Бабушка рядышком с дедушкой

В Никольском очень скучно. Особенно летом, когда все разъезжаются. Я сижу целыми днями на улице, и хоть бы что случилось! Лишь изредка проедет мотоцикл или автомобиль. И тишина. Только какая-то не тихая, особенная. Такая есть только в деревнях. Тишина эта состоит из непрерывного жужжания, стрекота, гула, мычания, кряканья, кваканья, шума мимо проходящих поездов и еще бог знает чего. Я не очень хорошо умею различать звуки. Вот Колька, мой старший брат, все слышит, что на нашей улице делается. У него, мама говорит, слух музыкальный. Только он им не пользуется совсем, а целыми днями мяч во дворе гоняет с мальчишками. Он и свистеть умеет по-всякому: и иволгой, и журавлем, и соловьем заливается! Я люблю, когда он мне птиц всяких разных показывает. Но Кольки сейчас нет, он в лагере. Поэтому я отправляюсь к бабушке Еве. Ее дом на углу улицы, поэтому идти недолго. Домик у нее красивый, наличники – залюбуешься! Садик ухоженный, там яблоки мои любимые растут. Ранетки называются. Сама баба Ева старая, ей уже шестьдесят четыре года, но она зато бодрая – аж на двух таких старушек хватит. Поэтому ее мужчины любят, она сама так говорит. И смеется. А я знаю, ее все любят, потому что она еще и красивая в придачу. Я даже, когда карточку увидела, где она молодая, не узнала. Стоит там высокая, глаза большие, улыбка – закачаешься! Высший сорт, как сказал бы Колька. А еще она мастерица, руки у нее золотые прямо! И вяжет, и шьет, и солит-маринует! Петь умеет и полы до блеска драит. Не то что у меня – одни мутные разводы. У бабы Евы и ухажеров много было, она любит про них рассказывать. А я люблю про них слушать. Они все разные и все как на подбор. Вот, например, дядя Леня-хирург, он бабушке вывих вправлял. Хирурги, конечно, таким редко занимаются, они больше режут. И не страшно им! Я вот, когда кровь вижу, сразу трястись начинаю. А дядя Леня в человеках копается. Он, когда бабушку Еву увидел, сразу в нее влюбился. Она даже в слезах красивая была потому что. Только ничего у них не получилось, ведь дядя Леня уже замужем был. Или женат, не помню, как правильно. В общем, жена у него была, и даже сын был! И бабушка на него рассердилась и велела ему «прекратить всякого рода поползновения в ее сторону». Она гордая потому что была. Только вот дядя Женя-моряк этого не смог понять. Для него – тут баба Ева обычно вздыхает – все девки на одно лицо были. Даже она. А по-моему, так нельзя. Надо же на какой-нибудь одной остановиться, а то хлопот потом не оберешься… С дядей Петро сложнее было. Уж больно настойчивым он оказался, этот поляк. Везде бабушку провожал, и встречал, и таскался за ней по пятам. Она его по-всякому отвадить пыталась, даже обижала. Только дядя Петро все равно ходил. Но она его не полюбила. Что же это за мужчина без чувства… как это она сказала… а! без чувства собственного дос-то-ин-ства! Тряпка! Зато дядя Ваня-танкист это понимал. И чувство этого достоинства у него было. Бабушка Ева расплывается у в улыбке – он ее муж. Тоже, говорит, красивый был – первый парень на деревне. Она с ним на войне познакомилась. Он тогда друга в госпитале навещать пришел. А она там медсестрой работала. «И закрутилось», говорит бабушка. Сначала она в него влюбилась, правда, а уже потом он в нее. Они танцевали однажды всю ночь, а под утро убежали к речке целоваться. Через два месяца поженились. Потом он ушел на войну. Ушел, и так и не пришел обратно. А ведь она его ждет! Уже целых сорок лет! Вот придет этот Ваня, уж я ему всыплю! «Нельзя заставлять даму ждать, говорит мой папа. Это неприлично. Даже на пять минут опаздывать нельзя.» Пять минут! А тут целых сорок лет! И как это бабе Еве терпения хватает, не пойму. Я бы уже после года плюнула на этого танкиста несчастного. Пусть знает. А ведь бабушку еще много-много раз замуж звали! Ну прямо отбоя от женихов не было. Вот только не пошла она. «Буду, говорит, Ивана своего ждать». Она и сейчас, наверное, сидит дома у окошка и смотрит, смотрит, смотрит… А танкиста все нет и нет! Тут у меня от жалости аж слезы на глаза наворачиваются. Так я и прихожу к ней, вся в слезах. А она не бегает вокруг меня и не говорит всякие глупости, как моя бабушка. Достает абрикосовое варенье, – мое любимое – наливает чаю из пузатого самовара и говорит: -Ну, лечись, Влада. А я не понимаю, как это вареньем лечиться можно. Это же не лекарство, его в аптеках не продают, и врачи не назначают. Баба Ева смеется: -Ну ты чаю-то попей, и поймешь. После чаепития правда становится легче. И откуда она только это знает? Наверное, сама вареньем лечится. Нелегко ведь ей своего танкиста ждать.