Свидание

Глеб находился в невзрачном на вид помещении. Положив руки на обшарпанный стол, впитавший в себя море слез, соплей и слюней, он размышлял. Ловя себя на мысли, что не пристало думать о судьбах Родины в тот судьбоносный момент, когда впервые за годы ему позволили тридцатиминутное свидание с Надеждой, Нержин вновь и вновь возвращался к благородным помыслам о сути русской души, роли православия в истории Руси, которую разграбили подлые больш… — Сюда, гражданка, — послышался голос оперуполномоченного в коридоре. Надя вошла в комнатушку. Ее лицо, некогда привлекавшее юного Нержина своей ангельской невинностью и первозданной свежестью, теперь носило черты времени хрен знает какой по счету сталинской пятилетки. Наметанный глаз Нержина сразу распознал в ней убогую труженицу режима, занимающуюся самой неблагодарной работой, чтобы прокормить себя в период подготовки к защите кандидатской. «Проклятые совки» — подумал Нержин. Надя некоторое время его разглядывала. Было такое ощущение, что происходит нечто повседневно-банальное. Она села напротив на скамью, положив руки на стол, так, чтобы их видел оперуполноченный Мышин. Он разглядывал Надю и Глеба с таким видом, словно они загораживали ему выход в автобусе — брезгливо и недовольно. — Ну… как ты? — выдавил из себя Глеб. — Ничего… — замялась Надя, не зная, как начать разговор. Как обычно и бывает, все, что накопилось за годы ожиданий, тут же куда-то улетучилось, словно жидкость из оброненной по пути параши, впиталась в землю без следа. Надя стала водить по столу руками и привычным жестом убрала их под стол, чем вызвала окрик оперумолномоченного: — Руки! Глеб вздрогнул, переживая за нервы жены, однако та вытащила руки из-под стола и положила поближе к пальцам Нержина, однако не рискуя их коснуться. Она интуитивно почувствовала, что прикосновения тоже запрещены инструкцией. Внезапно Мышин отошел от дверного косяка и встал вплотную за спиной Нади, чем вызвал еще большее смущение. — Ну, рассказывай — потребовал Глеб, переводя взгляд с жены на опера и обратно — Как работа, учеба? — Диссертацию все заставляют переделывать… уже вроде допечатала, а все время что-то не так. Глебу это было понятно без слов, ненавистный совковый режим требовал постоянно быть в русле существующей политической конъюнктуры. Эх, если бы он мог написать работу за жену! Она глупая и наивная, конечно, уже растерялась… Внезапно оперуполномоченный положил свои крупные ладони на узкие плечи Нади, чем вызвал снова неловкое молчание. А между тем отпущенные тридцать минут, 1800 секунд долгожданного счастья, неумолимо тикали. Нержин удивился, пальцы Мышина делали массаж. — Ну что, замолчали, граждане? Продолжайте — потребовал Мышин. — Что вы делаете? — спросил Глеб. — Не болтать! А то лишу свидания. Нержин, конечно же, мог вскочить и вспылить, но умудренный опытом допросов, лагерей и пересылок, решил не нагнетать обстановку. Много раз у него было случаев, когда он мог спасти кого-то, рискнув положением, пайком, сроком, но он помалкивал. Он берег себя для чего-то ВЫСШЕГО, для ОСОБОЙ МИССИИ. Стоит ли растрачивать свои эмоции сейчас, когда впереди борьба с режимом? О, как он грезил свержением коммунистического режима, ударом ядерных ракет по Москве и Петербургу, повешением Сталина, появлением первых «макдональдсов«… Между тем оперуполномоченный уже совсем обнаглел, его руки ласкали сильно уменьшившуюся за годы страданий, но все же довольно заметную грудь Нади. Она молчала и лишь прерывисто дышала, не зная, что предпринять. Она-то уж точно помалкивала в таких ситуациях, но вряд ли ею двигали такие благородные помыслы, как у ее мужа, тут были мотивы попроще — не усложнять и перетерпеть. — Ты, главное, себе уясни — начал Глеб назидательским тоном — Срок это условность, в страну прошлого так просто не возвращаются… — Нет, не говори так, милый — не выдержала жена — Я обязательно буду тебя ждать… Тебя освободят, амнистия какая-нибудь, все дела. Из коридора на легкий свист прибежал младший лейтенант, и они вдвоем приподняли Надю и положили ее животом и грудью на стол, Нержину даже пришлось отшатнуться и убрать руки, чтобы не коснуться жены, не нарушить священную инструкцию. «Гребаные совки» — подумал он. Похотливые пальцы майора снимали с нее дешевую непонятного цвета юбку. Глеб нутром чувствовал, что сейчас произойдет нечто не очень вписывающееся в категории его этически-моральных рамок, но все же твердо решил сохранять спокойствие и только спокойствие. — Тебе вообще идет — не то пробормотала, не то прохрипела жена, ей было не очень легко дышать прижатой к поверхности стола сильными руками младшего лейтенанта КГБ. — Что идет? — спросил Нержин, натянуто улыбаясь. — ВОобще все… быть здесь — ответствовала она и тут же вскрикнула, когда в нее порывисто и с кряхтением вошел оперуполномоченный. Не успела она раскрыть свою мысль глубже, как он совершил проникновение снова, и она только закусила губу. — Ты, главное, не переживай — заторопился Нержин. Она смотрела на него преданными глазами, правда, слегка затуманившимся. — Кстати, жену Сологдина знаешь? — Да-а… — через стон отвечала Надя. — Передай ей, что он ее помнит… любит, ждет, боготворит — выпалил Нержин. Как-то Сологдин говорил иначе, более складно, отчего три слова складывались чуть ли не в стихотворение. Какое-то слово он забыл… - Ах, да. преклоняется! — Прекло… о-о-а-а! — застонала Надя, чуть не впиваясь ногтями в стол. Оперуполномоченный задвигался быстрее. — Ну что, заключенный Нержин — кряхтя, сказал он — у вас еще 20 минут осталось. — Спасибо, товарищ Мышин — отвечал Нержин, стараясь запомнить лицо своей супруги и сохранить его как светлую память в лагерях и тюрьмах проклятого режима. Надя тщетно пыталась скрыть, что происходящее никак ее не отвлекает. Мало того, она еще испытала совершенно бесстыдный оргазм и даже выгнулась на столе, как просыпающаяся кошка. В этот момент Мышин кончил и через несколько секунд со вздохом вышел из Нади. — Ты не удивляйся, если меня отсюда увезут… — сказал Нержин. — Могут…, а куда? — словно проблеяла Надежда, когда место майора занял младший лейтенант. Он был нежнее и аккуратнее, словно бы извиняясь за исполняемую им роль. — Бог знает — махнул рукой Нержин. — Уж не стал ли ты верить в бога? — В самом деле, гражданин… как же так? — укоризненно спросил Мышин. — А почему бы и нет? — улыбнулся Нержин — Паскаль, Ньютон, Эйнштейн… На Эйнштейне Надя издала тихий стон. Майор положил руку ей на голову и стал гладить по волосам мокрой ладонью. Чем она была мокрая, Нержин старался не думать, но волосы жены становились как будто засаленные. «Вот сейчас бы ее поцеловать, терять уже нечего» — подумал Нержин и вроде бы уже почти решился, но все же остался сидеть. Лейтенант осмелел, его движения стали более энергичными, ритмичными. А в кабинет неслышными шагами подошел оперуполномоченный Шикин, приподнял голову обескураженной Нади за подбородок, рванул ширинку и… Нержин зажмурился, а когда раскрыл глаза, увидел, что губы его жены заняты. «Ну и хорошо, не придется рисковать новым сроком за нарушение процедуры свидания» — подумал он. — Ты уже не носишь кольца, молодец — сказал он, поглядев на пальцы жены, сжимающие инструмент майора. — М-м-м-м — утвердительно промычала Надя. Лейтенант схватил ее рукой за волосы, потянул на себя, но Шикин шикнул (прошу прощения за тавтологию) на него и сам взялся за освобожденные волосы, буквально насаживая жену заключенного на свою булаву. Ее губы распирал мощный ствол, на глазах выступили слезы. «Слезы русской женщины…» — печально подумал Нержин, невольно залюбовавшись картиной — «Даже жены декабристов не испытывали таких страданий…». Ее тело сотрясла новая судорога, но лейтенант еще держался, держался и Шикин. Вдвоем они терзали ее несчастное тело с двух сторон. — Важно, чтобы ты не связывала надежд с окончанием моего срока — нашелся что сказать Глеб. И тут дежа-вю, а не говорил ли он этого минут 5 или 10 назад? Сначала в нее излился лейтенант, не выдержав бешеного ритма. Затем почти одновременно с криком дошел до конца Шикин, выдернув инструмент и облив лицо жены дающим жизнь семенем. Нержин задумчиво наблюдал за умирающими на бледной коже жены будущими детьми коммунизма… Мысль, что они нашли свой конец вот так, отчего-то доставила удовлетворение его философскому уму. Они молчали все впятером где-то с полминуты. Нержин ободряюще смотрел на жену. Сколько им еще предстоит перенести, чтобы сохранить свою верность и любовь! Желтая струйка мочи из-под свисающего живота Мышина окатила лицо Надежды, затем перенеслась на грудь и плечи Нержина. Глеб сидел ровно, сохраняя на лице улыбку Джоконды. «Главное — сохранить себя для будущей борьбы». — Все, свидание окончено — объявил тяжело дышащий Шикин. — Но как! — возмутился вдруг Нержин — Еще как минимум минут 15. — Нам виднее — сказал как отрезал гэбист. — Гражданка Нержина, на выход! — Я буду жаловаться — вдруг вскочил Глеб. Словно крылья выросли у него за спиной. — Лишу пайка вечернего — буднично объявил Мышин. Их взгляды скрестились. Глеб примирительно поднял руки и сел. «Все равно я одержал над тобой моральную победу» — подумал он. Надя улыбнулась той самой заискивающей и ангельской улыбкой, которую он так любил. Он старался запомнить ее лицо именно таким, несущим на себе печать вынужденного порока, залитым липкой желтоватой жидкостью. — Пойдемте, гражданка — Шикин положил руку на талию его жены — Нам надо еще протокол заполнить и в журнале расписаться. Нержин вернулся к ребятам. — Ну что, как? — спросили его. — Я был на высоте — похвастался он — Эти подонки не смогли сломить мой дух!