Барон

Эта ночь была чёрной, словно кто-то накрыл весь мир светонепроницаемым куполом, стенами которого были тяжёлые грозовые облака. В воздухе скопились капельки влаги, предвещая скорую бурю. От мороза, так неожиданно заявившего о себе, вода, растворившаяся в воздухе, кристаллизовалась и издавала тихие потрескивания, как разряды тока. Ледяной осенний ветер неожиданно начинал стучаться в тёмные окна домов, скопившихся на опушке непроходимого леса. Жители этой деревушки крепко спали, не подозревая, какой кошмар скоро обрушится на их безмятежный сон. С тяжёлых облаков сорвались первые капли. Они были так тяжелы, что не успели насладиться падением, как сухая земля впитала их сущность. Устав держать скопившуюся воду в себе, облака рассекла яркая змеевидная молния, на мгновение освещая уснувшую деревню. Вода упругими струями обрушилась на засохшую траву, приминая её к окоченевшей земле. Клубы пыли, взбитые ледяным дождём, поднялись вверх, тут же оседая, впитав влагу. Из-под вековых дубов, раскинувших свои голые скрюченные ветви в разные стороны, вышла высокая фигура. Она уверенно шла вперёд, иногда скользя и увязая в размокшей земле. Ледяные капли накрыли капюшон путника, впитываясь в лёгкий шелк. Вода скользила по невесомой ткани от макушки капюшона до плеч, от них вниз к испачканным в пыли полам, оставляя на них грязные подтёки. Мокрая ткань облепила тонкое тело странника. Цвет шелка, впитавшего достаточно воды, потемнел, окрасившись в кроваво-красный. Казалось, по раскисшей дороге идёт человек, чью кожу безжалостно содрали. Это внушало суеверный страх, заставляя сердце биться чаще. Девушка шла быстро и уверенно, не обращая внимания ни на пронизывающий ветер, что норовил проникнуть в самую душу и затушить огонёк жизни, ни на ледяные капли, неумолимо льющиеся с чёрного неба. Путница шла, чуть наклонившись вперёд и обхватив себя за плечи. Струи дождя обжигали белую, почти прозрачную кожу на лице девушки, причиняя боль. Но вода не способна была стереть предвкушающую смерть улыбку. Теперь, достигнув этой Богом забытой деревушки, дело оставалось за малым. Ей осталось найти только одного человека и… Перед большими деревянными воротами в деревню стояла наспех сколоченная виселица. На верёвках, подчиняясь порывам ветра, качались два трупа. Запах гнили дождём прибило к земле, в воздухе остался лишь едва ощутимый сладковатый запах. Девушка приблизилась вплотную к разлагающимся трупам и глубоко втянула носом воздух, щурясь от удовольствия. Ноздри расширились, принимая в себя приторный запах разложения и обжигающе холодную воду неба. — Ах! — девушка задрала голову вверх, наслаждаясь компанией мёртвых тел. — Какой дивный аромат! Из этой деревеньки прямо-таки тянет смертью! Девушка посмотрела в лица повешенных, хитро щуря чёрные глаза. — А, ну! Расскажите, чем вы заслужили столь низкую смерть? Два трупа качнулись в такт порывам ветра. Верёвки, туго стягивающие их покрытые трупными язвами шеи, надсадно скрипнули. Чернота ночи зарябила яркими красками костра. От пестроты красок и быстрой смены реальности закружилась голова, и боль стрельнула в левом виске, скользя к переносице. Девушка поднесла согнутый палец к бровям и с силой вдавила его в переносицу, зажмурилась. Непроницаемая ночь исчезла, сменившись оранжевыми отблесками ярко пылающего в камине огня. Границы леса заменил холодный камень. Трава растворилась под ногами, пропуская гладкую породу. Виселица с ничего не выражающими трупами померкла, на её месте сидели две девушки. Даже кровоточащие раны и синяки на лице не скрывали их красоты. Руки обоих цепями прикованы к серому камню. Кисти, насколько позволяют браслеты, безвольно опущены вниз. На кончиках тонких пальцев набухают красные капли и тяжело срываются на каменный пол. Падая, они разбиваются о гладкую поверхность луж крови. Голова одной девушки опущена на грудь. Её слипшиеся от крови рыжие волосы сосульками спадают на лицо, скрывая его. Мелкие волосинки прилипли к серой коже щёк, шеи, рук. С разбитых губ тонкой струйкой бежит кровь, скользя по подбородку, теряясь в волосах, облепивших шею. Её грудь поднимается очень медленно. При выдохе из ноздрей девушки вырывается глухой свист. Кажется, что она спит, но это лишь обман зрения. Ноги она подвернула под себя, пряча кровоточащие пальцы и обожжённую кожу. Рядом, чуть поддавшись вперёд, полусидит женщина с густыми волосами, цвета вороньего крыла. Они волнами спадают на пол, впитывая кровь с камня. Кожа на правом мизинце и безымянном пальце отсутствует. Глазу открываются багровые мышцы и белый осколок кости. Её лицо опрокинуто вверх. На лбу обожжённая до кости плоть приняла знак, определяющий статус женщины — ведьма. Левый глаз заплыл синюшным отёком, не позволяя ничего разглядеть. Нос девушки неестественно вывернут, над верхней губой засохли две красные дорожки. Железная дверь надсадно скрипнула, отворяясь. В душную комнатку тяжело вошёл низкий толстяк. Часть его голого черепа была скрыта красной тряпицей, скрывающей лицо. На уровне глаз были прорезаны дырки, позволяя маленьким глазкам перебегать от искалеченных девушек к раскалённым инструментам. Увидев его, черноволосая содрогнулась всем телом, сжимая пальцы в кулак, тут же расслабляя правую руку и шипя от боли сквозь зубы. Мужчина, тяжело переваливаясь из стороны в сторону, подошёл к ярко пылающему огню, выбирая, какой игрушкой позабавиться на этот раз. Он долго и придирчиво разглядывает раскалённый до красна металл, пока, наконец, не выбирает гигантского вида щипцы. Каким-то невероятным образом он оказывается напротив рыжеволосой девушки. Теперь становится слышно, как он тихо мурлыкает себе под нос очень весёлую мелодию. Толстыми мягкими пальцами он берёт девушку за подбородок и поднимает её лицо вверх, заглядывая в её полузакрытые глаза. В них слабо тлеет огонёк жизни, распаляемый страхом. — Ну же, куколка, открой ротик, — ласково шепчет мужчина. От него пахнет жареным салом и вином. Девушка морщится, когда он надавливает ей на щёки, но рот держит закрытым. На лбу выступают крупные капли пота. — Давай, чертовка, не упрямься. Не стоит дразнить меня. Он подносит горячий металл к глазу девушки. Горячий воздух волнами накрывает закрытое веко, заставляя и так колотящееся о рёбра сердце скакать в удвоенном ритме. Рыжеволосая медлит, пот крупной бисериной скатывается по виску, замерев на подбородке. Заметив колебания девушки, мужчина с силой прижимает красный металл к закрытому глазу рыжеволосой. Сердце замирает в её груди, отдаваясь болью. Жар от выжженного глаза пульсирующей болью распространяется по телу девушки. В неистовом крике она распахивает разбитые губы. Начавшие заживать трещинки на её губах рвутся, кровь вновь выступает на коже. - И стоило жертвовать глазом ради пары зубов? — искренне недоумевает мужчина. Он отнимает от глаза девушки щипцы, за которыми тонкими нитями тянется прилипшая кожа, и засовывает их в распахнутый рот девушки. Что-то шипит и потрескивает. Крик, заглушаемый горячим предметом, с новой силой разносится по комнате. Женщина с чёрными волосами вздрагивает всем телом. Она прижимает к шее плечи. Но потом резко поворачивается к мужчине и, не сводя с него полного ненависти взгляда, шепчет: - Сволочь! Ты пожалеешь об этом! За нас отомстят! — слова даются ей с трудом, доставляя повреждённым связкам новую боль. Голос, наполненный гневом, срывается на хрип. — Потерпи, Элизабет, — обращается она к подруге, — скоро всё кончится. Скоро нас оставят в покое. Картинка меркнет, сменяясь занавесом из ледяного дождя. Теперь нет той душной комнаты, пропахшей кровью и горелым мясом. Нет двух искалеченных девушек. На их месте раскинулась поляна, где люди нашли себе дом, и лес, что таил в себе все те ужасы, что творили, поселившиеся здесь люди. Теперь на входе в деревню стоит виселица, на верёвках которой весят две некогда красивые и счастливые девушки. Сейчас же от их красоты не осталось ничего. Часть волос выпала, разлетевшись по миру, оставшиеся же пряди спутались и истончились. Загорелая кожа покрылась зелёными пятнами разложения. Щёки и глаза давно выклевали вороны, оставляя вместо них чёрные дыры. Губы ссохлись, обнажая остатки когда-то белых ровных зубов. — Свиньи, — одними губами шепчет путница, — возомнили себя Богами. Решают — кому жить, а кому сдохнуть. Так если бы просто убили, так нет же, надо перед этим как следует поиздеваться. Зачем? Любят люди мучить тех, кто слабее их. Души портят. И свои, и чужие. Девушка зло сверкнула глазами и сжала руки в кулаки. Она в очередной раз убедилась, что не зря Бог оставил их, не зря Дьявол отвернулся от этой грязи. Ей оставалось лишь отпустить души несчастных, раз уж об этом не позаботились жители этой деревни. Девушка поднесла к губам три пальца левой руки и едва коснулась кончиков губами. Она закрыла глаза и повернула кисть ладонью к повешенным, начертила в воздухе круг. Она почувствовала, как нечто невесомое, неосязаемое покинуло тела двух трупов. Это что-то с негромким чавкающим звуком впиталось в землю. — Ну вот, — блаженно улыбнулась девушка, — теперь Отец будет доволен. Дождь на мгновение стих, а облака расступились, пропуская лунные лучи. Они холодными голубыми волнами скользнули по траве, отражаясь в хрустальных каплях. Впитываясь в ледяной дождь, они искристыми звёздами падали на чёрную землю. Лучи скользнули по блестящей от воды и мороза виселице, упали на одеревеневшие гниющие тела. Луна словно бы обняла мёртвых. — Нечего на меня так смотреть! — гневно хмурясь, вскрикнула девушка, поднимая глаза на луну. — Кто не успел, тот опоздал! Ты разве не знаешь? Словно в первый раз работаешь! Тяжёлые тучи вновь спрятали полную луну, погружая мир в непроглядный мрак. Дождь с удвоенной силой забарабанил по траве, крышам, окнам. Больше не обращая внимания на болтающиеся на ветру трупы, девушка, едва подпрыгивая, вбежала в деревню. Единственный фонарь, который, подчиняясь порывам ветра, тяжело качался из стороны в сторону, потух, как только начался дождь. Вся деревня погрузилась в густую вязкую тьму, рассекаемую лишь вспышками молний и раскатов оглушающего грома. В ветхих, но на удивление прочных избушках мирно сопели люди. Девушка шла, заглядывая в каждое окно. Иногда она замирала у окна на несколько минут, наблюдая, как супружеские пары крепко прижимаются друг к другу, сохраняя тепло. Смотря, как они улыбаются во сне, изредка всхрапывая или причмокивая, в её груди просыпалось некое сладкое чувство. Оно рождало в ней странные давно забытые воспоминания. Нет, ничего конкретного, но ей казалось, что что-то похожее было и в её давно пережитой прошлой жизни. Когда-то очень давно. У некоторых окон девушка и вовсе не задерживалась. Нечего было рассматривать в домах, где супруги спали спинами друг к другу. Тем более, ничего привлекательного не было в избах, где жил лишь один человек. Таких домов было мало, но они были. В них люди спали, свернувшись калачиком, хмурились и часто ворочались. Им явно было некомфортно в своём одиночестве. Девушка тенью скользила от одного дома к другому, тихо заглядывая в мутные стёкла. Дождь совсем не мешал её легкому передвижению. Заглянув в очередной дом, она увидела крохотного малыша. Он лежал, плотно укутанный в пелёнки и кряхтел, пытаясь освободить ручонки. Он готов был вот-вот расплакаться, когда очередная его попытка окончилась неудачей. Он зажмурил свои огромные глаза и, наморщив курносый нос, открыл было беззубый рот, чтобы разразиться громким требовательным криком. Девушка прильнула к окну, плотно прижимаясь холодным лбом к мокрому стеклу. Ладонями она впилась в окно, словно стараясь вдавить его в избушку. Белые пальцы приобрели чуть желтоватый цвет. Малыш почувствовал чей-то пристальный взгляд и, не закрывая рта, посмотрел на мокнущую под ледяным ливнем девушку. За грязным стеклом он не мог разглядеть её черт, но он чётко видел её улыбку. Улыбку матери, с любовью смотрящей на своё дитя. Не прилагая никаких усилий, карапуз вытащил пухлую ручонку из тугих пелёнок и поднёс ладошку ко рту, засунув в него часть толстых пальчиков. Ребёнок загукал, расплываясь в по-детски искренней и доверчивой улыбке. — Тихо, лучик, не шуми, — нежным голосом зашептала девушка. — Дай маме с папой поспать. Завтра успеешь наиграться. Ребёнок не понял слов этой странной девушки, не расслышал ни звука, произнесённого ей. Ему просто невыносимо захотелось спать. Не вынимая пальчиков изо рта, он закрыл глаза. Сон овладел разумом ребёнка, унося в неизведанные никем миры. Девушке от чего-то стало невыносимо грустно. Она и сама не знала причину своей печали. Для неё это лучшая ночь, но что-то тяжёлое камнем лежало у неё на душе. Точнее, на сердце, так как души-то у неё не было. Она её давно променяла на бессмертие и веселье. Она редко чувствовала грусть. Больше радость или безумие. Но иногда, наблюдая, как такое чистое, не замаранное жизнью существо, видящее всё насквозь и не понимающее что хорошо, а что — нет, искренне улыбается тебе, радуется, что ты есть — в такие моменты сердце девушки сжималось от боли. Она чувствовала, что не всё потеряно, что многое можно исправить, что не просто так она существует, что душа её не просто так в плену у Дьявола… Девушка поцеловала три пальца левой руки и прислонила их к стеклу, наблюдая, как мерно посапывает младенец. Едва заметно вздохнув, девушка оттолкнулась от мокрого стекла и, кружась, побежала дальше. Её плащ каким-то невероятным образом отлип от её тела и теперь волнообразными движениями скользил по воздуху, повторяя движения девушки. Упругие капли дождя не влияли на взлёты и падения красной ткани. Странно, но под плащом у девушки одежда была чёрной и кожаной. Высокие все на ремнях и шнурках сапоги, плотно прилегающие к ногам штаны. Только рубашка была из хлопка, но такая же чёрная, как эта ночь. Ткань прилипла к коже, открывая глазу тонкие черты тела девушки. Она кружилась, продвигаясь дальше. Её глаза были закрыты. Чисто интуитивно она выбирала путь, сворачивая то влево, то вправо. Впервые за долгое время она была спокойна. Внезапно что-то останавливает девушку. Она словно бы наткнулась на невидимую стену, так резко она остановилась. Медленно опуская взгляд, девушка расплывалась в хищной улыбке. Её сердце радостно подпрыгнуло, а в глубине стало просыпаться безумие. Увидев еле живого старика, ей захотелось петь и прыгать на месте, что она немедленно сделала. Только девушка не пела. Она никогда этого не делала. Ей не нравилась музыка, она навивала о прошлом, о запретном прошлом. Подпрыгнув пару раз на месте, девушка подбежала к телу, что лежало в грязи, прислонившись плечом к деревянной стене избы. Приблизившись вплотную к старику, девушка поняла, что никакой это не старик. Мужчина лет сорока, только его образ жизни состарил мужчину до глубокого старика. Он лежал тихо, не шевелясь. Голову он положил на колени. Редкие тонкие волосы спутались и спадали на плечи, укутанные в лохмотья, насквозь промокшие от проливного дождя. Старик не реагировал на обжигающе-холодные капли, вонзающиеся тысячью острых иголок в его сморщенную кожу. Девушка присела на корточки рядом с телом и склонила голову на правое плечо. Резким движением она выбросила тонкую руку вперёд, жёстко хватая мужчину за седые пряди на лбу, причиняя боль, и опрокинула его голову назад. Старик застонал, произнеся что-то невнятное. По его острым скулам и впавшим щекам стекала вода, частично проникая в рот, частично капая с двойного подбородка. Тонкие дряблые губы его были раскрыты, обнажая гнилые осколки зубов и чёрный язык. Из глотки мужчины вырывались тихие клокочущие звуки. Девушка всё шире расплывалась в хищной улыбке, с любопытством всматриваясь в черты старика. Запах исходивший от мужчины не трогал чувствительных клеток в носу девушки. Отвращение, проступившее на её лице никак не относилось к внешности, вони и положению этого человека. Её была противна его судьба. То, какие решения он принимал, то, как он прожил жизнь. — Ну как тебе, Благословение Господе, священник? — усмехаясь, начала девушка. — Как же ты, такой святой человек, посмел ступить на зов Отца моего, отвернувшись от своих стереотипов? Молчишь… Тебе стыдно? Не знаешь, что ответить? Или ты просто чертовски пьян. Дешевая выпивка заменила кровь в твоих жилах, заставляя сердце перекачивать лишь спирт. Хочешь, я скажу, почему ты, некогда удачливый священник, в котором души не чаяли люди, сейчас мокнешь под зимним дождём. Почему ты, такой правильный и честный, сейчас валяешься на размокшей чёрной земле в собственных экскрементах и рвоте, — девушка крепче сжала кулак, чувствуя, как седые волосы мужчины с лёгким щелчком покидают его голову, и склоняется к грязному уху старика и, почти касаясь его губами, шепчет. — Ты просто слаб. Слаб настолько, что не смог противостоять Отцу моему. Ты не достоин жизни на этой земле. Ты и смерти не достоин. Я помогу тебе. Девушка разжала пальцы, удерживающие голову мужчины поднятой вверх, и с отвращением отдёрнула руку. Мужчина застонал и вновь уронил лицо на колени. Его стошнило. Девушка расхохоталась в голос. От её смеха кровь стыла в жилах, а по спине бежали мурашки. Она опрокинула голову назад и продолжала смеяться. Тяжёлые ледяные капли падали ей на лицо, стекая к рыжим волосам, спрятанным в складках красного капюшона. Она перестала смеяться так же резко, как и начала. Теперь её лицо ничего не выражало. Было спокойным и холодным. Молния, плетью разрезавшая небо, осветила на миг её бледную кожу и блеснула в её чёрных глазах, отражая всё безумие и отвращение, что плясали в них. Резкими ломаными движениями девушка поцеловала пальцы левой руки и, начертив круг, коснулась ими лба мужчины. Будь она человеком, её давно бы передёрнуло от омерзения. Мужчина вздрогнул и обмяк. Земля шумно всосала его душу. В небе раздался оглушительный грохот. Девушка вздохнула и поднялась, стряхивая с руки белые волосы, прилипшие к её мокрой коже. Она оглянулась, раздумывая, куда идти дальше. В глубине её глаз блеснул огонёк интереса, когда слабый жёлтый цвет просочился сквозь тоненькую щёлку в деревянной двери. Громко хихикнув, девушка хлопнула в ладоши и, подпрыгивая через каждые два шага, побежала к избе, в которой кто-то явно не спал. Ноги заскользили в вязкой грязи. Девушка, тяжело охнув, врезалась лицом в шершавое дерево. В кожу вонзились множество заноз, глубоко проникая в ладони и щёки. Боли девушка не почувствовала, она уже не помнила, когда в последний раз испытывала боль. Ни физическую. Ни душевную. От сильного толчка дверь дрогнула и, натужно скрипнув, с грохотом упала в избу. Засов громко стукнулся о деревянный пол, устланный жёсткой соломой. Лёгкая пыль взметнулась вверх, кружась в воздухе. От порыва ветра сухая трава влетела в тёплое помещение, перемешиваясь с соломой. За окном ослепительной вспышкой мелькнула молния, а вслед ей громыхнул очередной раскат грома. Девушка, тяжело опёрлась об дверь, поднялась на ноги. Тихо встав, она плавно соскользнула с упавшей двери. Подняв голову она встретилась взглядом с синими глазами мужчины. Он смотрел на неё удивлённо всего пару секунд, а потом молча подошёл к двери и с лёгкость поднял её, ставя на место. — Ничего, — начал он, — завтра я всё исправлю. Будет как новая. Давно пора бы ей рухнуть. Ещё мой дед её вытёсывал и ставил. Его глубокий хриплый голос, резал душу девушки, отдаваясь чем-то родным и забытым. Она молча смотрела на него, не смея шелохнуться, только улыбка, ныне растянувшаяся на её красных губах, постепенно увядала. Мужчина кинул на неё взгляд и, словно опомнившись, взял девушку за локоть и повёл к жарко пылающему в камине огню. Его рука была жёсткой и шершавой от тяжёлой работы, но её руку он держал мягко, словно боясь причинить боль. — Ты, наверное, замёрзла. Ты только посмотри на себя, — он приложил тыльную сторону ладони к её мокрому лбу, — вся холодная! Сядь у огня, я приготовлю тебе чай. — Лучше ром. Мужчина удивлённо посмотрел на девушку, но ничего не сказал, лишь протянул колючий плед и исчез в подвале. Девушка молча села на грубо сколоченный стул, стоящий напротив яркого пламени. Язычки огня весело пылали в камине, отражаясь в чёрных глазах девушки. Капля дождя скользнула по носу девушки, замерев на остром кончике. В камине щёлкнуло дерево, и сотня маленьких искр взметнулась вверх. — Держи. Мужчина легко толкнул девушку костяшками пальцев в плечо. В кулаке у него была железная кружка, до краёв наполненная жёлтым напитком. Пьянящий аромат ударил в нос, рождая в животе волну тёплых волнующих ощущений. Девушка протянула руки и резким движением опрокинула в себя алкоголь. Обжигающая жидкость резво полилась в желудок, обжигая горло. Шумно выдохнув, девушка протянула пустой стакан севшему напротив мужчине. Он оценивающе взглянул на неё и вновь наполнил её кружку. В этот раз девушка лишь едва отпила ром, пытаясь прочувствовать вкус напитка. — Ужасная выпивка, — скривилась она, глядя прямо в глаза мужчине. Он усмехнулся, не сводя с неё взгляда: — Могла бы ради приличия сказать, что сойдёт, или просто промолчать. — Я не привыкла врать. Глаза мужчины бегали по лицу девушки. Он встал и взял плед, комком лежащий в руках девушки. Резко тряхнув его в воздухе, расправляя, мужчина накинул его на плечи девушки. Он вновь сел рядом. Теперь он не смотрел на неё, его взгляд был направлен в огонь. — Почему-то я думал, что за мной придёт мужчина. Демон, устрашающий одним своим видом, но ты… Ты ошеломила меня, сбила с толку. Я хотел умолять его о пощаде, выпросить хоть денёк, чтобы провести его с женой и детьми. Но теперь, как-то стыдно валяться на коленях, унижаясь перед женщиной. Девушка прищурилась и вновь отпила из кружки. Она заметила, как сеть морщинок протянулась от глаз мужчины, складка у рта стала заметно глубже, а кожу между широких чёрных бровей рассекла глубокая морщина. — С чего ты взял, что я пришла за тобой? Он резко обернулся на её надменный голос. В его глазах мелькнул страх. Где-то в глубине дома, за тёмной шторой, скрывающей проход в другую комнату, раздался надсадный громкий кашель. — Только не Эмили, только не моя маленькая девочка, — его голос неожиданно дрогнул, а глаза заблестели от слёз. Девушка молча отвернулась от мужчины. Она чувствовала, как что-то рвётся и ломается внутри этого с виду сильного человека. У каждого есть свои слабости, даже у неё. Видимо, что-то человеческое всё же осталось у неё глубоко внутри, поэтому она, тяжело вдохнув, сказала. — Ты дал мне лучшую выпивку, что пылилась у тебя в подвале. Усадил к огню, зная, что я не умею чувствовать. В добавок, сегодняшняя ночь порядком порадовала меня, поэтому я дам тебе несколько минут, чтобы попрощаться с дочерью. Пока ром, оставшийся в бутылке, не иссякнет, ты можешь побыть с дочкой. — Нет, пожалуйста, не забирай её, — крупная слеза скатилась по щеке мужчины. Девушка вновь опрокинула в рот дурманящий напиток и, проглотив, покачала головой. — Ты же — барон, ты многое можешь! Пойми меня! Я не смогу простить себе её смерть! — Ты не хотел унижаться перед женщиной, а теперь готов целовать носки моих грязных сапог, — девушка равнодушно взглянула на мужчину. — Вдобавок, ты теряешь драгоценный минуты, которые ты можешь провести с дочкой. А я, хоть и могу забирать и дарить жизни, вовсе не всесильна. Она вновь налила в кружку ром. Почему-то ей было совсем не весело. Не любила она такие моменты, когда узнают в ней демона, когда называют по имени. Особенно, когда умоляют изменить принятое не ей решение. — Нет смысла проводить несколько мгновений, если целой жизни не хватило, чтобы насладиться обществом дочки, — он тяжело вздохнул и опустил голову. — Мы с женой так долго ждали её появления, а теперь, когда ей исполнилось девять, Бог решил забрать её у нас. — Я не работаю на Бога, мой Отец — Сатана, — девушка тяжело закатила глаза, вновь отпивая обжигающий напиток. — У тебя осталось два стакана, а потом, мне придётся забрать твоё сокровище. — Неужели у тебя не было того, кто был бы дорог тебе? Мать, брат, муж, отец? Неужели ты… «Отец… и вправду… когда-то давно» Сквозь чёрную пелену, скрывающей прошлое, послышался ласковый мужской голос. Он смеялся и звал девушку. Она бежала по тёмному коридору к яркому свету, за которым скрывался обладатель такого родного голоса. Этот тембр ранил сердце, туманил разум. С каждым шагом, приближающим девушку к свету, девушка становилась всё меньше, пока вовсе не превратилась в девчонку. Теперь её длинные рыжие волосы были заплетены в две толстые косички, плащ исчез, превратившись в лёгкое белое платье. Девочка бежала босиком по мягкой весенней травке, весело смеясь. — Папа! — вскрикнула она и с разбега прыгнула в объятия высокого мужчины с волосами такого же яркого цвета, как и у неё самой. — Девочка моя. Он весело смеялся, когда ребёнок неловко водрузил ему на голову венок, сплетённый из полевых цветов. — Катерина, — одними губами прошептала девушка, — так меня звали… Её глаза были широко распахнуты и уставлены в весело потрескивающий огонь. — Неужели ты не можешь ничего сделать? — мужчина взял её за плечи и умоляюще взглянул в её остекленевшие глаза. Слёзы катились по его щекам, сверкая в свете яркого огня. — Ты же… барон. Ты многое можешь исправить. — Увы, я не могу уйти с пустыми руками, — вздохнула Катя, — мне нужна душа. Так уж я устроена. Точнее это работа барона — я всё время буду искать душу, которая сможет заполнить пустоту, оставленную отсутствием собственной. Вдобавок, даря жизнь одному, я обязана забрать её у другого, — девушка грустно усмехнулась и взглянула в мокрые глаза мужчины. — Проблема состоит в том, что пожертвовать душу надо добровольно. Я это говорю, потому что знаю, ты готов предложить душу собаки или соседа. Ты не первый такой и, к сожалению, не последний. Мужчина тяжело уронил голову на грудь, плечи его затряслись в беззвучном плаче. Катерина тяжело вздохнула и выпила последний глоток. — Пора. Твоё время вышло. Она скинула с плеч обмякшие руки мужчины и встала. Когда она дотронулась до жёсткой ткани, чтобы войти в комнату, откуда всё чаще доносился кашель, мужчина окликнул её твёрдым уверенным голосом. - Барон. Я добровольно вверяю тебе свою душу. Сердце заколотилось сильнее, а губы дрогнули в непроизвольной улыбке. Подавив желание улыбнуться, девушка повернулась к мужчине. Отчаяние, царившее в его глазах, кольнуло сердце девушки. Она вновь вспомнила отца. В носу защипало, а щёку обожгла горячая слеза. — Знаешь, пожертвовав своей душой, в лучшем случае ты станешь каждый день поджариваться на огненной сковороде, снова и снова. И у тебя не будет шанса выбраться из адского пламени. Но память у тебя останется, но если в тебе слабый стержень, ты и недели не продержишься, как сойдёшь с ума. Если же судьба к тебе не столь благосклонна, ты станешь посланником дьявола. Он будет поручать тебе различную работу, от которой… В общем, это не так страшно. Тебе сотрут память, и ты даже не вспомнишь, ради чего пожертвовал своей жизнью, ради чего выполняешь любую прихоть Отца. Ты… — Я готов. Только, пожалуйста, дай мне поцеловать на прощание дочь. Девушка, сверкнув глазами, отступила, пропуская мужчину в спальню. Изнутри её разрывало ликование. Наконец она достигла своей цели. Наконец она сможет освободиться из дьявольских пут. Только теперь кашель стих. Стало совсем тихо. Тишину нарушали завывания ветра, мерный стук капель о стекло и потрескивания в камине. Неожиданно девушка расхохоталась, тяжело падая спиной на стену. Слёзы потекли из её глаз. Её смех был слишком истеричен и безумен, что вызывал мороз на коже. Мужчина испуганно выскочил из комнаты, в недоумении уставившись на Катю. Только сейчас он понял, что продал душу дьяволу. — Не-ет, глупец! — сквозь смех выдавила девушка. — Я — барон! Я не Дьявол, я хуже! Изначально мне нужен был ты! Точнее твоя душа! Мужчина в страхе попятился, а Катя, отлипнув от стены и продолжая истерически хихикать, направилась к своей жертве. В её глазах было слишком много безумия, и оно передавалось мужчине. Он врезался спиной в стену, лишая себя пути к отступлению. — Теперь, я смогу стать свободной. Теперь, начну жизнь с чистого листа. Спасибо тебе, что за так отдал мне свою душу. Она навалилась на мужчину и впилась в его искривлённый страхом рот губами. Нечто невесомое почти прозрачное быстро перетекало из мужчины в рот Кати. Тело слегка потяжелело, а сердце горячим клубком ударилось о рёбра. Волосы, тяжёлые от воды, оттягивали голову назад. Мокрая одежда прилипла к коже, доставляя дискомфорт. — Холодно, — удивлённо произнесла девушка, кутаясь в висевший на плечах плед и отступая назад. Обмякшее тело мужчины тяжело рухнуло на пол. Катя, усмехнувшись, бросила последний взгляд на безжизненное тело. — Всё же, я не могу отдать тебе должное. В знак своей благодарности я исцелила твою дочь. Теперь от меня ничего не зависит. Ночь почти кончилась. Мне пора уходить. Девушка хищно усмехнулась и тихо растворилась в воздухе. Колючий плед мягко упал на соломенный пол. Редкие капли дождя всё ещё стучали по грязным стёклам избушки, а солнце медленно вставало из-за горизонта.