно. Мальчик подождал, когда зельевар отойдет на достаточное расстояние, и прошептал ему вслед: «Бездарно? Как мало вы себя цените, сэр!» -3- На Астрономической Башне было почти тихо, почти знойно, не считая легких дуновений с запада. Гарри счел это добрым знаком. Радуясь тому, что он не может быть услышан и волен болтать любые глупости, мальчик оторвал синий лепесток и, подойдя к парапету, произнес: — Вы запомните этот день, профессор Снейп. День, когда все золото Англии я брошу к вашим ногам! Волнуясь и сбиваясь, он выговорил нужные слова Призыва и отпустил лепесток. Ветер возник как по волшебству, налетел порывами, такими сильными, что Гарри невольно вцепился в парапет и глянул вниз, в долину: деревья гнулись до земли. А на горизонте возникла, мгновенно наползая, черная туча. Это была не обычная туча, растягивающаяся по небу и закрывающая его от края до края. Это была воронка из черных грозовых облаков, вихрь, стремительно приближающийся к замку. Стяги на квиддичном поле рвало с шестов. Гриффиндорец стоял, не в силах оторвать расширившихся глаз от воздушного столба. Небо расчертила полоса, и хлынул дождь. Гарри никогда еще не видел такого дождя: он шел аккуратно над квиддичным полем, и каждая капля оставляла за собой в воздухе слепящий золотой след. Скоро окрестности наполнились звуками ударов, как будто где-то недалеко работал кузнец, а неглубокая чаша стадиона постепенно заполнялась какой-то странной сияющей субстанцией. Гарри снял очки, старательно протер их, снова водрузил на нос – и захохотал. Никаких сомнений: это было золото. Не фальшивое лепреконское, а самое настоящее золото. Со всей Англии. Удивительный дождь шел весь вечер и всю ночь. Наутро все осветилось невыносимо ярким, как будто искусственным светом: это солнце отражалось в кубках, плясало на рамах картин, играло с монетами. Гора, высотой почти с замок, засыпала весь стадион, так что даже трибуны оказались погребены под грудами сокровищ. Когда Гарри явился поближе взглянуть на свою работу, возле золотой горы собрался уже весь Хогвартс. Тысяча человек с совершенно с одинаковым выражением на лицах взирали на бывший стадион. Гул голосов звучал со странным металлическим призвуком. Двое первокурсников допытывались у профессора Флитвика, что это за чары, и тот неуверенно мямлил что-то в ответ. В отдалении Макгонагалл безуспешно пыталась призвать студентов к порядку и отправить в классы. — Любопытное явление, не так ли? — Что… что это такое? Голоса прозвучали совсем рядом, но говоривших не было видно. Гарри попятился. У него моментально загорелись уши. — Ну, разве вы сами не понимаете, что это такое? Если не ошибаюсь, это золото. Целая гора золота. — Северус, как это может быть?.. Я ничего подобного не планировал! — Возможно, Альбус, вас утешит, если я скажу, что тоже не планировал этого? Однако, раз уж это случилось, воспользуемся ситуацией. Ассио, хоркруксы Темного Лорда. Послышался легкий звон, затем наступила тишина. Гарри затаил дыхание. — Я узнал этот медальон, – произнес наконец голос директора. Он звучал взволнованно и глухо. — Что ж. Значит, мы не ошиблись, – холодно отозвался Снейп. – Пойдемте к вам в кабинет, здесь нас могут услышать. — Ты прав, – Дамблдор говорил ошарашено, из чего гриффиндорец заключил: произошло что-то из рук вон необычное… по сравнению с чем меркла даже золотая гора на квиддичном поле. Мальчик осторожно выглянул из-за завала: две фигуры – в черной и белой мантиях – неторопливо удалялись. На мгновение Снейп как будто обернулся, покосившись через плечо, но Гарри успел скрыться от его проницательного взгляда за грудой монет с именной печатью банка Гринготтс. * * * С этого дня занятия Флитвика и все отработки проходили на квиддичном поле: преподаватели и студенты по мере сил очищали стадион от золотых побрякушек всех видов и размеров. Как Дамблдору удалось замять скандал с Министерством, Гарри так никогда и не узнал. До него только дошла информация, что в месячный срок директор обязался вернуть все вещи их владельцам. Казалось, это невозможно выполнить и за год. По крайней мере, если глядеть снизу, гора оставалась все такой же массивной и огромной. Но с Астрономической Башни было видно, что острая верхушка постепенно исчезает, а гора уменьшается. Как-то раз после обеда гриффиндорец вышел из замка, чтобы взглянуть на стадион: Рон уверял, будто из-за завалов уже показались кольца и часть южной трибуны. Но до трибуны Гарри так и не дошел, потому что заметил у подножия золотой горы знакомую фигуру в черной мантии и направился прямиком туда. Снейп занимался тем, что левитировал по коробкам монеты, рамы, статуэтки и посуду. Обернувшись к мальчику, зельевар оставил свои дела, и молча ждал, пока тот приблизится. Гарри еще не знал, что скажет профессору, но, подойдя, утратил дар речи окончательно. Он никогда не видел такого Снейпа: в черных глазах сияли золотые огоньки, на губы то и дело непроизвольно набегала улыбка. — Так вы, значит, не только котлы чистить способны, Поттер? Гарри удержался от вопроса «с чего вы взяли, что это я?». Снейп тоже не стал больше ничего спрашивать. Он снова вернулся к своему занятию, нимало не раздражаясь, чего стоило бы ожидать от человека, занятого бессмысленной работой, не входящей в его служебные обязанности. «Все это сейчас должен был бы делать я, – подумал Гарри. – И Снейпу это прекрасно известно. Почему же он ничего не рассказал Дамблдору?» — Профессор? – тихонько позвал мальчик. – Я хотел спросить… А Министерство ведет учет каждой вещи, оказавшейся на Квиддичном поле? Под настороженным взглядом зельевара он потерялся, и только каким-то чудом поборов смущение, договорил: — Просто почему бы, например, вам не оставить себе какой-нибудь золотой кубок… или не трансфигурировать его в галлеоны? Снейп сделал вид, что не понимает, о чем речь, и спокойно сказал: — Я пока еще планирую поработать в школе, Поттер, и мой преподавательский оклад меня вполне устраивает. И золотой кубок мне тоже ни к чему. Что такое золото? – он брезгливо толкнул носком туфли пузатую чашу с выпуклой буквой «М» на боку, в которой Гарри с удивлением узнал фамильный герб Малфоев. — Ну, это возможности, положение в обществе… Ведь здесь – все золото Англии! – начал Гарри, и Снейп с улыбкой покачал головой. — Для чего мне все золото Англии, когда возле меня постоянно находится Золотой мальчик? – протянув руку, он отвел со лба Гарри непослушные пряди волос и коснулся его щеки. Гарри вдруг ощутил нехватку воздуха: ему показалось, что сейчас он утонет в этих темных улыбающихся глазах. Рука Снейпа скользнула по его лицу так уверенно, словно они были созданы друг для друга – его щека и ладонь профессора. * * * На следующий день Макгонагалл как на зло попросила Гарри заменить ее на уроках, поскольку сама собиралась поработать над разбором золотой горы. — Я никому не могу доверить мой предмет, мистер Поттер! – внушительно сообщила дама. – Только мисс Грейнджер, но ее уже попросил профессор Флитвик. — Я не подведу вас! – обещал Гарри, стараясь скрыть, что расстроен. Ему самому очень хотелось поскорее отправиться к горе, потому что сегодня там снова будет Снейп. И, может быть, удастся перекинуться с ним парой слов… Однако коварная Макгонагалл вернулась только после обеда, когда Гарри отвел за нее четыре урока и чувствовал себя не менее измученным, чем после квиддичных тренировок. — Идите, пообедайте, Поттер! – сказала она ласково, и Гарри отправился в Большой зал, чтобы перехватить что-нибудь на ходу. В зале было пустынно: студенты уже разошлись, и только Гермиона в одиночестве сидела над тарелкой за гриффиндорским столом. — Как прошли уроки? – устало улыбнувшись Гарри, спросила она. — Чёрт знает что! – честно признался мальчик. – Не представляю, как они нас вообще учат… это так… утомительно! — Дело в опыте, – пожала плечами Гермиона. И тут же схватила друга за рукав. – Я не знаю, куда ты так торопишься, но я тебя никуда не пущу, пока не поешь нормально. Вырваться от Гермионы удалось только к трем часам. Едва обретя свободу, Гарри со всех ног помчался туда, где вчера встретил Снейпа, но место зельевара оказалось уже занято: возле значительно уменьшившихся золотых груд стоял Невилл, и точно так же, как зельевар, раскладывал по коробкам посуду и рамы от картин. — Ты… чего тут? – запыхавшись, спросил Гарри. — Снейп на отработку отправил, – понуро ответил Невилл. – Я тут уже два часа … ерундой какой-то страдаю. Так времени жалко… — Ты бы еще знал, по чьей вине! – шепотом заметил Гарри, и приятель удивленно посмотрел на него. — Только не говори… Это то, о чем я подумал? — Понимаешь… я просто хотел помочь одному человеку… И вроде бы как помог, – виновато произнес мальчик. – Но… это все цветок. Он все выполняет как-то… как-то не так. — Может быть, все дело в том, что загадывать надо не для кого-то, а для себя? – предположил Невилл. – Сколько ты уже потратил желаний? — Три. — И все мимо? — Что поделаешь? – сокрушенно отозвался Гарри. — Ну, я же не энциклопедия, и не даю дельных советов. Попробуй загадать что-нибудь для себя самого. Только хорошенько подумай, ведь это последнее. Кстати, я уже закончил свою часть работы. Пойдем в школу? Гарри еще раз безнадежно огляделся и поплелся вслед за Невиллом, испытывая жестокое разочарование. * * * С недавнего времени у Гарри появилась привычка считать все, что встречалось на пути и поддавалось исчислению – ступеньки на лестницах, окна в Большом зале, пирожные в тарелке… если бы он рассказал об этом школьной медсестре мадам Помфри, она бы непременно заявила, что это какой-то из видов нервного расстройства, привела бы его латинское название и порекомендовала попить успокоительных трав. Но Гарри никогда ничего не рассказал бы Помфри, потому что с новой привычкой у него была связана одна тайна: мальчик мечтал о том, чтобы посчитать, на сколько пуговиц застегнута мантия профессора Снейпа. Он, конечно, понимал, что это дело никак нельзя назвать простым, но если каждую уже подсчитанную пуговку сразу расстегнуть, выпустив из петельки, то ни за что не собьешься. На уроках Гарри так пристально смотрел на эти дурацкие, но такие притягательные пуговицы, что ухитрился пропустить мимо ушей несколько новых тем, по которым в результате пришлось писать контрольную работу. — Поттер, задержитесь после занятий, – сказал Снейп, бросая перед Гарри лист пергамента с жалкими каракулями, оцененными на «Тролля». Звонка мальчик ожидал с противоречивыми чувствами. С одной стороны, он хорошо понимал, что за регулярное пренебрежение учебным материалом заслуживает наказания. С другой стороны, мысль о том, что совсем скоро он останется наедине со Снейпом, заставляла сердце биться как сумасшедшее, а щеки – пылать. После звонка Гарри довольно долго дожидался не только пока одноклассники сложат в угол котлы, но и пока сам Снейп расставит все свои пробирки (15 штук) и разложит на столе бумажки (4 свитка пергамента, две книги, побольше и поменьше, одиннадцать брошюрок… – дурацкая привычка!). Только после этого гриффиндорец был удостоен внимания, весьма пристального. За последние месяцы их общения зельевар слишком изменил свою тактику в адрес Гарри, и сейчас услышать от него прежний холодный тон было бы, наверное, невыносимо…. Но Гарри и не услышал. — Поттер, – начал Снейп довольно благожелательно, когда мальчик, переминаясь с ноги на ногу, приблизился к его столу. – Объясните мне, что с вами происходит? Гриффиндорец вскинул глаза, смущенно пробормотал «Ничего, сэр…» и тут же снова уткнулся в носки своих ботинок, отметив про себя три верхних пуговки наглухо застегнутой мантии. Они не очень большие, и их, вероятно, удобно выпускать из петель… — Ну, разумеется. У вас никогда ничего не происходит, – говорил меж тем Снейп. – Только это «ничего» с каждым годом становится все хуже. Ваши последние результаты плачевны, Поттер. Я мог бы применить к вам Легилименцию… – мальчик вздрогнул, и зельевар усмехнулся, – или назначить вам пожизненные отработки в моем классе… – Гарри встрепенулся, и Снейп удивленно приподнял бровь. – Но все эти меры вряд ли помогут исправить ситуацию, ведь вы чрезвычайно упрямы. Взыскания вам, естественно, не миновать: будете приходить сюда в течение недели, к семи часам. Но основное ваше задание будет в том, чтобы разобраться, чего вам самому надо. Как только определитесь, будем решать, что с вами делать. Гарри изумленно посмотрел на зельевара. Ему показалось, или в последних словах профессора таился какой-то намек? Но великий конспиратор Снейп уже уткнулся в свои бумажки и пробубнил: — Это все, а теперь избавьте меня от своего присутствия, Поттер. Поднимаясь в гриффиндорскую башню, Гарри размышлял, что бы могли значить эти ежедневные отработки – подарок судьбы… или Снейпа? * * * — Если в ближайшие два-три дня поле совсем очистят, у нас останется еще целая неделя до матча, – Гарри сидел на подоконнике и перелистывал учебник по Чарам. Пристроившийся рядом Рон уныло посмотрел в окно: — При такой погоде – вряд ли. Поищи там, в своей книжке, заклинания, управляющие погодой! Вызови, что ли, ветер, пусть разгонит тучи. — Ты разве не знаешь, что управлять ветром может только Заклинатель ветра? – произнес меланхоличный голос: возле них стояла появившаяся из ниоткуда Полумна Лавгуд. — Какой Заклинатель? Что это еще за перец? – недовольно спросил Рон. — Заклинатель ветра, – заунывно начала Полумна, – восходит на башню, чтобы повелевать ветрами. Они подчиняются ему все до единого, и только раз в сто лет, когда цветет волшебный цикорий, Западный ветер, самый любимый из ветров Заклинателя, перестает слушаться его. И так будет до тех пор, пока не исполнятся четыре желания. — Во всех сказках – только три! – насмешливо перебил Рон. — Это не сказка! – рассердилась девочка. – Заклинатель ветра действительно живет на самой высокой горе, с вершины которой ему виден каждый уголок мира! И Восточный ветер путается в полах его мантии, и Западный ветер овевает его лицо, а Южный и Северный ветры он держит за хвосты в правой и левой руках. Заклинатель никогда не спускается в долину к людям, и рядом с ним постоянно находится только ученик – совсем еще мальчик, взор его ясен, как солнечный свет, а губы сладки, как… — …тыквенный сок! – снова вмешался Рон, чем окончательно обидел Полумну. — Если ты не веришь в легенду, значит, ты просто не слишком умен! – бросила она и поспешила прочь, волоча по полу свою сплетенную из цветных ниток бесформенную сумку. Рон недоуменно смотрел ей вслед. — Не понимаю, как можно серьезно относиться к таким вещам! – заявил он. — Она и не в такое верит, ты же знаешь, – заметил Гарри, но образ Заклинателя ветра, одиноко стоящего на вершине горы, прочно засел в его воображении. – Кроме того, волшебный цикорий действительно существует. — И что? — Ничего, – нахмурившись, Гарри потер переносицу и соскользнул с подоконника. — Эй! Ты тоже уходишь? – встревожился Рон. — У меня отработка в семь, – напомнил Гарри. — А, точно. Тогда поспеши. Уже без трех минут. — Увидимся, – и Гарри помчался так быстро, словно его подгоняли все ветры Англии. * * * — Ты не можешь не опаздывать, – беззлобно прокомментировал Снейп, когда мальчик, еле переводя дух, ввалился в лабораторию. – Иди сюда, будешь помешивать зелье. — А что это? – с любопытством спросил Гарри – и тотчас сморщился: болотно-зеленая жидкость пахла тиной и гниющими корнями. — Скажи спасибо, что не отвар из розовых лепестков, – проворчал зельевар. – На днях, когда я варил лепестки, ко мне забрела кошка Филча – и я от нее еле отбился. Гарри улыбнулся, представив эту картину. — Но все-таки? – спросил он. — К сожалению, это зелье не заставит тебя замолчать и не сделает вежливее. Это просто ревматическая мазь для Дамблдора. Больше никаких вопросов, за дело, – распорядился Снейп, протягивая гриффиндорцу черпак. Мерзкое варево булькало и лопалось пузырями. Можно представить, как противно, наверное, втирать его в кожу! Гарри вздохнул, потянулся за черпаком – и пальцы его скользнули по чему-то удивительно мягкому и гладкому, оказавшемуся всего-навсего манжетой рубашки Снейпа. — А… что это за материал… сэр? – спросил он, удерживая руку профессора и поглаживая манжет пальцем. — Это шелк, Поттер. — Шелк… – повторил Гарри. – Красиво… очень. Он подошел ближе, глядя в глаза зельевара, выражающие… непонятно что выражающие, кажется, насмешку, но, может быть, это была просто такая улыбка по-снейповски, и… понимание. И Гарри потянулся к уходящему под горло ряду черных пуговиц, выпуская их из петель. Одна, другая, третья – всего восемнадцать, отвел фалды мантии, открывая черную шелковую грудь, и положил на нее ладони. — Поттер… – там, за этой преградой, пряталась горячая кожа, наверное, ничуть не менее гладкая, и быстро стучало сердце, а голос звучал немного хрипло. — Да? – не прекращая исследовать каждый дюйм, тихо спросил Гарри. — Ты в курсе, что нарушаешь правила техники безопасности в алхимической лаборатории? Словно опомнившись от сна, Гарри убрал руки и отступил, в растерянности глядя на профессора. — Простите… – прошептал он, потому что не придумал ничего лучше… ничего глупее. — Ты можешь идти, – прикасаясь к рубашке и запахивая мантию, Снейп отвел взгляд и почти буднично договорил: – На отработке от тебя сегодня вряд ли будет толк. Гарри не помнил, как летел вверх по лестнице и как оказался в своей спальне. Прижимаясь спиной к двери, еле переводя дух, прошептал: «Завтра… Я вернусь туда завтра!» Слишком возбужденный, чтобы лечь спать, он распахнул окно – холодный ветер дул в разгоряченное лицо, а сердце билось так гулко, что его стук, наверное, был слышен человеку, задумчиво мерявшему шагами хогвартские подземелья. * * * Утром после бессонной ночи Гарри был слишком измотан, чтобы думать. Перед глазами плясали цветные круги, ложка и вилка валились из рук. Поцедив тыквенного сока («Он еще совсем мальчик… И губы его сладкие… как тыквенный сок»), отодвинул кубок и поднялся из-за стола. Кинул взгляд в сторону учителей – к завтраку спустились только Макгонагалл да Хагрид, сейчас они тихо переговаривались, спеша обменяться какими-то новостями. Война, боль, смерть... Нужно было придумать, как избавиться ото всего этого раз и навсегда, но он думал о другом. «Знаешь, в чем твое отличие, Гарри? Ты умеешь любить». Но я не знаю, что это такое – любовь. Может быть, меня любил Сириус? Но он умер, так и не успев ответить мне на простой вопрос. Если же спросить прямо Дамблдора, придется открыть ему сознание, а этого хотелось бы меньше всего. Дверь распахнулась навстречу. «И Восточный ветер путается в полах его мантии». Гарри замер. Снейп – а это был именно он – замер тоже. Пару мгновений, показавшихся гриффиндорцу вечностью, они стояли друг перед другом. Гарри смотрел на нежное горло, и ряд черных пуговиц, и сердце стучало с перебоями, как от быстрого бега. Не сознавая, что делает, мальчик сделал еще один, крохотный шажок вперед и тихо спросил: — Как поживает Западный ветер… профессор? Он, наверное, не удивился бы даже ответу «Я не видел его с прошлой весны, Поттер», но зельевар ничего не сказал. Он только улыбнулся уголком рта и легко задел Гарри плечом, проходя в зал. * * * К полудню ветер разогнал дымку, и далекие горы острее обозначились на фоне неба. Осень с ее звуками, запахами и красками раскинулась по холмам и долинам. Дуло с запада, когда Гарри поднялся на Астрономическую Башню. В сердце его не осталось сомнений, и голос звучал уверенно. — Я хочу любви, – сказал он, воскрешая в своем сознании образ профессора зельеварения на квиддичном поле – носком ботинка он отталкивает золоченый кубок, губы приоткрываются в улыбке, он отводит пряди волос со лба Гарри. «Для чего мне все золото Англии, когда возле меня постоянно находится Золотой мальчик?» Отпустив в полет последний синий лепесток, гриффиндорец долго еще смотрел вдаль, через парапет, словно увидел что-то на горизонте. А потом, отвернувшись, по привычке взъерошил волосы. Сейчас где-то на краю мира Заклинатель приветствовал вернувшийся к нему Западный ветер. А Гарри, перепрыгивая через ступеньку, помчался в подземелья, чтобы постучать в знакомую дверь, обитую черным деревом.