Тот, кто зажигает свет

      Фонарщик я.       Всю жизнь был фонарщиком, и отец мой, и дед. Не самое плохое занятие. Лучше, чем прилипалы-доносчики. Вы скажете, все профессии важны, да… Только жить доносами — себя не уважать! Хоть и платят им поболее.       Я зажигаю свет. Каждый вечер зажигаю, каждое утро гашу, коли само не прогорит. Но это нечасто бывает: гасить-то все мастера. И гасят, и гасят…       Эх, давайте уже про фонари!       Гордость нашего города. Стеклянные, красивые! Не на всех улицах, правда. В нижней части и вовсе нет. Там всего не хватает.       Сколько себя помню, Городу-на-Воде всегда не хватало света. Даже днем пасмурно, а вечером сплошь туманы, что уж говорить про ночь. Фонари хоть чуть мрак рассеивают, а так — темно, тихо, лишь вода о сваи колотится. Редкие прохожие и норовят пробежать побыстрее от фонаря к фонарю. Хотя кто в водном городе ходит ночью по мостовым? Вот, правильно думаете. Одни фонарщики да страшные сказки.       Как зажигаю? Подхожу к столбу, приставляю лесенку. Поднимаюсь осторожно — имущество городское, а последняя перекладина малость поизносилась. Я уж просил заменить ступеньку, да! Не одну бумагу составил, да все зря. Ну ладно, на мой век хватит, а смены у меня и вовсе нет.       Ну так вот, открываю стекло, зажигаю спичку и дую. Не знаю, зачем, просто так. Начал один раз, вот и дую, пока тонкий фитиль не схватывает радостное пламя. Глупо, да. Но словно рядом тоже теплеет, в доме, у которого я фонарь зажег. У нас ведь часто окна нараспашку. Нет, вы не думайте, я не прислушиваюсь! Да как тут не услышишь, коли, почитай, крику и ругани летит из каждого окна… Ну вот, а подую — и вроде тише становится. Разглаживается, как приливная волна под ветром. Или светлеет, если есть чему светлеть.       Не говорил никому, да и зачем? Работа у меня такая, и у отца моего, и у деда… Устал я, признаться, тепло и свет отдавать каждый день. Стар стал. Суставы болят, да и как не болеть в нашей-то сырости! Но хожу, хожу.       Где света добавлю, где теплом подую.       В одних домах и дуть не нужно, и зажигать. Но мало таких. В других хоть задуйся, хоть какой огонь зажги — там голосов не слышно, а только удары. Или молчание такое, что похуже криков будет.       А есть такие дома и люди, ровно весло на лодке — качается. Его лишь подтолкнуть — оно и упадет. Либо вверх, либо вниз.       Так вот, к чему я про то весло заговорил… Есть один дом, там и дуть никогда не нужно было! Самому душу грело, только постой рядом. И с фонарем никогда осечки не было.       Но не в этот раз.       Холод я почуял, когда фонарь гасил. Его с утра всегда гасить приходилось, сколько бы я масла с вечера ни налил. А тут погасил — и поплохело мне. Да так, как никогда ранее. Закашлялся я, обернулся…       Вот тогда и увидел его.       Стоит, за дверь уцепился, словно там вся жизнь его осталась. А девушке той, что не только дом освещала, но и меня, старого фонарщика, грела, еще хуже было, чем ему.       Ему бы вернуться, ей бы позвать! Но молчат оба, не шевелятся. Она в подушку зубами вцепилась, он на ручке двери пальцев разжать не может.       Не знаю, зачем я это сделал. Не позволяют нам такого, да и вам вот говорю и вижу: глупость это была.       Да только вернулся обратно, а ведь уже до мостовой дошел. Зажег аж две спички, влил все масло, что оставалось, и подул.       Кашлял и дул, пока не разжег снова этот проклятый фонарь! А он все гореть не хотел!       И тут в глазах потемнело. Бывает, старость. Но все же увидел я, как дверь открылась, а те двое обнялись. Вот только не знаю, как я потом у вас оказался.       Ну вот вы спрашивали, кто я. Фонарщик я, что тут скажешь. Тот, кто зажигает свет.