Черное и белое

Лидия придирчиво смотрит на себя в зеркало. Поправляет прядь, хмурится, едва заметно поджав накрашенные яркой помадой губы в тонкую линию. Потом выдавливает из себя широкую улыбку, такую, от которой у парней обычно дух захватывает, и оправляет подол юбки, чуть задравшийся сбоку. Девушка знает, как правильно выбрать то самое сочетание. Чтобы все непременно выглядело идеально, как и подобает выглядеть Лидии Мартин независимо от ситуации. Еще она думает, что контраст – самая выигрышная комбинация, потому что в ней каждый цвет подчеркивает особенность второго. Потому что так они вместе, а значит – подходят друг другу как нельзя кстати. Еще Лидия думает, что это правило распространяется не только на цвета. *** У Стайлза сердце рвется наружу, когда Дерек делает так. Когда он чуть грубо сжимает его ладони в своих и тянет на себя. Когда его язык – скользкий и влажный, — пробегает по губам, шее, щекам, а позже – по ключицам и тазовым косточкам. У него губы температуры самой преисподней, и они оставляют на бледной коже дыры с обугленными краями. По крайней мере, так думает сам Стилински, хотя на следующий день видит в отражении маленького зеркала в ванной только засосы – розоватые большие пятна. Иногда вместо пятен почти болезненной россыпью – мелкие синие отметины, а рядом – редкие следы зубов, которые можно почувствовать, если провести подушечками пальцев по шее или ключицам. Еще реже, когда, стоя в своей комнате перед высоким зеркалом, он спускает влажное полотенце с бедер, замирает в нерешительности, потому что эти синяки, эти отметины немного пугают его, если честно. Но Стилински боится признаться в этом даже себе, поэтому ни разу не заикается о том, что, Дерек, ты не мог бы быть чуть нежнее, скажем. Я разделяю всю эту твою безумную страсть и знаю, что от меня у тебя просто сносит крышу, но не мог бы ты не впиваться пальцами мне в бедра – это заставляет меня думать о том, что ты – оборотень и можешь сожрать меня во время секса… Потом Дерек, конечно, посмотрит на него этим-своим-взглядом и чуть приподнимет брови в немом вопросе. А Стайлз, как всегда, нервно рассмеется, потрет шею и продолжит нести всякую чепуху о безопасном сексе, слизывании сырного соуса с живота, поедании макарон в постели. Как будто ничего этого не было. Как будто он не боится, что однажды Дерек будет оставлять такие следы на ком-то другом. Поэтому Стайлз бережливо хранит слова в почти не хрипящей глотке. А сам Хейл, кажется, совершенно не заинтересован. Его совсем не колышет, что Питер и Айзек странно косятся на его открытую шею, потому что не замечать такое может только слепой. Питер себя таким не считает, да и Лейхи тоже, поэтому они начинают активно обсуждать альфу, когда тот отворачивается или выходит в другую комнату. А он делает вид, что не слышит. Ему настолько безразлично, что Стайлз порой задумывается, сдался ли этому хмурому и серьезному куску гранита он — нескладный и надоедливый мальчишка, которого заботят такие незначительные вещи. В этом Стилински видит их первое различие. А дальше – по накатанной. Он делит их на черное и белое. На правильного до чертиков Дерека, который всегда спешит на помощь, словно чертов Чип или Дейл, только под два метра ростом и с шикарной, господи боже, мускулатурой, от одного вида которой член в штанах напряженно дергается, а щеки заливает румянец. На такого Дерека, с которым чувствуешь себя гребаной Гаечкой. На Дерека серьезного, но справедливого. На светлого Дерека Хейла. Бе-ло-го И на него самого. На неуклюжего Стайлза, на неопрятного и всегда возбужденного Стайлза. На Стайлза хитрого и саркастичного; чуть бледного и костлявого. На Стайлза, озабоченного сексом с его подростковыми гормонами, и Стайлза, по глупости курящего травку в школьном туалете. Стилински не считает все это, пока не убивает Арджент. Пока Скотт не сверлит его долгим тяжелым взглядом каждый раз, стоит им пересечься. Пока он не чувствует чужую кровь на своих руках, в своей душе, на обратной стороне сетчатки и на коре головного мозга. Пока эти мысли не въедаются ему глубоко под кожу, в самую душу. Пока он судорожно не выблевывает ее в туалете каждые несколько дней с таким упоением, что, можно подумать, оно ему нравится. Можно подумать, что, если испачкать душу, ее действительно можно выблевать в ближайшем школьном сортире. В туалете на заправке и у Маккола дома, в лофте Дерека и на вечеринке у Лидии. Через несколько месяцев, когда он понимает, что, да, чел, всю грязь не выдавишь из себя, душа не в желудке, бро, становится как-то слишком пусто. Поэтому Стилински начинает курить. И едкий дым, жадно вдыхаемый сухими губами, проходит через легкие, туда, глубже, и клубится, вьется в полной темноте и почти лечит. Парень думает, что он темный. Он в их паре - маленький сгусток липкой жижицы. И он, как и эта дрянь - Чер-ный *** Дереку даже не нужно его сверхобоняние или волчье чутье, чтобы понять: количество сигарет, выкуриваемых Стилински, не нормальное. Подросток дымит так, словно ему назвали точную дату смерти, и он решил тратить лишние деньги на сигареты, а время — на глупую привычку. Дерек не думает, что Стилински скоро умрет, и это тоже — одно из различий. Паренек любит шутить, и шутки у него на редкость серьезные для глупого подросткового юмора. Хейл думает, что в нем что-то сломалось, должно быть, раз он больше не говорит о сырном соусе, макаронах в постели и правилах безопасного секса. Теперь, в те моменты, когда Стилински смеется, Хейл отчетливо улавливает запах табачного дыма. И им пахнет его одежда. Его волосы. Постельное белье и вещи. Салон в стареньком джипе. Даже лофт самого Дерека насквозь пропитан едким запахом, поэтому, когда дверь за подростком закрывается, он открывает окна и подолгу стоит в одних штанах, продуваемый ветром. Чтобы вытравить это из себя. Хотя привычку Стилински курить после секса он находит весьма горячей. *** Иногда Стайлз устает. Ему хочется бросить все и уехать на своем пикапе куда-нибудь в Монтану. Куда-нибудь, где нет Дерека Хейла, где нет его лучшего друга с понимающим, черт возьми, взглядом, от которого все внутренности дрожат и глотка мгновенно пересыхает. От такого взгляда хочется вскрыть вены и выпустить мерзкую и тягучую жижу, всю до последней капли, потому что не бывает таких понимающих глаз, просто не бывает, слышите! По крайней мере, верить в это бессмысленно. Если бы кто-то убил Дерека, он бы надрал ему задницу. Он бы вывернул этого ублюдка наизнанку и оставил истекать кровью, потому что Хейл — это его и ничье больше. А потом бы умер, потому что глубокие раны с обугленными краями несовместимы с жизнью. Стайлз думает, что, если бы умер он, Дерек бы просто уехал. Оставил бы свои воспоминания, чувства и его самого в Бикон-Хиллз. И никогда, никогда бы туда не возвращался. Потому что горечи в нем ровно столько, чтобы затопить этот город. И ни на литр больше. Стайлз думал, что его желание разграничивать себя и Дерека никогда не станет маниакальным. Но оно все-таки стало. Поэтому Стилински стал замечать самые, казалось бы, незначительные различия. Вроде того, что Дерек сначала здоровается, а потом машет рукой, а не наоборот. А во время секса, когда Хейл, разгоряченный и чуть вспотевший, делает первый толчок, закрывает глаза и, чтобы не стонать, закусывает верхнюю губу. В то время когда сам Стайлз открывает глаза как можно шире и кусает нижнюю губу до слез в уголках глаз. Дерек никогда не пьет ничего из трубочки. Дерек ест пиццу только над тарелкой. Дерек спит на левом боку. Дерек чистит зубы две с половиной минуты. Дерек встает на час раньше. Дерек говорит тихим и твердым голосом. Дерек не показывает свои чувства. И тогда Стайлз вообще удивляется, как они могут быть вместе. Они настолько разные, что должны отталкиваться. Они должны ненавидеть друг друга. В конце своего помешательства Стайлз всегда идет в лофт к Дереку, думая, что сегодня он скажет все. Всегда останавливается возле тяжелой двери, поднимает над деревом кулак и... Глаза застилает пелена, а тело дрожит. Ладони зудят от раздражения и обиды так, что хочется размолотить костяшки о темное дерево. И хочется кричать, орать во все горло, срывая голос, что Дерек с его непохожестью ну просто задолбал, что он сыт им по самое горло, что в Стилински так много, слишком много его, что все мысли только об одном человеке. Что если ты там, то провались прямо на месте, потому что я не хочу тебя знать. Но Стайлз издает только глухой всхлип, почти скулит сквозь сжатые зубы. И Дерек всегда раз слышит его. Он считает все вдохи и выдохи подростка, каждый судорожный всхлип. И он знает причину этой хронической беспомощности, но никогда, никогда не позволяет себе ответить. Просто схватить мелкого засранца и затащить внутрь. Наорать, а потом целовать. Долго и страстно, скользя языком по небу и зубам, почти дико. Чтобы тот, наконец, заткнулся. Прекратил нести всякую чушь о том, что они слишком разные и не подходят друг другу. А потом размеренно вдалбливать его в кровать. И позволить выкурить сигарету прямо в постели. Один единственный раз. Но он не может. Потому что это — слабость, а он должен быть сильным за двоих. *** В этот раз Стилински встречает Лидию на пути к Хейлу. В нем столько злости и безнадежного отчаяния, что он не сразу признает в идеально одетой девушке Лидию Мартин. Хотя, кто еще может выглядеть настолько по-мартиновски. Девушка мило улыбается и, оторвавшись от компании оживленно тараторящих что-то подруг, подходит к нему. На ней черная юбка с высокой талией и свободная белая рубашка, и это совсем не похоже на Лидию. Как-то слишком просто. Она смотрит на него так, что в животе сворачивается тугой ком и грузом тянет вниз, потому что взгляд такой, что сразу ясно: она все понимает. Девушка что-то говорит, и ее тонкие аккуратные брови слегка хмурятся. Потом она треплет Стайлза по плечу, окидывая оценивающим взглядом, и снова возвращается в свою компанию. *** Стилински останавливается у темной двери. Глубоко дышит и чувствует, как что-то большое и неподъемное перекатывается где-то в груди. Закрывает глаза и, шумно выдохнув, стучит. Дерек открывает спустя несколько секунд, хотя Стайлз думает, что прошло не менее получаса с тех пор, как его побелевшие костяшки коснулись холодной поверхности. Стилински замирает, потому что у Дерека первый раз за всю его жизнь, наверное, все на лице написано. И в глазах целый омут концентрированной безнадежности. Такой, что хочется прижать его к себе, провести пальцами по коротким волосам на затылке и целовать почти целомудренно: в лоб, щеки, нос, виски и снова в лоб. Только бы убрать всю эту грязь из его глаз, только бы вычерпать ее оттуда, и не важно, чего это будет стоить. И тут Дерек берет его за руку чуть грубо, так, как ему нравится. И затаскивает внутрь. Закрывает дверь, прижимает к ней и смотрит прямо в душу. И Стилински начинает верить, что она у него действительно есть. А потом целует, и подросток уверен, что за секунду до того, как закрыть глаза, Дерек улыбнулся краями губ. И Хейл правда улыбнулся. Знал, что Стайлз — его Стайлз, — сегодня пришел не за этим. Когда парень приоткрывает губы, чтобы вдохнуть, Хейл скользит языком по кромке зубов, а потом проникает им в рот, чуть надавив большим пальцем на подбородок. Чувствует на языке вкус сигарет. И от этого хочется бить придурка, бить до огромных черных синяков, которые он не любит, чтобы понял. Понял, что отбирать их с Дереком время он не в праве. Стилински от этого вздрагивает, ощущая, как по телу проходят приятные волны мурашек. Ему всегда нравилось целоваться с Дереком. Не просто, а чтобы Хейл вылизывал его рот. Потому что в таких поцелуях он дает знать о том, о чем никогда не говорит вслух. Например, Хейл никогда не скажет: "Я безумно скучал по тебе, детка" или "Я чертовски нуждаюсь в тебе", но он может поцеловать тебя так, что ты поймешь, черт возьми. И в этом поцелуе Стайлз почему-то отчетливо слышит "Я тебя люблю". Когда Хейл отрывается от губ парня, его глаза чуть блестят. И от этого в груди что-то щемит. Слишком сильно для обычного человека. Поэтому он приподнимает парня и, в буквальном смысле, тащит к расправленной постели, по пути зацепившись за ножку стула и чертыхнувшись. Когда Стайлз лежит на спине и закрывает глаза, он думает о том, что Хейл и он - просто идеальная комбинация. Ведь он слишком хорошо знает, как любит Стайлз. Поэтому он целует губы и шею очень нежно. Так, чтобы не осталось следов, потому что он видел, как озабоченно Стилински разглядывает в зеркалах его отметины и как старается их спрятать. Когда скользкий язык касается мочки уха, Стайлз шумно выдыхает и жмурится. Облизывает губы и чувствует на себе жадный взгляд альфы. Язык пропадает, от чего парень чуть хмурит брови, но тут же тихо стонет, потому что ощущает, как крепкие руки расстегивают его рубашку, открывая бледную усыпанную родинками кожу. Взгляд сам собой притягивается к выпуклости в штанах, от вида которой где-то внизу живота разливается приятное тепло, а член едва ощутимо дергается. Вид до дрожи возбужденного Стайлза — один из не многих, за которые Хейл готов заплатить любую цену. Потому что легко подрагивающие ресницы, покрасневшие щеки и шумное дыхание приводят его в такой восторг, что он готов перебить в одиночку еще какую-нибудь стаю альф, если они вломятся сюда прямо сейчас. Из размышлений его выводит тихое разочарованное отсутствием ласки постанывание. Дерек наклоняется над его лицом, быстро целует в губы, а потом спускается дорожкой влажных поцелуев до выпирающих ключиц. Чувствует запах насквозь пропитавшейся дымом ткани. И ему безумно хочется оставить на этом теле свою отметину. Просто чтобы доказать самому себе, что Стайлз — от макушки и до пяток — полностью его. И никто не посмеет отобрать его у Хейла. Даже сам Стилински. Но вместо этого он проникает языком во впадинку между ключиц, и парень немного приподнимается на лопатках, стонет и тянется рукой к ремню на темно-синих штанах. Дерек, замечая движение, перехватывает ладонь, сжимая в своей и переплетая пальцы. Проводит широкую влажную линию языком до правого соска и облизывает затвердевшую от возбуждения горошину. Стайлз выгибается, стараясь ухватиться рукой за подушку, но сталкивает ее с кровати, после чего до ушей доносится тихий смешок. Тем временем Дерек спускается еще ниже, целуя и покусывая светлую кожу, зализывая едва видные светло-розовые следы и снова кусая. Кожа у него невероятно горячая, и каждое прикосновение языка отдает холодом, рассылая мураши по всему телу. Он знает, что это нравится Стилински, поэтому продолжает скользить губами до самого пупка, после чего проникает языком в углубление и слышит довольный стон Стайлза, который уже вытащил свою руку из его хватки и теперь пытался зарыться в темные волосы альфы. Хейл мягко отводит тонкое запястье в сторону и только теперь чувствует, насколько тесно в его собственных штанах. Он приподнимается, стаскивает с себя темную футболку и бросает ее куда-то к изголовью кровати. Стилински же, все-таки открыв глаза, облизывает губы и проводит подушечками пальцев по раскрасневшимся щекам. Едва увидев виднеющийся из-под футболки торс, удовлетворенно скулит и приподнимается. Тянется руками к ремню и ловкими движениями пальцев расстегивает его. Дерек в это время изучает лицо парня. Он выглядит задумчивым, когда, закусив губу, стягивает джинсы почти до колен, и затуманенным от желания взглядом смотрит на член, топорщащий ткань трусов. У Хейла от этого зрелища колени дрожат, и пальцы подгибаются, поэтому он на секунду позволяет себе откинуть голову назад и шумно выдохнуть, после чего встает и стягивает джинсы, бросив их куда-то на пол. Подросток завороженно смотрит на Хейла, будто он — восьмое чудо света, черт возьми, хотя по-другому почти раздетого Дерека он назвать не смог бы. Опомнившись, Стайлз следует примеру альфы и раздевается, стаскивая с себя уже расстегнутую мятую светлую рубашку и синие неприятно тесные штаны. Хейл нависает над парнем, движением руки заставляя того снова откинуться на спину и чуть приспускает ткань трусов, обнажая тазовые косточки. Дерек проводит языком сначала по одной, а потом по второй, вслушиваясь в полувздохи-полувсхлипы, когда горячая влага касается чувствительной кожи. Альфа спускается ниже и, проведя кончиком пальцев по резинке трусов, стаскивает их вниз, обнажая сочащийся смазкой член. Несколько секунд он просто смотрит на него, а потом медленно разводит ноги Стилински и целует внутреннюю сторону бедра. Совсем близко, от чего парень вздрагивает и зарывается пальцами в волосы Дерека. Тот оставляет мажущие и короткие прикосновения языка и, отстранившись, касается большим пальцем головки. Тут же до ушей доносится сдавленный всхлип и, чуть увереннее, Дерек обхватывает ствол рукой, проводя по всей длине и массируя головку большим пальцем. Стилински то и дело вздрагивает, а, когда кончик языка проходится по всей длине ствола, громко стонет. Так, будто все время сдерживался, а теперь, плюнув на все, дал волю нахлынувшим эмоциям. Так, словно у него в ушах взрываются фейерверки, и он старается их перекричать. Хейл скользит языком до головки и делает медленное круговое движение, будто дразнит. Потом легонько посасывает кожу, от чего у Стайлза мурашки по телу и каждые пару движений вырывается рваный вдох, почти умоляющий скулеж. Дерек вбирает медленно, тщательно вылизывая языком и ритмично двигая головой. Собственный стояк начинает причинять дискомфорт, поэтому второй рукой он проникает в свои боксеры и старается надрачивать в такт собственным движениям. Когда с губ Хейла слетает первый стон, Стайлз судорожно дергает его за волосы, пытаясь приподнять голову. И взгляд за него умоляет трахнуть прямо сейчас, незамедлительно, потому что от вибрации, передавшейся его члену от низкого стона, он готов кончить прямо сейчас. Дерек понимающе кивает, до конца стаскивает влажные от выделившейся смазки боксеры и просит Стилински дотянуться рукой до тумбочки. Тот еле заметно кивает, выглядя как совершенно безумный и, спустя несколько секунд, вытаскивает из ящика прозрачный тюбик из-под лубриканта. Передает его Хейлу и тот, выдавив немного на пальцы, снова опускается к возбужденному члену Стилински, касаясь того губами и одновременно поднося пальцы ко входу. Когда проникает первый палец, Дерек начинает посасывать головку, а подросток чуть жмурится от легкого дискомфорта. Несколько раз вытащив палец и снова засунув, Хейл добавляет второй, от чего Стайлз мелко дрожит и закрывает глаза. Через несколько минут Стилински протяжно скулит, давая понять, что готов, и Дерек, высунув пальцы, обильно смазывает собственный член. Когда он подносит его ко входу, парень жмурится еще сильней, хватаясь за угол скомканного одеяла. Первый толчок Стайлз всегда любил больше. Поэтому он распахивает глаза и закусывает нижнюю губу в точности как и всегда. Но сам Дерек продолжает смотреть, как меняется выражение лица Стилински, как он широко открывает рот, чтобы вдохнуть и как стонет, прикрывая глаза. Хейл тянется к розовым губам, набирая темп, и ловит языком чужой стон, от чего к паху расходится теплая волна, и он тоже сдавленно мычит в поцелуй. Альфа приподнимается, утягивая за собой Стайлза и прижимая его к себе. Целуя губы, щеки и шею так, как он любит. И старается не сжимать чужие бедра руками, потому что знает, как эти синяки смущают Стилински. Подросток тяжело дышит, сцеловывая капельки пота с висков Дерека и думает о том, как же ему, черт возьми, повезло. Потому что Хейл - слишком идеален, чтобы достаться ему и... — Я... я люблю тебя, — отрывисто шепчет Дерек прямо ему в шею, и это лучше, чем миллион его поцелуев. И от этих слов у Стилински внутри что-то с грохотом валится. Разбивается на миллион черных осколков. И внутри сразу так непривычно тихо, что даже не верится. Потому что так ему было только до убийства Эллисон. Только до того, как он запачкал свои руки чем-то бордовым. И весь дым, когда-то вогнанный в легкие, вдруг кажется совершенно лишним, остается осадком на органах и больше не вьется и не лечит. Теперь он кажется мерзким, и от этого хочется кашлять. Ему так мало нужно, чтобы понять, что он ни черта не болен. Дерек меняет угол проникновения, и подросток вздрагивает. Ловит широко открытым ртом воздух и протяжно стонет. Пытается схватиться за что угодно: подушку, простынь или плечи Дерека. Но каждый раз рука соскальзывает, потому что он ничего не может поделать с тем, что от каждого толчка руки трясутся как от аддерола, и пальцы почти не слушаются. Стилински кончает им на животы, закрывая глаза и ругаясь так, как не ругался, наверное, с шестого класса. Дерек еще несколько минут двигается, шепча что-то непонятное и целуя шею и плечи чуть подрагивающего Стайлза. Он кончает тихо, замирая на несколько секунд и изливаясь в парня. Потом снова целует того в губы, на этот раз глубоко и медленно, стараясь пропихнуть этому засранцу в глотку все то, что сказал. И каждый выпад языка как гребаная мантра. Ялюблютебяялюблютебя Они лежат, накрывшись одеялом, и Стилински тянется к штанам, чтобы достать помятую пачку сигарет. Вынимает одну, вздыхая от того, что она оказалась последней, и поджигает. Он думает о том, что дым — горький и противный, но организм все равно требует никотина. Затягивается и осознает, что курит в постели Дерека. Выпускает дым в противоположную от Хейла сторону и улыбается, одним взглядом выражая веселое удивление. Дерек смотрит на него в ответ и говорит, что это был первый и последний раз, поэтому ему стоит насладиться по-полной. Стайлз обещает бросить. *** Лидия сказала ему, что на контрасте выигрывают. Сначала Стилински не понял, к чему она клонит и, пожелав удачного дня, направился к Хейлу. Но у двери, когда снова не хватало сил, чтобы постучать, а что-то внутри камнем тянуло вниз, он вдруг осознал: Они с Дереком — контраст. Они — белый и черный. Пусть на фоне Хейла он — беспечный идиот, а Хейл на его фоне — бесчувственная скала... Пусть. Ведь Лидия сказала, что на контрасте выигрывают. Тогда Стилински, должно быть, сорвал джек-пот.