В твоих глазах сгорали звёзды

Послушайте! Ведь, если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно? Значит — это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда?!

Прохладный воздух, подгоняемый осенним ветром, медленно вливался в окно, клубком оседая на холодном кафеле и покалывающе приятно окутывая босые ноги. Длинные, чуть подрагивающие ресницы, окаймлявшие полузакрытое веко, отбрасывают еле заметные тени, падающие тонкими полосами на белоснежную кожу, которая из-за свечения уличных фонарей походит на белёсый фарфор. Пепел, напоминающий серый, чуть обугленный снег, с шипением растворяется в банке-пепельнице, которую трясущимися то ли от холода, то ли он нервов руками сжимает юноша. Его сгорбленная, худощавая фигура выглядит слишком правильно в этом обшарпанном и старом оконном проеме, будто бы их специально вытачивали, скрупулезно подгоняя друг под друга. От небольшого дуновения ветра белая мешковатая футболка скользит по суховатому телу юноши, очерчивая угловатый силуэт и оголяя опаленные лунным светом участки кожи. Слышатся аккуратные шаги, сопровождающиеся шелестом одеяла и тихими зевками. Виновник, посмевший нарушить эту прекрасную, обволакивающую тишину ночи, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, остановился у входа на кухню и, широко зевнув напоследок, прошептал: — Томас, что ты здесь делаешь? — его хриплый ото сна голос эхом проносится по пустой комнате, взрывая ушные перепонки, привыкшие к жужжащему за окном воздуху. — Курю, — юноша видит улыбку на лице этого светловолосого полуночного чуда, поэтому уголки его губ тоже постепенно ползут вверх. — Иди сюда, я кое-что тебе покажу. Дилан сцепляет пальцы с чуть подрагивающей белоснежной ладонью и с явным любопытством подходит ближе к раскрытому окну. Его взору открывается тёмно-синее, холодное полотно, величественно возвышающееся над поднятыми головами молодых людей; на нём, словно разбрызганные кистью художника-модерниста, красуются леденящие пятна звезд, собранные в немыслимые созвездия и, кажется, чуть подрагивающие в их запутанной паутине. — Мы такие хрупкие, по сравнению с этим бескрайним океаном неба, раскинувшимся над нашими головами, и мне иногда кажется, что, засмотревшись в эту пугающую, но в то же время притягательную бездну, я провалюсь в нее и буду обречен на вечные скитания в холодной и бесчувственной пустыне звезд, — Томас протянул длинные пальцы, словно собираясь дотронуться до этой величественной пустоты. — Я бы назвал это кладбищем разбитых надежд. Все мы когда-то хоронили наши мечты, цели и идеалы, но никогда не задумывались: а куда, в конечном итоге, пришвартуют измызганные корабли иллюзий, которые мы гордо называем „смыслом жизни“?, — Дилан завороженно смотрел на картину, разворачивающуюся прямо над его макушкой. — Однажды, Томми, и нас с тобой, уставших и вымотанных вечными поисками и скитаниями, прибьет к берегу. С этими словами он ближе притянул дрожащего от холода парня и невесомо поцеловал его в затылок. Эта волшебная ночь, пахнущая остывающей землей и родным запахом любимого человека, трещала от нежных прикосновений молодых людей и завывающего за окном ветра. — А ты когда-нибудь думал, зачем каждую ночь на небе зажигаются звёзды? Значит — это кому-нибудь нужно? — еле слышно прошептал Томас, удобнее устраиваясь в тёплых руках любимого. — Для каждого из нас ночь — это что-то сугубо личное, своё: для кого-то — это прекрасные часы безмолвия и одиночества, а для кого-то — страх, которому порой хочется отдаться и в котором ты можешь утонуть. И чтобы люди не затерялись в этом оглушающем пустотой вакууме, наполненном лишь сбивчивым дыханием и тихим сердцебиением, кто-то каждый раз зажигает их, указывая путь затерявшимся в ночи душам. Дилан аккуратно повернул голову и взглянул на Томаса — в его широко раскрытых чёрных глазах, путаясь где-то в пушистых ресницах, отражался целый мир, состоящий из подрагивающих плевков жемчужин и плотно-синего неба. Юноша уткнулся носом в любимое острое плечо и тихо прошептал: — Я уже нашел свою Вселенную.