Не наступи на эту рыбку, Кастиэль

— ИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ! Жизнерадостный вопль созданного несколько дней назад ангела разнёсся по всем Небесам. Михаил подавил вздох, а Люцифер поморщился, не скрываясь. — Что на этот раз? — кисло спросил он. — Он научился летать, — ответил Михаил. — Вернее, невысоко взлетать. Потом он падает. Радостные крики — как раз от падения. — Не понимаю, — с раздражением сказал Люцифер, — зачем это Отцу. — Мы и не можем постичь Его замыслов, — напомнил Михаил. — Он экспериментирует с разными формами жизни. Ангел, начинающий существование с чистого листа, — интересная попытка. — Но зачем Ему эксперименты? — воскликнул Люцифер. — Мы совершенны! Нельзя создать ничего лучше нас! Что дальше — смертные существа? Или существа вообще без зачатков разума? — Я не стану спорить с тобой, брат, — вздохнул Михаил. — Я лишь передаю тебе поручение Отца. Ты должен присматривать за Бальтазаром. Люцифер сердито зашипел. — Последним поручением, которое Он мне дал, было принятие метки Тьмы! — воскликнул он. — Я был Его правой рукой в сражении! Я Его лучшее творение! И я должен приглядывать за этим неразумным созданием? — Да, — сказал Михаил. — Если не хочешь ослушаться. С этими словами он исчез, а Люцифер смерил пристально рассматривающего своё крыло Бальтазара презрительным взглядом и громко позвал: — Хаэль! Хаэль, ангел одного из самых низких рангов, тут же явилась перед ним, восхищённо глядя на архангела снизу вверх. — Да, Светоносный? — Это Бальтазар, — Люцифер небрежно махнул рукой в сторону младшего брата. — Новое творение Отца. Пригляди за ним. — Но, Светоносный, сегодня я… — Никаких возражений, — отрезал Люцифер и исчез. Хаэль беспомощно посмотрела на снова пытающегося взлететь малыша. Тут же раздался новый зов, и она, схватив Бальтазара за руку, перенеслась к командиру своего гарнизона. — Наконец-то, — Габриэль сурово посмотрел на неё, — все на месте. Итак, Отец принял решение по поводу планеты, которой мы сегодня займёмся. Ей станет Земля. У неё подходящая для его целей атмосфера. Он собирается населить её примитивными жизненными формами, но сейчас она представляет из себя вулканическую планету. Задача нашего строительного гарнизона — сделать её пригодной для жизни. По знаку Габриэля гарнизон перенёсся к названной им планете; Хаэль не выпускала руки Бальтазара, боясь, что тот начнёт артачиться и шуметь. Малыш, однако, пришёл от новой планеты в восторг и уставился на неё с восхищением и любопытством. Вздохнув с облегчением, Хаэль забыла о нём, вслушиваясь в слова командира. Как и Бальтазар, Хаэль была экспериментом. Она была создана уже взрослой, способной разговаривать и летать, умеющей использовать свои силы, но не всеведущей. Она не знала, что такое упомянутая Габриэлем "атмосфера"; не знала, какие условия пригодны для жизни примитивных форм. Но она не задавала вопросов. Она не хотела мешать остальным и решила, что разберётся в процессе. Как и многие в гарнизоне, она летала к дальним планеткам и оттачивала на них разные приёмы; ей нравилось делать их идеально плоскими. Вот и сейчас она решила, что на вверенном ей участке создаст огромную равнину. Это будет красиво. Правда, Габриэль ничего не говорил о красоте, но она вообще мало понимала из того, что он говорил. — Что касается материков, — сказал, например, он, — их теперешние формы не окончательны. Земная мантия довольна податлива, и её температура и строение позволяют двигать литосферные плиты. Раскол там, трещина здесь — и готово. Ей удалось найти чудесное место. Кривое и каменистое, оно подчинилось её умелым рукам и становилось всё более плоским и совершенным; излишки породы Хаэль откладывала в сторону, заставляя повиснуть в воздухе. Потом она собиралась закинуть их за Марс, там был целый пояс таких обломков — возможно, тоже расходных строительных материалов. И тут у неё за спиной раздался грохот, а сразу после — радостный смех. Хаэль в ужасе обернулась. Бальтазар, про которого она совершенно забыла, радостно хлопал в ладоши, усилием воли заставляя огромные каменные глыбы пропахивать в земле глубокие борозды. Земля трескалась, а он швырял всё новые и новые глыбы, уничтожая только что созданный Хаэль шедевр. — Нет! — воскликнула она, отбрасывая обломки подальше от него. — Бальтазар, я ведь не смогу вернуть всё как было! Придётся срезать новый пласт, это будет ужасно! — Мне скучно, — обиженно надулся Бальтазар. — Я хочу играть. Спокойно, сказала себе Хаэль. Сколько у неё ещё есть времени до прибытия нового гарнизона? Оказалось, что нисколько, потому что за спиной у неё раздалось: — И как это понимать, Хаэль? Вздрогнув, она обернулась к Габриэлю. Глаза архангела метали молнии. — Это… каньон, — сказала она. — Большой каньон. Вообще-то, если подумать, каньон не был лишён определённой красоты. Ей вдруг захотелось пролететь над ним. — И как, скажи на милость, здесь приживётся хотя бы растительность, не говоря уже о животных организмах? — гневно вопросил Габриэль, и голос его был словно гром, с которым грохоту каменных глыб было и не сравниться. Хаэль опустила голову, готовясь к худшему. — Мне скучно, — раздался тут упрямый обиженный голосок. — Я хочу ещё играть. Габриэль медленно повернулся к Бальтазару. — Неужели, — сказал он, — тебе доверили воспитание одного из младших ангелов, Хаэль? — Мне поручил это Люцифер… Хаэль осмелилась поднять взгляд и успела увидеть, как Габриэль закатил глаза. — Ну ещё бы, — сказал он. — Я забираю Бальтазара, Хаэль. — Скууучно! — Бальтазар взмахнул рукой, явно пытаясь снова поиграть с камнями, но Хаэль убрала их далеко, и сил его Благодати пока не хватало. — Ничего, — сурово ответил Габриэль. — У меня как раз должен появиться новый подопечный. С ним ты точно не заскучаешь. — Новый подопечный? — осторожно спросила Хаэль. Она вовсе не была уверена, что суровый Габриэль поладит с капризным Бальтазаром, но, с другой стороны, вряд ли у неё получилось бы лучше. — Он тоже был создан… неопытным? — Хуже, — мрачно сказал Габриэль. — Младенцем. Что такое младенец, Хаэль не знала, но задавать новые вопросы не осмелилась. — Возвращайся на Небеса, — велел ей Габриэль. — Здесь вот-вот появится новый гарнизон, который займётся океаном. Я остаюсь здесь, а вы переходите в подчинение к Рафаэлю. — Слушаю, — Хаэль покорно склонила голову и, позволив себе последний взгляд на Большой Каньон, покинула Землю. Увидит ли она свой каньон с высоты хоть когда-нибудь? — Не наступи на эту рыбку, Кастиэль, — предупредил Габриэль. Он прибыл на Землю с очередной проверкой, и подопечные, которых некому было передоверить, следовали за ним. — У Отца на неё большие планы. Кастиэль и Бальтазар переглянулись. Им сложно было представить, что такое крохотное неразумное существо может иметь в глазах Отца какую-то ценность, но они по опыту знали, что когда Габриэль исполняет поручение, данное свыше, лучше его не отвлекать. "Скучно", — одними губами сообщил Кастиэлю Бальтазар. Тот, нахмурившись, покачал головой: они присутствуют при воплощении очередного замысла Отца. Отца нужно любить и почитать, а его замыслами и творениями — восхищаться. Так учил Габриэль. — Почему Люцифер говорит, что люди — порочные создания? — спросил Кастиэль. Благодать Габриэля недовольно замерцала. С ответом он торопиться не стал. Бальтазар часто-часто задёргал крыльями, явно дожидаясь ответа с большим нетерпением. Кастиэль никогда не понимал своего ближайшего брата. Нетерпение, как и скука, было ему неведомо. Насколько ему было известно, эти два качества ангелам были несвойственны вовсе. Габриэль же в ответ на жалобы Бальтазара на скуку всегда приказывал ему молиться, так что тот стал проявлять куда больше смирения, чем когда-то, но Кастиэль иногда подозревал, что оно на самом деле напускное. Думать, что кто-то может говорить неправду или притворяться не тем, кто он есть на самом деле, было странно. Он старался избегать таких мыслей. — Люди, — сказал наконец Габриэль, — не проводят столько времени, как мы, ангелы, в молитвах и служении Отцу. Люцифер полагает, что они думают лишь об удовлетворении суетных потребностей. — Но ведь им нужно беспокоиться о выживании, — возразил Кастиэль. Габриэль недовольно на него посмотрел. — Отец, — с нажимом сказал он, — повелел нам любить людей. Поэтому наш долг — любить их. Не потому, что мы считаем их достойными любви, а потому, что мы верим, что они её достойны. Ты понимаешь? Кастиэль сосредоточенно кивнул. — Ты любишь людей? — серьёзно спросил он. Иногда Кастиэль задавал такие вопросы… Каждый раз они заставали Габриэля врасплох. — Разумеется, — резко ответил он. Когда-нибудь, подумал он, у Кастиэля будут проблемы из-за этого его… Закончить мысль он не смог и решил быть с подопечным посуровее. Кастиэль явился по первому зову. Как и всегда. Габриэль пристально в него всмотрелся, но никаких изменений в том, как он держался, не обнаружил. Обычное спокойствие и невозмутимость. — Только что, — сказал Габриэль, — я виделся с Рафаэлем. Кастиэль спокойно дожидался продолжения. — Он сказал, что я хорошо тебя обучил. Благодать Кастиэля замерцала удовольствием. Впрочем, сказать он так ничего и не сказал, и Габриэль терпеливо спросил: — Что это значит? — Я говорил с ним, — сказал Кастиэль. — Рассказал ему о Содоме и Гоморре. Габриэль нахмурился. — Рассказал что именно? — Что ангелам нравится это место, и они часто вселяются в людей без их на то согласия и… ведут себя неподобающим образом. Рафаэль пообещал мне разобраться. — Ты ведь знаешь, как именно он разобрался, да? — уточнил Габриэль. — Нет. Как? — Содом и Гоморра уничтожены, Кастиэль. Стёрты с лица земли. Раньше Габриэлю никогда не приходилось видеть, чтобы ангельская благодать тускнела так быстро. — Как уничтожены? — спросил Кастиэль. — А где же теперь будут жить люди? — Скажем так — не осталось никого, кого это беспокоит. Кастиэль потускнел почти до прозрачности, но Габриэль не успел испугаться, что он просто растворится в воздухе, потому что почти мгновенно он решительно вспыхнул. — Я должен всё исправить, — объявил Кастиэль и исчез. Кастиэль существовал уже миллионы лет, и Габриэль определённо мог бы просто забыть о случившемся. Бальтазар и Кастиэль больше не были несмышлёными малышами, и вряд ли кто-то продолжал считать их подопечными Габриэля. Кроме самого Габриэля. — Чтоб тебя, Кастиэль, — проворчал он. У него не было никаких сомнений насчёт того, куда именно перенёсся его бестолковый воспитанник: туда, куда не направился бы ни один здравомыслящий ангел. К Михаилу. Когда после падения Люцифера Отец исчез, не было никого главнее Михаила. Хотя Рафаэль и Габриэль были такими же, как он, архангелами, они признавали первенство брата; они были созданы подчиняться, а не править, и Михаил освободил их от тяжкого бремени, взвалив ношу руководства на себя. Он делал всё ради того, чтобы вернуть Отца и брата, а остальные подчинялись и не задавали вопросов. И не докучали ему своим присутствием. Конечно, Кастиэль решил, что гибель пары тысяч и без того смертных созданий — уважительная причина, чтобы побеспокоить Михаила. Когда Габриэль возник за спиной Кастиэля, оказалось, что Рафаэль прибыл раньше него; то ли это было совпадением, то ли его вызвал Михаил. — Это правда? — без особого интереса спросил Михаил у Рафаэля, не обратив на Габриэля внимания. — Да, — равнодушно ответил тот. — Но почему ты уничтожил всех этих людей? — спросил Кастиэль. Его благодать взволнованно мерцала; Габриэль привык к этому, но при других ангелах Кастиэль обычно держал себя в руках. Это не могло не встревожить Габриэля; Михаил явно заметил это мерцание и посмотрел на Кастиэля куда пристальнее прежнего. — Я не понимаю, — сухо сказал Рафаэль. — Ты сам пришёл ко мне с жалобой. Я удовлетворил её. — Я жаловался совсем не на людей! — воскликнул Кастиэль. — А на ангелов! Они входили в людские тела, не испрашивая их на то согласия, не взирая на то, способны ли эти сосуды вместить их благодать! Многие просто не выдерживали и сгорали! — Что с того? — нахмурился Рафаэль. — Люди всё равно смертны. Они нечестивы и должны быть благодарны нам за то, что получили возможность узреть свет. — Свет? Ангелы предавались разврату в их телах! Разве это завещал нам Отец? Рафаэль хотел было гневно ответить, но Михаил спокойно спросил: — Чего же ты тогда хотел, Кастиэль? — Чтобы ангелам запретили занимать людские тела без их на то согласия. Чтобы было запрещено занимать сосуды, не способные перенести бремя ангельской благодати без вреда для себя. — Это смешно! — воскликнул Рафаэль. — А если понадобится… Под суровым взглядом Михаила он умолк. — Одним запретом я не ограничусь, — сказал Михаил. — Метатрон. Запиши это на скрижали. Габриэль только сейчас заметил присутствие писаря; его блеклая благодать совсем терялась в ослепительном сиянии Михаила. А Михаил оказался к Кастиэлю вплотную и всмотрелся в него пристальнее прежнего. Подавшись наконец назад, он кивнул каким-то своим мыслям. — У меня будет дело для тебя, Кастиэль. Не сейчас; пока план ещё не совершенен. Но ты мне понадобишься. — Буду рад оказаться полезным. — Кастиэль склонил голову. Ну хоть чему-то Габриэль сумел его научить. Но предчувствие у него возникло нехорошее. — Я не понимаю, — сказал Кастиэль. — Ничего нового, — кисло ответил Бальтазар. — У тебя всегда есть какие-то вопросы. — Зачем мы это делаем? — Касси, мы просвещаем этих людей. Открываем для них свет веры. Чтобы уверовать, им нужны чудеса; мы даём им эти чудеса. Пусть отринут свою нечестивость. — Но они страдают! — Без этого не обойтись, — Бальтазар пожал плечами. — Ты ещё не понял? — Неужели чудеса обязательно должны быть жестокими? Почему нашествие саранчи? — Ты же знаешь: достаточно было им помолиться Отцу, как урожаи чудесным образом бы умножились. Но даже казней Господних им мало! — Они гибнут, Бальтазар! Это не оставляет им возможности признать свои ошибки! Почему нельзя просто объяснить им? Дать простые заповеди? — Будто мы не присылали пророков! Они просто не слушают. — Значит, нужно лучше подумать над тем, как и что они говорят. Бальтазар тяжело вздохнул. — Новое задание тебе точно не понравится. — Я… должен участвовать? — Рафаэль назвал твоё имя. — Рафаэль… — Кастиэль отвернулся. — Хочешь оспорить решение архангела? — Бальтазар приподнял бровь. Бальтазар не успел ответить; над городом, за которым они наблюдали с вершины ближайшей пирамиды, замелькали чёрные вспышки. — Пора, — отрывисто произнёс Бальтазар, и они понеслись к городу. К городу слетались и ангелы, и демоны; египтяне призвали своих лже-богов, за которых с удовольствием выдавали себя прорвавшиеся из ада демоны, в борьбе с насланными ангелами Казнями. Кастиэль выхватил клинок, готовясь к битве, и удивился тому, что отовсюду доносятся человеческие крики, всё чаще и громче. — Последняя возможность одуматься, — крикнул Бальтазар. — Последняя казнь. Убийство всех первенцев. — Что? Нет! — Ну же, Кастиэль! Неужели ты хочешь бросить целый народ на откуп демонам? Тут целый рой демонов, возникнув словно ниоткуда, бросился на них, и Кастиэлю стало не до споров. До сих пор он редко участвовал в сражениях, и ему потребовалось полностью сосредоточиться на битве, чтобы не позволить демонам завладеть своим оружием. Пока клинок оставался в его руке, адские создания были беспомощны против него, но вырони он его… Габриэль хорошо обучил его. Он двигался быстро и ловко, и вскоре рядом с ним не осталось ни одного демона; все они были развеяны по ветру. Торжествующе улыбнувшись, он повернулся к Бальтазару… и не увидел его. Его брат исчез. — Бальтазар! — крикнул Кастиэль. — Бальтазар! Ответа не было. Ангел всегда слышал зов другого ангела, но Бальтазар не отвечал. Забыв о людях и демонах, Кастиэль слепо носился по городу, выкрикивая имя брата, словно это могло чем-то помочь; расстояние не имело никакого значения для ангельской связи, но ответом ему было лишь молчание. Он уже не слышал ни предсмертные крики младенцев, ни плач их родителей, ни ругательства демонов, ни звон ангельских клинков; все звуки исчезли. — Габриэль, — слабо позвал он. — Габриэль! Целое мгновение он не получал ответа; это мгновение он чувствовал, что остался совершенно один. Но Габриэль с окровавленным клинком и плохо скрываемым беспокойным мерцанием благодати всё же возник рядом. — Кастиэль? — спросил он, хмурясь. — Что случилось? Кастиэль бросился к нему. Он не должен был уметь чувствовать боль и потерю. Не должен был нуждаться в заботе и утешении. Ангелы этого попросту не умели. Но всё же город плакал по своим детям, и Кастиэль, не в силах пролить ни слезы, плакал вместе с ним, а Габриэль, который обязан был сделать ему внушение, обнял его своими крыльями. Сражение затихало. — А я говорил, — самодовольно сказал Рафаэль, глядя на солдат, за запястья прибивающих к кресту измождённого человека. — С ними нужно говорить на языке силы. Хватит слать к ним пророков! — Он свысока посмотрел на Кастиэля. — "Принести им слово любви"? Вот вся их любовь, Кастиэль! Жестокость — всё, на что они способны! Всё, что они понимают! — Кастиэль? — спокойно спросил Михаил. — Ты согласен? Или считаешь, что это Габриэль допустил ошибки при воплощении твоего замысла? — Нет, — бесцветным голосом произнёс Кастиэль. — Габриэль исполнил всё безукоризненно. Страшно было слышать его голос таким. Габриэль помнил его полным веры и полным боли; сейчас в нём не было ничего. Кастиэль был опустошён. — Твой вердикт? — спросил Михаил. — Я не вижу здесь ничего, кроме боли, — прошептал Кастиэль. — Больше я не буду спорить. Это можно было воспринять как обычное проявление смирения, но Габриэлю почему-то внезапно стало больно. Словно кто-то вонзил клинок в его крыло; он должен был, должен был знать, что именно Кастиэль будет тем единственным, кто сможет причинить ему боль. Как много бы он отдал, чтобы не видеть его таким! Вера Кастиэля в человечество рухнула, и Габриэлю, который не верил в людей ни секунды, было больно. Решение он принял мгновенно. Он больше не будет сторонним наблюдателем; он не хочет видеть, как Кастиэль потеряет веру в Отца — последнее, что у него осталось. Он спустится на Землю и узнает человечество так, как не знал ни один ангел; разве что Бальтазар, следов чьих крыльев Габриэль так и не нашёл в древнем египетском городе. Он ничего не сказал Кастиэлю тогда и не скажет сейчас. Он спустится вниз и, быть может, узнает что-то, что поможет ему вернуть Кастиэлю веру в людей и в замысел Отца. Возможно, он поймёт, почему Отец ушёл и как его вернуть; правда, это сейчас беспокоило его меньше. Справится ли Кастиэль без него? Да. Сейчас он ему не нужен. А потом… у Габриэля было ощущение, что он ещё понадобится брату и окажется рядом именно в нужный момент. Откуда у него было это ощущение, он не знал, но ему тоже нужно было во что-то верить.