Rolling stone

Сет ненавидит зиму. Мокрый снег в лицо, лютый холод, необходимость надевать кучу одежды, короткие дни и чересчур раннее время заката - огромное количество недостатков и ни одного достоинства. Сет не может понять, как Кейт удается искренне радоваться этому времени года, хотя кое-какие у него соображения есть. Кейт до сих пор не потеряла веру в чудо, поэтому она с таким нетерпением ждет конца декабря. Сет не любит Рождество. Кейт поначалу удивляется и интересуется: как это можно - не любить такой светлый праздник? Тот лишь пожимает плечами. Ну знаешь, Кейт, когда тебя в сочельник избивает пьяный отец, праздничное настроение почему-то не появляется. Или когда у твоей матери случается сердечный приступ, тебе совсем не до подарков. А уж попытка твоего младшего брата порезать вены и тем самым покончить с собой, лучше всего пробуждает рождественский дух, несомненно. Кейт обижается и кривит нос; она говорит, что в нем нет ни капли теплоты и добра. И Сет соглашается: уж каким-каким, а добрым и милым он никогда не был. Но в последнее время что-то с ним да происходит: появляется неизвестное ему ранее чувство. Он не знает ни названия, ни определения, просто не понимает, что с ним происходит. Знает лишь одно: чувство это довольно приятное. Оно появляется тогда, когда Кейт, просматривая вместе с ним ночью фильмы, засыпает, не дожидаясь конца. Утыкается носом в его плечо и тихо сопит, совсем как котенок, которого он когда-то, будучи пятилетним, притащил с улицы. Или когда она печет пироги с вишней или яблоками, и дом наполняется аппетитным запахом выпечки - точно как в детстве. Но сегодня Кейт уж слишком оживленная и беспокойная. Она носится по дому как маленькое торнадо, разве что разрушений не оставляет. Вот Кейт украшает елку (Сет чуть ли не отморозил себе все пальцы, пока спиливал ее), вот развешивает такие нелепые красно-зеленые носки на камине, а вот готовит печенье с крошками шоколада и корицей. Сет хочет взять одно - только на пробу, но девчонка ударяет его по руке и прогоняет из кухни, бормоча что-то про традиции. Кейт такая забавная в своей суетливости, и мужчина едва сдерживает смех, когда она чуть не сваливает елку, случайно задевая ее. Однако вскоре Сету становится не до веселья, стоит Фуллер предложить ему сменить свой черный пуловер на что-то более "праздничное". - Ты сбрендила что ли? Я в жизни не надену это, - недовольно морщится мужчина, разглядывая вязаный свитер с оленями на груди. - Ну почему? Посмотри, какой он красивый, - прикладывает Кейт вещь к себе. - Он глупый и детский. Я не собираюсь носить эту хрень, и раз он тебе так нравится, то надевай его сама. - Прекрасно, - шипит девчонка и следует его совету; свитер ей велик, но достигает лишь до середины бедра, и ее ноги - красивые, в меру мускулистые и подтянутые, без каких-либо изъянов - выставлены на показ. - Он тебе не мал? - язвит Сет, на что Кейт лишь огрызается. - Нет, это как раз мой размер. Так я и буду ходить. Кейт странная. Сет это понял еще давно, когда только встретил ее снова после того случая. Эту встречу в мексиканской забегаловке ему не позабыть никогда: он тогда еще подумал, что жара вызвала у него галлюцинации, ведь не может же эта несчастная девочка оказаться в такой глуши, за сотни километров от родного дома... Оказалось, что может. Она не особо-то изменилась, лишь немного подзагорела, но скучающее выражение лица никуда не исчезло, лишь впитало в себя тоску и вселенскую грусть. - Ты что здесь забыла? - спрашивает Сет вместо приветствия, ловя себя на мысли: он рад видеть эту девочку снова. - Ищу приключений, - печально усмехается Кейт, и ее тонкие пальчики нервно крутят соломинку от коктейля. - И как, успешно? - Я же нашла тебя, - Фуллер, кажется, ничего не имеет против компаньона, который загубил ее жизнь, нагло ворвавшись в нее, как тогда в их номер. Да что там - она снова набивается ему в попутчики, правда, на этот раз предлагает не застревать в одном городе, а исследовать восточное побережье всей Северной Америки. И Сет соглашается. Соглашается, потому что Эль-Рей ненамного отличался от тюрьмы - такой же душный, гнилой город-клетка, пропащий и обреченный. Ему не хватает свободы, ему не хватает компании - одиночество убивает его не хуже жары. Кейт сумасбродная. Она непросто ищет приключений - она будто бы ищет смерти. Вот Сет ведет машину вдоль пустынного берега Тихого океана, рассекая просторы штата Вашингтон, и девчонка высовывается из окна; ее руки и большая часть туловища оказывается "за бортом", а ее волосы развиваются так сильно, что она напоминает ту самую принцессу с длинными косами, которая наконец сбежала из своей башни. Кейт визжит - видать, от восторга, но Сет не видит в этом ничего прекрасного - она вот-вот вывалится из машины и разобьет себе свою дурную голову. - Кейт, немедленно залезай обратно, - рычит сквозь зубы мужчина, но Фуллер не слышит. Ветер треплет ее рубашку, и она становится похожей на потрепанный флаг, но Кейт это не особо волнует. - Кейт, твою мать, сядь нормально! - Сет никогда не признается девчонке в этом, но он ненавидит повышать на нее голос. Порой она такой ребенок: слабая, нежная, хрупкая - что даже матерное слово может обидеть ее до глубины души, ранить не хуже ножа, в метании которых мужчина мастер. Кейт неохотно слушается, но на следующий раз придумывает кое-что похлеще. Милые пасторские дочки не залезают на отвесные скалы, у подножия которых бушует океан, но Фуллер рушит все стереотипы, чем и поражает Сета: она стоит на самом краю утеса и широко раскидывает руки, воображая себя птицей. И она действительно на нее похожа: тонкая, с длинной изящной шеей, изящные пальчики как перышки - Кейт точно лебедь, но полететь она может только в одном направлении - вниз, в пучину волн, готовую сожрать ее без остатка. Когда Сет отчитывает ее за очередную бредовую и невероятно рискованную идею, Кейт в свою защиту бормочет что-то невнятное. Она говорит, что хочет снова почувствовать, вот только что? Наверное, все, потому что в те моменты, когда она не чудит, она похожа на статую, холодную и безэмоциональную. Как ящерка из степи, которая впала в оцепенение ради защиты. Сейчас же она опять нарывалась на... неприятности. Определенно. Иначе бы она непременно надела под свитер какие-нибудь колготки, чтобы те закрывали ее хорошенькие ноги. Сейчас же от его взгляда-рентгена были спрятаны лишь ступни - Кейт щеголяет по дому в вязаных носках с этническим узором, и это смотрится довольно мило. Нет, не так. Это заводит. *** Кейт обожает Рождество. Хотя нет, немного неточно. Она обожала Рождество. Тогда, когда могла еще ощущать радость, эйфорию, предвкушение. Когда умела и могла чувствовать. Но сейчас все изменилось. Дом, уют, тепло - все эти понятия для Кейт Фуллер, некогда знакомые ей, теперь канули в небытие. Сет сказал ей ехать домой. Да вот проблема - дома-то у нее больше не было. Кейт поняла это, когда вернулась в Техас, свернула на хорошо знакомую ей улочку и подъехала к маленькому домику, около которого уже начали вянуть оставленные без ухода цветы. Не выходя из фургона, девочка долго смотрела на свою бывшую "крепость", в которой еще лежали так и не убранные Скоттом ноты, а в ее комнате пылилась вышивка, которую она теперь никогда не закончит. Это больше не ее дом, не дом Фуллеров. Почти все его жильцы умерли, а единственная выжившая из семьи сейчас походила больше на зомби, чем на человека: бледные впалые щеки, круги под глазами из-за недосыпа, понурый вид. И полное отсутствие каких-либо эмоций. Будто бы ей впрыснули огромное количество новокаина, и теперь хоть иголки вгоняй ей под ногти - Кейт ничего не почувствует. Заходить в пустой и уже заброшенный дом девушка совсем не желала. Она будет искать себе новое пристанище, хотя бы попытается. Пока что ей это не удается. Кейт решает осуществить заданный ее отцом маршрут - добраться до побережья Мексиканского залива. Она никогда не была на море - почему бы не осуществить эту давнюю мечту? Девушка омоет свои ноги в соленой воде, прогуляется по песчаному пляжу и проваляется весь день на палящем солнце, пока ее кожа не станет розовой, как у поросенка. Может быть, хотя бы тогда ей станет на капельку лучше. Но стоя на пустынном берегу по колено в воде, Кейт не чувствует должного удовлетворения. По правде говоря - ничего не чувствует. Опять. Тогда Кейт снова садится в фургон и пускается в очередное путешествие. Без маршрута, без цели, она едет в никуда, проезжая города и села. Изредка останавливается в придорожных мотелях, держа под рукой заряженный пистолет - чтобы никто больше не смог взять ее в заложницы. Оружие еще и отпугивает нежеланных поклонников - стоит Кейт нарочито-случайно отодвинуть край рубашки и показать магазин пистолета, торчащий из-за пояса ее мешковатых джинсов, как очередной ловелас, желающий провести с ней ночь, тут же спешит ретироваться. Если Кейт сейчас предложат сравнить себя с растением, то она назовет ни хрупкую розу, ни нежную лилию, ни тонкую веточку цветущей яблони - прозвище "деточка со вкусом яблочного пирога" до сих пор звенит у нее в ушах. Нет. Она назовет себя перекати-полем, маленьким и жалким кустарником, который катится себе и катится, нигде не останавливаясь и не задерживаясь надолго. Куда его несет ветер в этот раз? А черт его знает. Вот и Кейт не знает, куда она едет. Она просто мчится по пыльной мексиканской дороге, иногда заворачивая в поселения, попадающиеся ей по пути. Она останавливается на ночлег у доброй старушки, которая старается ее как следует откормить и зовет ее не иначе, как pobrecita*, а пока суетливая хозяйка мечется на кухне, Кейт играет с местными ребятишками, и тогда что-то внутри у нее проклевывается, что-то теплое, светлое. Но это ненадолго. Вскоре она снова впадает в состояние анабиоза, из которого ей помогает выкарабкаться не кто иной, как Сет. Кто бы мог подумать? Кейт понимает, что с ней происходит что-то неизвестное и необычное. Девушка ощущает эти изменения, когда Сет подходит к ней со спины, облокачивается руками на стол и опускает голову ей на плечо; его щетина царапает ей шею, и ее обдает запахом сигаретного дыма и кофе - Сет пьет его галлонами, и посоревноваться с этим бодрящим напитком может только виски. Кейт замечает, что, когда Сет берет ее за руку, прячет за своей спиной и очередной раз принимает позу защитника (он просто помешан на безопасности), ей становится хорошо. Дело даже не в защите - она наконец-то начинает хоть что-то чувствовать. Кейт чувствует и это - взгляд Сета, который изучает каждый дюйм ее обнаженных ног. Этот взгляд отбрасывает ее на полгода назад, обратно на побережье Карибского моря, на песчаный пляж и в дивный тропический лес. Райская и превосходно подходящая обстановка для первого раза, вот только обстоятельства отнюдь не роскошные. Кейт не очень-то помнит тот день, да и Сет тоже: он был слишком пьян, она - чересчур разбита. Но стоит девушке закрыть глаза, и она четко видит себя. Закутанная в махровый узорчатый плед, она сидит на остывающем песке и смотрит куда-то вдаль, а на небе с каждой минутой проявляется все больше и больше звезд-искр. - Эй, ты чего еще не спишь? - Сет садится рядом с ней, и от него резко несет алкоголем - он никак еще не отойдет от последствий той адской ночи. - Я думал, ты, как приличная пасторская дочка, ложишься в постель вовремя: в десять, и ни минутой позже. - Я теперь взрослая - могу делать все, что только захочу, - дерзко отвечает Кейт, скрывая за резкостью свою ложь. Не будет же она ему рассказывать, что просто боится спать - она боится видеть сны, в которых ее раз за разом разрывают на части и выпивают всю кровь. - Как это понимать - теперь? - А вот так. Сегодня мне стукнуло двадцать один год. Твою ж мать. Двадцать один. В свои двадцать у Сета уже не было матери в живых (отец-мразь избил ее до смерти), отца тоже (он отправился на тот свет не без помощи младшего сына), но одиноким он не был - юный Ричи, только-только вышедший из подросткового возраста, таскался за ним хвостиком. Кейт же его перещеголяла. - Не таким я представляла свое совершеннолетие, - девчонка фыркает без намека на веселье и отфутболивает маленький камешек прямо в воду. - Я хотела собрать всех своих подружек и закатить шумную вечеринку. Мы бы ели мамин фирменный торт, устроили пижамные посиделки. И на следующий день я накрыла стол для родителей и Скотта, и мы бы вспоминали веселые истории из моего детства. Я могла бы быть сейчас дома в Техасе, вместе с живыми родными. Но вместо этого я здесь... "С тобой" - Кейт не говорит этого, но Сет и сам догадывается о том, что в списке приглашенных он бы навряд ли нашел свою фамилию. Ему вдруг становится по-настоящему жалко ее - она ведь девчонка, совсем еще юная и уже потерявшая всю свою семью. Ей бы сейчас сидеть дома в объятиях отца и болтать с братом, но теперь она даже вспоминать о них не может без ужаса. Двадцать один год, и молодость расцветает: период ярких эмоций, незабываемых чувств и любви, а у Кейт этот период, который должен стать самым прекрасным воспоминанием, будет невыносимо болезненным. Жизнь пущена под откос, и это в двадцать лет. - Держи, - Сет протягивает своей спутнице начатую бутылку виски. - Торта у меня нет, уж прости, зато это пойло вполне сойдет за дешевое шампанское, - он не надеется, что забитая скромница примет его "подарок", но Кейт не оправдывает его ожиданий - она забирает у него бутылку и смело делает глоток: один, затем второй, после третьего недовольно морщится и закашливается, но ненадолго. Пытается выглядеть взрослой. Хотя нет. Сейчас Кейт и без этого перестала походить на ученицу старшей школы: распущенные, растрепанные ветром волосы, распухшие губы (за последние дни она искусала их до крови), скулы стали выпирать резче, и детская припухлость щек сошла - немудрено, Кейт почти что ничего не ест, и иногда ее приходится силой отправлять за стол. Бутылка смотрится на удивление органично в ее руке и даже придает ей особого шарма. И все равно от нее веет свежестью, молодостью; она выглядит гораздо привлекательнее той же Ванессы или мексиканской проститутки, с которой он развлекался где-то с месяц назад. Кейт ему нравится. Взаправду. Наверное, Сет выпил сегодня слишком много. - А твой Бог тебе ничего не скажет за распитие спиртного, а? - К черту, - говорит Фуллер между глотками. Сет уверен, что последняя реплика ему послышалась: в самом-то деле, разве будет девочка, которой как следует промыли мозги религиозными правилами и запретами, сквернословить в адрес главного божества? Разумеется, нет. Но алкоголь и гнев вместе творят чудеса, изменяя человека до неузнаваемости. - Что-что? - Да пошел он в задницу, вот что! - выпаливает Кейт, срываясь на крик. - Ему на меня наплевать было, да, иначе он бы меня одну не оставил тут загибаться, ни за что! Но ему наплевать на мои жалкие просьбы, конечно, я же ни в чем не нуждаюсь, со мной все хорошо, разве что мой отец стал вампиром, а брата просто разорвали на части... - последние слова она выдавливает, глотая слезы - из-за виски, ударившего в голову, ей становится еще грустнее и больней. - Эй, ты что, плачешь? - удивляется Сет, который меньше всего сейчас хочет стать свидетелем ее истерики - он ненавидит плачущих и не выносит их выплеска эмоций. - А ты не видишь, что ли? - огрызается девчонка, всхлипывая, и даже в такой ситуации она умудряется дерзить. Значит, не все еще потеряно, раз у нее сохраняется относительно боевой настрой. - Так, а ну-ка быстро успокоилась, - командует мужчина, но тщетно - Кейт хоть и утирает со злостью слезы, но продолжает трястись. - Не могу! - А ну-ка, наклонись ко мне, я скажу тебе кое-что, - девчонка слушается, не скрывая своей заинтересованности, но Сет ничего ей не говорит; вместо этого он кладет руку ей на затылок и впивается ей в губы, ощущая соленый вкус ее слез. Он не испытывает мук совести из-за совращения девочки - алкоголь блокирует у него здравый смысл; он лишь искренне хочет помочь. А Кейт даже и не сопротивляется. Прежняя Кейт обязательно отпихнула бы Сета сразу, отвесив звонкую пощечину, но вместо этого она лишь покорно открывает рот, попутно вспоминая, какой это по счету поцелуй в ее короткой и никчемной жизни. Третий? Четвертый? Или в щеку не считаются? Когда Сет снимает с ее плеч одеяло и шлейки ее бюстгальтера ползут вниз под его пальцами, Кейт бросает в дрожь. Она на секунду задумывается, чтобы сказал папа, если бы увидел эту картину: его милая доченька-умница целуется с преступником, который взял ее в заложницы и грозился пристрелить ее на месте. Но Кейт как-то все равно, и дело даже не в спиртном: отца-то больше нет, и теперь она, кажется, потеряла свою веру, за которую когда-то так отчаянно цеплялась. Ну и какая тогда, к черту, разница? Девушка плохо помнит остальные события, будто бы из ее памяти, как из кинопленки, вырезали порядочный кусок и тут же сожгли, а прах развеяли по ветру. А может быть, она специально не захотела запоминать, чтобы не краснеть каждый раз, попадаясь Сету на глаза. Но кое-что она точно не забудет. Смывая кровь с бедер, Кейт поняла, что вместе с ее невинностью была утеряна последняя часть ее прежней - той самой скромной Кейт, приличной Кейт, целомудренной Кейт, которая молится каждую ночь и спит с библией под подушкой. Она больше не милашка Кейти, это уж точно, зато она смогла прочувствовать все: обжигающее тепло рук Сета, поцелуи, подобные кислоте, оставляющей отметины на ее коже Белоснежки и бесстыдный жар, ранее ей абсолютно незнакомый. - Ты специально это делаешь? - голос Сета заставляет ее вздрогнуть от неожиданности и оторваться от раздумий. - Делаю что? - Дразнишь меня. Как для пасторской дочки, ты слишком коварная. И хитрая. Знает ведь, чертовка, что ему нравится ее невинно-детский вид. И ноги тоже. - А ты для бывшего бандита слишком занудный и вредный, - Кейт старается подражать тону Сета, и у нее довольно неплохо получается. Это раззадоривает мужчину еще больше, и он не удерживается - дожидается, пока девочка подойдет к нему ближе, и тогда дергает ее за руку так, что она приземляется прямо к нему на колени, и свитер на ее бедрах задирается выше. - Ну и что же ты заказала у твоего Санты? - спрашивает Сет и произносит эти слова ей прямо на ухо, отчего у Кейт по телу волнами растекается щекотливое тепло. - А? Говори, что заказала, ты, большой ребенок! - Ты будешь смеяться, - забавно морщится Фуллер, пытаясь выскользнуть из его рук, но не тут-то было - хватка слишком цепкая. Как будто бы она действительно хотела вырваться. - Клянусь здоровьем мистера Кольта, что не буду. Ну первые секунд пять точно. Кейт не смеется. Ее желания нематериальные и почти что невыполнимы, и если просить о чуде, тогда когда еще, как не в Рождество? - Я хочу спокойствия. Хочу снова наслаждаться жизнью. Хочу... - "снова научиться чувствовать", пытается сказать девушка, но прерывается, когда Сет перестает играться с ее волосами и начинает медленно очерчивать пальцами контур ее лица и шеи, будто скульптор, создающий очередное творение искусства. - Что, и этим ты тоже наслаждаешься? - ему нравится так играться с ней, как с маленькой и юркой мышью. Но Кейт сейчас больше похожа на кошку - чуть ли не мурлычет от удовольствия, потому что обожает такие прикосновения. - Да-а-а... - довольно протягивает она, а затем решает сама проявить инициативу: слегка касается губ Сета своими и одновременно оттягивает горловину его пуловера. Сету не нужно намекать дважды. *** - Я, наверное, грешница. Ужасно плохая, - обреченно выдыхает Кейт: вытравить из нее религиозную фанатичку оказывается не так-то просто. Сет определенно на нее плохо влияет. - Если тебя это утешит, то я тоже далеко не святой, - пожимает мужчина плечами, но его спутницу это не успокаивает. Кейт немного напугана. Боится странной привязанности к своему большому другу, которая постепенно начинает напоминать зависимость. Сет для нее наркотик, опиум - Кейт пьянеет в его присутствии, становясь все более и более раскрепощенной и распущенной. И "соскочить с него" она тоже не может, ведь она наконец-то снова оттаяла, чувствительная анестезия прошла окончательно. Она снова чувствует. - Ну знаешь, последние полгода ты вел себя вполне приемлемо, может, тебя даже из списка негодников вычеркнут. Сет театрально морщит нос - он не хочет становиться мягкотелым, но процесс уже запущен. Рядом с Кейт он становится гораздо добрее, а на душе у него все утрясается. Кейт для него лекарство, панацея, которая залечивает все его душевные раны и расстройства. - Э, нет! Я хочу быть в списке негодников, я самый главный негодник! - восклицает бывший вор, и Кейт смеется - в последнее время она пребывает в хорошем настроении все чаще и чаще, что Сета не может не радовать. - Кто бы сомневался, - улыбается девушка и прижимается еще сильнее к мужчине, чувствуя себя комфортно и уютно в его объятиях. Потому что знает - вот оно, ее место. Вот он, ее дом, который она искала. А Сет наконец-то осознает, что за чувство появляется, когда он так просто чертит невидимые узоры на обнаженной коже Кейт. Чувство, которое исчезло вместе с гибелью брата, чувство, которое возникает прямо сейчас. Светлое, сильное, которое вцепляется и не отпускает. Любовь - его название. Кейт устраивается около окна с чашкой горячего шоколада и любуется снегопадом за окном, а Сет в проклятом свитере с оленями (который смотрится не так уж и нелепо) растапливает камин. Слушая треск поленьев, он понимает, в чем заключается рождественская магия - она наполняет дом уютом, и внутри становится спокойно и тепло. Уют - понятие, незнакомое Сету с самого детства, и с которым его умудрилась познакомить его личная сахарная фея. А хилое перекати-поле наконец-то пустило свои корни в эту зиму, в этот дивный, волшебный вечер.