Словно вчера.

Сколько времени прошло с тех пор, как мы виделись, ты знаешь? Месяц? Два? Или, может, год? Для меня все было как будто вчера. Я словно раз за разом переживаю единственный день – тот, который последовал за нашим расставанием. За твоим обещанием. Я знаю, что сроки давно прошли, но продолжаю ждать. Почему? Просто я все еще помню, как мы стояли под пронизывающим ледяным ветром, не в силах разойтись, и помню прикосновение твоих сухих губ к моим, даже если оно уже стерлось из твоей памяти; я все еще чувствую жар твоей ладони в своей руке, пусть даже в твоей он давно остыл. Я все еще помню каждую секунду, которую мы провели вместе, и воспоминания эти настолько яркие, что порой просто сложно понять, где сама реальность. Шион мысленно прокручивал строки своего письма, которое он, не зная адреса, не отправил, оставив в верхнем ящике стола. Столько дней, месяцев он тешил себя глупой надеждой на то, что когда он вернется, все станет, как прежде. Где-то в голове он даже бережно взращивал иллюзию того, что память о нем еще не успела развеяться, что обещание... а что обещание? Жизнь Незуми всегда была полна сложностей, кто знает, что могло ему помешать. - «Мы встретимся», так? – проговорил Шион, внимательно смотря на сцену, туда, где в свете софитов стоял тот, из-за кого его жизнь встала с ног на голову. Вот же он, Незуми, живой и невредимый, такой же красивый, как и в тот день, такой же... настоящий, даже когда играет. Кажется, протяни руку - и сможешь коснуться этой бледной кожи, от жара которой так кружится голова; протяни руку – окажешься в долгожданных объятиях, и, уткнувшись в плечо, отдашься, растворишься в них, как когда-то. Совсем недавно. Вчера? Это еще лишь иллюзии в голове, но сердце уже захлебывается в ударах... и вдруг замирает, обрушивается вниз под гнетом реальности. «Если ты здесь, то почему не пришел за мной?» Ответ настолько ясен и прост, что приходит, как озарение. «Где? Где же?» - Шион закрутил головой по сторонам, почему-то зная: он найдет то, что ищет. И даже в полутьме зала безошибочно заметил горевший от восторга взгляд, ловящий каждое движение актера. Одного-единственного актера. Его Незуми. Тоска нещадно сжимает сердце, и за действием на сцене приходится следить уже сквозь пелену слез. «Как долго?» А Крыс, полностью отдавшись роли, самозабвенно цитировал реплики Дездемоны. Мне следовало бы поставить на лбу клеймо дурака раскаленным железом. Только лишь за то, что я остался сидеть в том зале, не сдвинувшись с места. За то, что ловил каждое его движение, каждое его слово так, будто видел в последний раз... возможно, потому что я видел его в последний раз. Зачем было ждать до закрытия занавеса? Чтобы сдерживать неумолимое желание броситься на сцену, когда актеры выходили на поклон? Чтобы в тусклом свете ламп наблюдать за тем, как коротковолосая незнакомка вручала букет исполнителю роли Дездемоны? Но мне хотелось окунуться в суровую реальность, необходимо было ответить на все вопросы, скопившиеся более, чем за год с того момента, когда мы разошлись в разные стороны. Я желал смерти своим иллюзиям. Трудно вспомнить, когда в последний раз Шион не мог сдержать слез. Но сложнее вспомнить, когда это было настолько необходимо. «Как долго, Незуми? Как долго ты делал из моей привязанности пустышку? Как долго держал меня за дурака? - злость рвалась наружу толчками и со слезами. – Насколько же просто тебе было забыть меня? Насколько мало я для тебя значил, Незуми?» «Он рисковал жизнью ради меня, рисковал всем, пошел на поводу у моего эгоизма, я обязан ему жизнью. Я не мог ничего не значить», - отрицало здравомыслие в голове, пытаясь потушить пожар обиды. «Ты ведь знал? Знал уже тогда, что не выполнишь своего обещания? Ты знал, что не придешь за мной, ведь так?» «Это не твоя жизнь, а его. Его жизнь. А ты – без права указывать, какой она должна быть. Ведь так?» - резко осадил он сам себя. - Но даже ничего не сказав... – негромко возразил Шион, и его голос затерялся в гуле рукоплескавшей толпы. «С каких пор он обязан перед тобой отчитываться?» - Но я думал, что мы... «Ты лишь думал. Всего лишь мысли, Шион. Бесплотные мысли в твоей голове, - его внутренний Шион будто печально покачал головой, с жалостью к тому, что снаружи, обязанному сдерживать катящиеся по лицу слезы, борясь с собой, чтобы не рухнуть на колени и не зареветь, словно пятилетний ребенок, скорчив безобразную рожицу. – А это всего лишь жизнь, какая она есть». - Я не был достоин правды? «Ты знал обо всем давно. И унижен лишь потому, что не захотел поверить». «Не трогай его!» - хотелось завопить от безумной тоски, глядя, как эта девушка обнимает Крыса, мимолетно-привычно касаясь губами его щеки. Хотелось убить ее, стереть, уничтожить, чтобы ни следа от нее не осталось на этом свете... и в то же время я ощутил к ней что-то вроде родственного чувства. Она ведь наверняка тоже тебя... Сколько времени пройдет, прежде чем война в моей голове уляжется, и я вспомню, что всегда хотел тебе лишь счастья? Сколько пройдет, прежде чем я пойму, что прошлое должно оставаться в прошлом, а я сейчас, здесь, в настоящем? Уходя, я знал, что будет дальше. Слившись с толпой, оставив вас двоих позади, я знал, что постараюсь жить дальше: останусь жить с матерью и буду помогать ей в пекарне, боясь, что если останусь один на один со своими мыслями, то сойду с ума. Знал, что, проходя по улицам, буду искать тебя в лицах, в темных куртках, в жестах прохожих. Я уже тогда был уверен, что моя грусть никогда не станет светлой, а я буду бесконечное количество раз ломать себя, натыкаясь на чужие бесцветные глаза в толпе, вздрагивая от знакомых нот в гуле голосов. И я бы непременно стал разрушать себя твоими любимыми книгами, зачитывая страницы до дыр, бесчисленно делая пометки на полях, представляя, что ты думал на тех или иных строках. Незуми, сколько времени пройдет, прежде чем я смирюсь с тем, что не могу жить без тебя? Что ты сделаешь, встретив тогда меня на пороге своего дома? Скажи, Незуми?..