Секрет

Эдит возвращается в поместье Аллердэйл практически сразу же, только немного придя в себя после яда и убедившись, что с Аланом все будет в порядке. У нее, как ни крути, все же еще остаются неотложные дела. Нужно устроить похороны Люсиль, предоставить местным властям ее смерть как несчастный случай (Эдит все-таки талантливая писательница, у нее хорошо получается фантазировать). А еще необходимо позаботиться о раненном Томасе. Эдит находит ему лучших врачей, но сама не может переступить порог комнаты супруга уже столько дней кряду. Он тоже не покидает спальню, и оттого они совсем не видятся. Алан считает подругу детства ненормальной. Конечно же, Эдит теперь свободна, ее немаленькое состояние осталось при ней, и она может жить, где ей только заблагорассудится, но она остается в этом старом, полуразвалившемся поместье, в котором с ней приключилось столько ужасных вещей. Порой Эдит сама себя не понимает, но все же уехать из Аллердэйла не может. И даже знает причину этому, пускай она и кажется ей почти что безумной. Эдит просто все еще любит Томаса Шарпа. Любит и до безумия боится своих чувств. Впервые она входит в его спальню лишь спустя неделю по прошествии всех трагических событий. Бессонница мучает Эдит, и в ту ночь она решает пойти на кухню, выпить стакан молока. Путь девушки лежит мимо спальни супруга, и, проходя рядом с ней, она слышит доносящееся оттуда приглушенные стоны и хрипы, а потому резко замирает у двери, не зная, как ей и поступить. Но однако милосердие и доброта в Эдит перевешивает страх и злость, а потому она тихо, едва слышно, входит в спальню к супругу, где ей тут же открывается подобная картина: Томас — безумно бледный в лунном свете — мечется по постели, его лоб покрыт испариной, а на лице отражены самые настоящие муки. Эдит нервно сглатывает и поддается секундному порыву — через мгновение она уже оказывается подле постели Томаса и крепко сжимает его ледяную руку. — Как же холодно, — едва слышно шепчет мужчина совсем охрипшим голосом, и миссис Шарп чувствует, как у нее в горле встает непрошенный ком. Она почти машинально проводит рукой по волосам мужа, пытаясь понять, что же ей делать. Томас начинает снова бредить, бормотать что-то невнятное, и Эдит опускается рядом с ним на постель, одной рукой продолжая греть ладонь мужа. Ей просто помочь ему хочется, спасти от лихорадки и от самого себя, от чудовищных призраков детства и от душевных терзаний. Просто спасти. Вот только она совершенно не знает, как это сделать. Но почему-то Эдит считает, что главное для него — для них двоих — продержаться до рассвета. С рассветом все должно наладиться. Да, по-другому и быть не может… Томас просыпается в то утро от первых лучей солнца и сразу же видит супругу, которая спит рядом с ним, оперевшись на спинку кровати. Лоб у Эдит слегка наморщен, но Томас готов поклясться, что в жизни не видел ничего прекраснее. Потому что она снова рядом, и это большее из того, о чем он только мог мечтать.