Ты знаешь, мне так тебя не хватает

      Люди, которые не могут поверить в себя, впадают в депрессию. Люди, которые с самоубийственной решимостью готовы пойти на жестокую месть или убийство, пережили то, что другой человек не в силах выдержать. Люди, которые потеряли дорогого человека, отстраняются от других, лишая себя помощи и поддержки со стороны. Всё эти психологические проблемы и чувства испытывал один человек, погибая каждый день от фантомной сердечной боли и воспоминаний.       Парень находился один в пустом гостиничном номере, перебирал лежащие на столике письма, заметки и рисунки. Старый магнитофон был настроен на местную радиоволну; заиграла песня The Beatles «Yesterday». Музыка может вонзиться в самое сокровенное, то, что давно пытаешься забыть, самое незащищённое место души, и с радостью, применяя насилие, разворотить зияющую рану. Он ничего не понимал. Ведь этого всего не должно происходить с ним. Не должно, но где-то глубоко в сознании он понимал, что это все-таки произошло. Последняя капля упала в переполненный кувшин. Вода полилась через край. ***       Брюнет взял бутылку виски, плеснул в стакан и поднёс ко рту; он сделал глоток и почувствовал, как жидкость течёт вниз, обжигая горло, пищевод и желудок. Парень не знал, что ему делать. Голова кружилась, а воспоминания волной накрывали его, унося на дно чёрной бездны. Хотелось реветь, крушить всё то, что попадалось на глаза, но больше не было сил – он устал. Невозможно было забыть образ британца, который каждый день, каждую ночь рисовало больное сознание. Ньют не выходил из головы, как бы Томас не старался стереть его из своей жизни. Он не мог. Не мог его забыть.        Множество вопросов беспокоили парня: почему Ньют? Почему всё это случилось? Томас ненавидел всех, кто успокаивал его. Ему было невыносимо больно от того, что это произошло с ним. Почему он потерял любимого человека, а не кто-то другой? - Ньют! - закричал парень и накинулся на британца со спины, обвивая руки вокруг его шеи. - Знаешь, у меня в голове возник такой вопрос: а что, если наша свадьба сорвётся или никто не одобрит? Как думаешь, что будет, если священник откажется... - Стоп, стоп, стоп, - блондин взял Томаса за руку. - Томми, всё будет хорошо. И ты постоянно задаёшь так много вопросов... Знаешь, если бы за твои вопросы платили деньги, то мы были бы миллионерами. А теперь слезь с меня и пойдём погуляем. - Улыбнувшись, парень добавил: - Погода замечательная, да и тебе следует проветриться, параноик ты мой.       Ньют был прав, Томас постоянно мучил себя всякими глупыми вопросами, включал параноика, но его мог остановить звонкий голос любимого человека, щелчок по носу и заливистый смех.       Как можно выкинуть из головы тот пронзительный взгляд, светлые шелковистые волосы, смешной британский акцент, длинные тонкие пальцы… Невозможно. Томас помнил смех Ньюта, когда он делал какую-то глупость, а потом притягивал и заключал в объятия. Если бы можно вернуть время назад, то все было бы по-другому.       За час до трагедии британец подошёл к юноше, прижался к нему всем телом и, положив голову ему на плечо, ненавязчиво шёпотом спросил: - Томми, представь такую ситуацию: если бы мы не встретились, то что бы ты делал? - Господи, Ньют, ты невыносим. Мы встретились, всё. Не надо думать о том, что было бы. - Тогда что бы ты делал, если бы я умер? - серьёзным тоном спросил блондин и пронзительно посмотрел на парня. - Я бы тогда... Умер, - слегка улыбнувшись, ответил Томас.       Этот взгляд снится ему до сих пор, как и последний поцелуй, с солоноватым привкусом, и последняя улыбка... Прощальная улыбка.       Если бы юноша знал, что Ньют не просто так спросил у него это... Ведь именно в тот роковой день его любимый человек попал в аварию. Как сказали врачи, шансов выжить у него не было. Он хотел быть рядом с ним всю жизнь, но эта жизнь оборвалась в мгновение, словно в кинотеатре зажевало плёнку, и фильм резко оборвался, так и не закончившись happy end-ом.       Он вспомнил те поцелуи, что дарил ему Ньют, как нежные губы соприкасаются с его губами, лёгкий трепет и руки Томаса на тонкой талии юноши.       «Нельзя о них думать, Томас, нельзя. Перестань думать. Не вспоминай. Не вспоминай, Томас, прекрати! Хватит!» - мысленно юноша попробовал заблокировать память, но попытка была провальной. Истерический смех заполнил комнату и заглушил радио. Больно, было слишком больно.       Мягкие губы юноши коснулись щеки Томаса. Парень посмотрел в бездонные глаза, провел тыльной стороной ладони по его лбу, указательным пальцем убирая непослушную прядь. - Что с тобой? - спросил Томас у британца. - Всё окей, Томми. Мне что, нельзя чмокнуть в щёку будущего мужа? - Ньют усмехнулся и саркастическим тоном добавил: - Да ты тиран, - сказав это, юноша обнял Тома и уткнулся носом в его шею. - Так, я не тиран. Просто... я думал, что ты поцелуешь меня, - надувшись,пролепетал брюнет. - А, вот оно что... Ну, ты сам этого захотел.       Не успел Томас опомниться, как Ньют прижал его к себе, крепко обняв за талию, и соприкоснулся с его губами своими. Британец перехватил всю инициативу на себя, чего точно не ожидал брюнет, и варварски начал проталкиваться своим языков в чужой рот. Юноша задыхался, кусал губы блондина и всем телом прижимался нему. Ньют продолжал свои действия, запуская руку под рубашку Томаса, на секунду отстраняясь от него, для того, чтобы прошептать: "Томми".       Парень схватился руками за голову, пропуская волосы через промежутки пальцев, сжал руки в кулаки. Через мгновение глаза наполнились слезами, и впервые Томас почувствовал, что он всё ещё жив. ***       Томас решил прогуляться, выйти на улицу, иначе безумие взяло бы над ним верх.Этот день был слишком тяжёлый. Он накинул на себя куртку, надел кеды, укутался в мягкий длинный шарф, который подарил ему Ньют, вышел и дрожащими руками закрыл дверь на ключ. Погода была не из лучших. На улице было тоскливо и пасмурно, дул холодный осенний ветер, и ярко-огненные верхушки деревьев, словно их загипнотизировали, поочерёдно наклонялись при лёгком дуновении, как будто чья-то невидимая рука толкала их вперёд. Листья кружили над прохожими, танцуя последний вальс перед смертью. Смешанные чувства тревожили зевак, которые решили понаблюдать за столь красивым и завораживающим зрелищем. Город «горел» в прямом смысле этого слова: фонари, рекламные вывески и фары проезжающих машин. Небо было накрыто тёмным одеялом; оно уже было подготовлено к ближайшей ночи, но пасмурные тучи не спешили уходить на покой и придаваться сну. Всё же в городе было светло, слишком светло для этого времени суток.       Одинокая фигура, ссутулившись, направлялась туда, куда вела механическая память. Ноги не слушались хозяина, да и у него не было сил сопротивляться. Он сталкивался с прохожими, пару раз спотыкался, врезался в сигналящие машины и не замечал, как шёл на красный свет. Может, где-то глубоко в подсознании ему хотелось свести счёты с жизнью? Он не знал. Томас просто шёл. Томас просто шёл в парк. Любимый парк, где гуляли он с Ньютом в солнечные дни, держались за руку, и разговаривали о том, как в старости будут нянчить внуков. Когда он дошёл, по его спине пробежали мурашки, леденящий душу страх заставил застыть на месте, и парень не решился пройти через ворота, переступить тонкую грань. Испугавшись, он повернул обратно и побежал домой. Хотя можно ли эту обшарпанную комнатушку с засаленным ковром назвать домом? Нет. Его дом находился в другом месте, но туда было не время возвращаться. Там всё напоминало о былой жизни. Там всё напоминало о Ньюте. Добежав до гостиницы, парень облокотился на стену, решив немного отдышаться, восстановить дыхание. Тело трясло от холода, все конечности словно парализовало, у Томаса было такое чувство, что на него вылили ведро ледяной воды. Фантомные иглы вонзались в плоть, причиняя неописуемую боль. Стоп. Кровь медленно движется по его венам. Кровь поступает в сердце. Вдох-выдох. Спокойствие.       Собравшись с силами, он сделал последний рывок – открыл дверь, вихрем пронесся мимо ресепшиониста и забежал лифт, встречаясь с испуганным взглядом своего отражения.       Придя с прогулки обратно в пустой гостиничный номер, Томас кинул куртку на старую кровать, прошёл к деревянному стулу, сел за него и пододвинулся к столу. Взяв ручку и бумагу, он стал писать: "Ты знаешь, Мне так тебя здесь не хватает. Я снова иду по проспекту, глотаю рекламу, Прохожих, машины сигналят, но не замечаю. Держусь и опять спотыкаюсь. Уж лучше домой, на трамвае, На наших с тобою любимых местах. Ты знаешь, Погоду здесь не угадаешь, От этого всё как-то мельком - Прогулки и мысли, стихи на коленках. Прости, но я очень скучаю."       Аккуратно свернув листочек, он положил его в конверт, запечатал, написал имя получателя: Ньют - и указал адрес их «домашнего очага», который, кстати, превратился в «пепелище» воспоминаний. О, это чудесное ощущение при покупке жилья, где семейная пара готова прожить всю свою жизнь и в радости и в горе. Это был настолько счастливый момент в их совместной жизни, что хотелось орать, прыгать и сообщить всему миру о том, как им повезло, и какие крутые ощущения можно испытать при покупке дома.       Ньют бегал по комнатам, осматривался, звонко смеялся и что-то кричал Томасу, который в это время пластом валялся на кровати. -Господи, Томми, это так круто! - Блондин забежал в спальню и набросился на Томаса, с криком: -Хватит лежать, пошли, блин. Поспать ты ещё успеешь!       Тонкие пальцы вцепились в плечи брюнета и начали тормошить его. - Всё, всё, всё, понял, встаю, - парень привстал с кровати, но он не был так прост, как думал Ньют, и, схватив его за тонкую ткань футболки, потянул на себя, заключая в объятиях: - Знаешь, я тут подумал, что на осмотр дома у нас будет много времени. - Томми, ты козёл, но думаю, что даже козлы бываю правы, - сказал блондин и чмокнул юношу в лоб.       Ещё одно письмо было закинуто в ящик деревянного стола, который явно пережил Вторую мировую войну. Возможно, что за этим столом какая-нибудь девушка писала письмо своему давно уже мёртвому жениху, или мать посылала письма пропавшему сыну.       Может, и Томас смог бы послать все письма, что он писал Ньюту? "Нет, невозможно," - промелькнуло в сознании.       Вдруг, он не погиб? Может, это просто иллюзия? "Он погиб... Погиб," - мысленно ответил Томас.       Наверно, где-то в другом мире - так хотелось верить в теорию ветвящейся вселенной - они сейчас вместе, ходят по тому злосчастному парку, и Томас рассказывает плохой сон, связанный с гибелью британца. Хотелось в это верить. Просто верить.       Нет, он не смог смириться со всем этим. Кажется, ему не было суждено сделать следующий шаг в системе переживания горя. Его держали оковы отрицания.       Сидя на всё том же стуле, Томас размышлял, вспоминал и просто не хотел верить. А вдруг всё, что говорили в церкви, верно? Вдруг Ньют где-то в облаках разговаривает с Джоном Ленноном и завтракает по утрам с Одри Хепберн? В это так хотелось верить. Его любимый был достоин большего, чем просто гнить в земле. Ньют всегда ненавидел кладбище. Когда они проходили мимо него, британец говорил: "Мерзко, что люди должны быть здесь. Это несправедливо и печально. Томми, обещай, что если я умру, то я не буду находиться здесь?" - и Томас пообещал.       Потягивая виски из бокала, парень не заметил, как часы пробили два часа ночи. Ему не хотелось спать, ибо сна не было ни в одном глазу. Бессонница мучила изо дня в день, и даже снотворное, смешанное с алкоголем, не помогало. Смысла ложиться в кровать не было. Парень задумался о том, что вообще есть смысл? Например: какой смысл жизни может быть без самой жизни, если ты всего лишь овощ, который может только существовать? Юноша просто прожигал оставшиеся часы. Суд в его голове вынес свой вердикт, обрекая ложно обвинённого «преступника» на смертный приговор. Томас почему-то вспомнил, как Ньют в один прекрасный вечер, сказал: "Знаешь, самоубийцы странные люди. Они убивают себя из-за какой-то незначительной проблемы и не понимают, что владеют самым прекрасным сокровищем на Земле, - жизнью. Странно то, что я понимаю их. Томми, никогда не делай таких вещей. Узнаю - убью."       Томас до сих пор не понимал, как он ещё жив. Осознание того, что ему надо, даже следует убить себя, пришло внезапно. Нет, ему и раньше приходили эти мысли, но не хватало смелости, а теперь… Парень был уверен, что сможет сделать это. Наглотаться таблеток, и всё, самая лёгкая и безболезненная смерть. Ангел смерти вытянет из него всю живую энергию и поглотит её безвозвратно. Психологи говорили ему о пяти стадиях переживания горя, но он застрял на первой. Несколько лет он отрицает, не хочет верить, для него это ложь. Но перед тем, как совершить роковой поступок, Томас решил написать последнее: "Знаешь, Мне так надоели вокзалы, Хотя в глубине понимаю, Что лучше пусть будут вокзалы, Чем город, в котором тебя слишком мало. Я, кажется, вновь повторяюсь. Темнеет, терплю, вспоминаю, О том как мне было с тобою мечтать. Ты знаешь, Я все еще так удивляюсь Тому, как всё в жизни циклично. И я почему-то пишу тебе письма, Но всё равно не отправляю. И дождь мне опять намекает О чём-то ненужном и личном. Считаю минуты, пытаюсь уснуть."       Закончив писать, Томас закрыл глаза, и по щеке скатилась слеза, оставляя за собой горькую солёную дорожку. Капля упала на листок, оставив след печали. Парень тыльной стороной ладони провёл по бледной коже, стирая следы недавней слабости. Свернув бумагу, он положил её в конверт и запечатал.       Высыпав в руку горсть снотворного, Томас в последний раз взглянул на совместную фотографию, где они с Ньютом были счастливы, где всё было хорошо, где они держались за руку и улыбались.       Томас лежал на кровати, смотрел в окно на тёмное небо и ждал.       Ждал, когда его глаза закроются навсегда.