Любить запрещается

1 сентября 2007 года — Мальчики, вы уже совсем взрослые! Вам исполнилось целых восемнадцать лет! — щебетала Симона. Она приготовила только проснувшимся сыновьям большой праздничный торт и очень надеялась, что им понравится. 18. Это страшное число для близнецов, родившихся в Германии. Теперь каждый день будет полон тревог. «А что, если кто-то узнает? Что тогда с нами будет?» — думал Том, осторожно кладя руку на колено Билла под столом, пока мама не видит. Теперь они несут ответственность за свои действия. Преступники. Как жестоко называть этим словом тех, кто любит. Не повезло быть родными братьями, или, наоборот, повезло? Том не представлял своей жизни в одиночку. Не мог вообразить, а как это, если бы он жил без брата, а потом встретил бы совершенно чужого парня по имени Билл. Или это был бы кто-то с другим именем. Может, вообще девушка? Так дико думать об этом. Ничего не случится, если Симона узнает. Не будет же она писать заявление в полицию на собственных детей! Как мать, она может не понять их, не принять их любовь, но жестоко было бы поступать таким образом. «Мамочка, прости нас…» — Билл с самого утра был сам не свой. Ему хотелось рассказать правду, чтобы эта тайна больше не тяготила, но он боялся последствий. Здесь даже стены видели слишком многое. Они не осознавали даже точно, когда это началось. Просто друг к другу тянуло всегда, и, как бы они ни пытались это отрицать, ничего бы не вышло. Родители, уехавшие в командировку на неделю, полная свобода, глоток алкоголя для смелости, робкие поцелуи и нежное признание. Обратной дороги уже не было. Другие парни и девушки не представляли для них никакого интереса, даже общаться с новыми людьми было трудно, поэтому у близнецов было очень мало друзей. Но и те не знали правды. Никто не знал и, скорей всего, даже не догадывался. А что, если со стороны это заметно? Неизвестно, кто и что может подумать, глядя на странного мальчика с накрашенными глазами и его брата в широкой безразмерной одежде. Они выглядели весьма необычно для небольшой деревни, в которой им пришлось провести всё своё сознательное детство. Осуждение и насмешки были привычны для них уже с подросткового возраста. Но сейчас дети выросли. Однако Билл и Том не чувствовали себя взрослыми. — Ну, не буду вам мешать, — Симона встала из-за стола, оставив сыновей одних. Они, наконец, решили попробовать торт, хотя не было ни аппетита, ни настроения праздновать. Что отмечать? День, когда их свобода под угрозой? Да и полной свободы у них не будет никогда. Лишь вечный страх осуждения, презрения и ненависти. Немногие смогут понять. Возможно, кто-то интересуется этим, как красивыми рассказами о запретной любви, но встретив в жизни подобное, только брезгливо поморщится. — Сегодня уже можно повязку снимать, наконец-то! Билл попытался улыбнуться и откусил кусок торта. Том, ласково коснувшись тонких пальчиков с аккуратным маникюром, помог близнецу избавиться от плёнки, закрывающей его новую татуировку, сделанную приятелем. Это ведь тоже было незаконно, но лишь до тех пор, пока парню не было восемнадцати. Теперь им можно многое, но запрещено самое главное. Любить друг друга. Freiheit89. Красивая надпись с множеством завитков. Том знает, как брату было больно её набивать. Он чувствовал покалывание на коже, которое всё усиливалось и не проходило до тех пор, пока Билл не слез с кресла. Они переживали эту боль вместе. Близнецы с каждым днём становились всё меньше похожими друг на друга. Разная одежда, разные образы. Но идентичными оставались их души и любовь, что они испытывали. Нежность, с которой они смотрели друг другу в глаза сейчас, никак не назовёшь братской. Но если бы кто-то увидел их в эту минуту, наверное, сказал бы нечто вроде «у них сильная братская привязанность». Она, конечно, тоже была, но разве простая привязанность сравнится с всепоглощающим чувством, когда хочется раствориться в любимом, быть с ним единым целым? Том склонился над близнецовой рукой и коснулся губами тонкого запястья. Порой старшему казалось, что Билл просто не может быть идентичным, что он создан из чего-то настолько лёгкого и хрупкого, что одно неверное движение — и его любимый просто рассыпется на мельчайшие частицы и исчезнет. Поднимаясь губами чуть выше, к аккуратной девятке, Том задыхался от нахлынувшего на него чувства нежности. Таким он мог быть только наедине с Биллом. Кончиком языка близнец обвёл восьмёрку, которая под иным углом казалась бесконечностью. А может быть, на самом деле была ею? Изучая все линии и запоминая их наизусть, Том медленно, но верно терял голову. Подбираясь ближе к заглавной F, он улавливал учащающееся дыхание Билла. Не выдержав, поднял свой взгляд на близнеца: его губы были испачканы кремом. Том выхватил быстрый поцелуй, и, словно благодаря подсказавшему чутью, успел вовремя отстраниться. На кухню зашёл Гордон, чтобы поздравить ребят с днём рождения. Каждый день — это танец на острие ножа над пропастью. Один шаг в сторону — и ты ранен. Два шага — разбился вдребезги… — Билл, я люблю тебя… — тихо прошептал Том, стоило только отчиму покинуть помещение. Как хорошо, что он этого не слышал. Как хорошо, что родители ничего не знают. У младшего нередко возникали мысли, что стоит рассказать все, пока не поздно, но каждый раз он гнал эти мысли прочь, как можно дальше. Если повезет, то им никогда не станет известна тайна их детей. Том предпочитал не предаваться размышлениям, а просто делать: наблюдать, находить время и возможность, прикасаться, целовать… И не только. У ребят нечасто выдавалась возможность для настоящей близости, об этих сладких мгновениях можно было мечтать, как о подарке. Симона чаще всего уже была дома к тому времени, как мальчики возвращались с занятий, а столь откровенно любить друг друга близнецы могли только в полной уверенности, что их не застанут. Но тем слаще были минуты их любви. Каждый акт их превращения в единое целое можно было считать подарком судьбы. Они дарили себя друг другу без остатка. Впервые это случилось около полутора лет назад. Лишь раз они позволили себе неосторожность. Тогда Билл сделал себе вторую татуировку в виде звездочки, соблазнительно показавшейся лишь наполовину из-под джинс. Билл набивал ее безо всякого умысла, просто хотел украсить себя рисунком, а Том этому никак не препятствовал. Но результат превзошел все ожидания. Вечером близнецы остались в комнате у Билла. Рассматривая пятиконечный символ, старший забывал, что такое воздух. Его кончики пальцев медленно обводили острые контуры, боязливо спускаясь ниже и отодвигая кромку белья. Он спросил одними губами: «можно?» И Билл позволил… Стянув вниз мешающийся элемент одежды, Том принялся изучать звезду губами, а затем, набравшись смелости, обласкал языком манящий участок кожи. Билл тихо постанывал, не в силах противиться нахлынувшему на него возбуждению. И Том поддался инстинктам, которые вели их к сближению. Решительно избавив близнеца от белья, он дотронулся дрожащими пальцами до жаждущей ласк плоти. Неуверенно, будто боялся обжечься. Медленно поводил рукой вверх и вниз, как обычно делал это для себя, представляя брата. Нет, он не думал, как и что будет с ним делать, но его образ не выходил из головы… И теперь, когда они дошли до черты, откуда нет возврата, Том был уверен, что делает все правильно. Устроившись поудобнее меж разведенных ног близнеца, он прикрыл глаза и губами провел по ярко-розовой головке. Ему не было стыдно за свои действия. Облизнувшись, Том ощутил маленькую капельку смазки и теперь уже повторил свое прикосновение кончиком языка, нежно обвел по кругу, а затем вобрал головку в свой рот. Действия выходили неумелыми, но Билл не ждал от Тома большего. Он сходил с ума от близости самого родного человека на свете. Старшему хотелось подарить как можно больше удовольствия, но достоинство Билла уместилось в его ротик лишь наполовину. Плотно сжимая губы, он изучал каждую венку языком. Тихие звуки, что издавал младший, инстинктивно толкаясь в горло Тому, были для него лучшей наградой. Рот наполнился слюной, которую близнец не успевал сглатывать, и он резко отстранился, закашлявшись. Билл приподнялся на локтях и взглянул в глаза Тома. В них читалось извинение. — Все хорошо… — Билл совсем по-детски улыбнулся. — Мне было приятно. На лице Тома тут же отразилась улыбка. Он забрался на кровать и лег рядом с Биллом. Повернувшись на бок, близнецы отразили положение друг друга. Целуя припухшие губы старшего, Билл интенсивно терся своим пахом о грубую ткань его мешковатых брюк. Том не выдержал и просунул руку между их телами, лаская Билла и доводя его до пика. Лишь ощутив липкую влагу на своей ладони, Том успокоился. Биллу хорошо, значит, хорошо и ему самому. Убрав руку, старший облизнул перепачканные пальцы. Билл потянул его руку к себе и, скромно потупив глаза, стал посасывать указательный палец брата. Том моментально представил его губы несколько ниже, ощущая, как жар внизу живота нарастает. Билл, наигравшись с пальчиком, с громким чмоком выпустил его изо рта и присосался к выпирающим ключицам. — Не надо, будут следы… — Билл, конечно, мог целовать его так, чтобы не оставалось никаких отметин, но сейчас просто не мог остановиться. — Ты всё равно будешь в майке… Никто не увидит… — прошептал близнец и продолжил исследовать каждый миллиметр своего отражения. Зацеловывал и сжимал губами до маленьких синячков, но остановиться никак не мог… Том схватил руку близнеца и уложил ее туда, где все горело от дикого желания. Билл сжал выпирающий бугорок своей ладонью. Немного помучив близнеца, он запустил руку в его штаны. Том простонал слишком громко, и Билл закрыл его рот поцелуем, превратив стоны в тихое мычание. Он яростно двигал рукой, и старший непременно удивился бы этому напору, если бы только мог сейчас что-то осознавать. Все произошло слишком быстро. Том забился в сладкой истоме и обессиленно прикрыл глаза. Ресницы опустились, а веки едва заметно подрагивали, но младший улавливал каждое движение. — Как же я тебя люблю… Томми… Я подарю тебе всего себя, только попроси. Я сделаю все, что пожелаешь. Об одном прошу — не отпускай меня… — Я с тобой навечно. Никто и ничто нас не разделит. — Том шептал это в полудреме. Билл быстро сбегал за теплым одеялом, и близнецы смогли укрыться и уснуть в обнимку. Всю ночь их тела плотно прижимались друг к другу, пальцы рук были сплетены, нога Билла закинута на ногу Тома. Вместе им было очень уютно, а засыпать по отдельности — настоящее мучение. Хотелось приклеиться, чтобы никто не мог разорвать. Каждую секунду проводить вместе. Быть ближе настолько, насколько это вообще возможно. Задыхаться любовью и тонуть в нежности… С каждым разом они становились немного ближе и позволяли себе чуть больше. И в тот день, когда они остались совсем одни в пустом доме (родители уехали навестить бабушку, а близнецы под невесть каким предлогом отказались от этой поездки), Билл, наконец, смог отдаться брату. Их первый раз был безумно нежным. Том боялся сделать лишнее движение, которое могло бы причинить боль любимому. А вот брат вообще ничего не боялся, он давно уже был готов и просто ждал подходящего момента, чтобы полностью слиться с Томом. Когда старший покинул его тело, младший ощутил такую пустоту, не в теле, а где-то в глубине души, что на глазах выступили слезы. Во время проникновения он чувствовал легкую боль, но не плакал, а сейчас ему хотелось рыдать. Прижавшись к близнецу, он тихо всхлипывал. — Родной, тебе было плохо, да? Я все испортил? — забеспокоился Том, неверно истолковывая истерику младшего. — Нет, ты чего… — прошептал Билл, едва дыша. — Просто я не представляю, как мы будем без этого… Ведь мама почти всегда дома, а мы ведь не сможем беззвучно. Ты так стонал… Тебе было хорошо со мной? — С тобой мне хорошо всегда, мое ты счастье… — прошептал Том. — Я не знаю, как словами описать то, что чувствую к тебе. Но это больше, чем любовь. Ты жизнь моя. Нет… Больше, чем жизнь. Такие слова не бросают на ветер. Билл и Том с каждым днем становились все неделимее. Если разорвать эту связь, то невидимой кровью будут истекать половинки души. Близнецы боялись того дня, когда наступит их совершеннолетие. Ведь все знают, что инцест — это противозаконное действие, за которое обязательно должно быть наказание. Иногда Том просыпался ночью от кошмаров, чувствуя, как холодеют руки от незримых колец из металла. Это ощущение было настолько реалистичным, что лишь царапая свои руки и чувствуя боль, можно было прийти в себя. Он больше боялся не за себя, а за Билла. Ведь его невесомая любовь не выдержит такого испытания. Хрупкий мальчик сломается под натиском «правосудия». Какой же это, к чёрту, закон, если в нем строго запрещено любить? Близнецов нельзя загонять в эти рамки и называть их чувство запретным и неправильным. Тому было дико представить, что общество ждет от него, чтобы он любил не Билла, а какую-нибудь совершенно чужую девушку или, на худой конец, парня… Как это вообще возможно — прикасаться не к близнецу, ласкать не его, целовать не родные губы? Том не понимал этого, просто не мог уложить в своей голове. Настолько дикой и отвратительной казалась ему эта мысль. Тот, кто отзывается о любви близнецов с презрением, не понимает ее сути. Ведь смысл не в том, чтобы заняться сексом с братом и получить от этого удовольствие. Это, конечно, тоже будет, но гораздо важнее чувство их единства, просто нереальное ощущение того, как тела сливаются в одно целое. Не так важна постель, как постоянные прикосновения, переглядки, понимание с полуслова… А интимные отношения — это уже верх доверия друг к другу. Но стоит лишь раз испробовать это, как уже нельзя будет остановиться. Тому даже казалось, что тот, что их осудит, сам никогда не терял голову от любви…