Мастер Языков

Тонкие сухие пальцы искусно пронизывали иголкой тонкую плоть полотна, и зоркие седые глаза следили за их работой. Они привыкли к полутьме, привыкли видеть сквозь пыль. В комнату через ветхие доски проливался лишь тусклый серебристый свет – то ли от луны, то ли от фар. Разбита лампочка, перерезаны провода, и вокруг так тихо-тихо, даже старинные антикварные часы остановились на полночи. Сам он сидел на старом кресле, что было одето в старый пыльный чехол. И шил. Больше нечего делать. Нет света. Нет электричества. Ничего нет. Кроме серости, пыли и теней. Океан мыслей его головы почти пуст, выпит жадным окружением. Знакомые слова витают в них, как призраки ушедших дней. Он здесь наедине со своими знаниями. Бессмысленно старик прошёл на кухню, в очередной раз заглянул в пустые тумбочки, в разоренный холодильник, так, по инерции. В этой комнате, помимо обшарпанных цветочных обоев томных светлых цветов, на столе лежала лишь пачка от овсяного печенья, которое Мастер Языков предлагал своим гостям. Из вежливости, из этикета. -По правде говоря, я для вас столь многое делаю, молодой человек, что заслуживаю того, чтобы мой ученик и сам обеспокоился лакомством к дому своего учителя, - любил снисходительно говорить он своему ученику Чарльзу. – Ну что, видимо, единственная пища, которую я могу от вас дождаться, это пища для ума – как же такой малоспособный малец ещё не вылетел из школы? Мастер Языков всегда считал строгость своей третьей рукой. Укоры, замечания, а порою и жестокость – метод кнута позволил возвести пирамиды, Колизей, так разве он же не может возвести и базу знаний в голове учеников? На выходе из кухни пару раз щёлкнул настенным выключателем. Тот был мёртв и не давал света. Сухая ладонь прошлась по некогда отполированной поверхности лестничных перил. Сейчас же ленивая змея забытья легла на них и оставила свой след навсегда – они сухи, как руки старика, и чёрствы, как… …То был слякотный осенний день, после дождя. С крыльца на сырую дорогу смотрел Мастер Языков. Величественная осанка, причёсанные седые волосы, тёмный вельветовый пиджак, красная рубашка и белоснежное жабо – аристократ давно ушедшей эпохи. -Вы поздно, юный Чарльз, - бесцветно промолвил спешившему черноволосому мальчишке репетитор. -Извините, - пролепетал тот, всходя на крыльцо. -«Извините» время вспять не повернёт. Сегодня я потрачу настолько больше времени, насколько Вы задержались. Войдите в дом, - старик отворил входную дверь, и его ученик прошёл в по-деловому сухо обставленное старомодное жилище. -Какова же причина Вашего вероломного опоздания? – наливал чаю Мастер Языков. -Простите, сэр, этого больше не повторится, - отвёл взгляд ученик. -Вы как всегда неуклюжи и несуразны, - придирчиво бросил в ответ старик. – Я вас не спрашивал о повторах Вашего проступка, я спросил, чем он был вызван? -Это не важно… -Прошу не отвечать мне в таком стиле. Я вам не друг с улицы, чтобы отмахиваться от меня, заявляя мне, что важно, а что нет. Я прожил дольше вас, и, вероятно, знаю больше вашего. -Простите… -Не мямлите и сядьте прямо. Итак, начнём, пожалуй, с фонетики… В тот день Чарльз был весьма и весьма растерян. Путал слога в словах, быстро терял нить разговора, что не ускользнуло от цепкого старческого внимания. -Мсье, да вы летаете в облаках! – возмутился тогда мастер Языков. Мальчик слабо виновато улыбнулся и посмотрел молодыми зелёными глазами на учителя. -Простите, не хотел, сэр. Обещаю быть более внимательным. -Это хорошо, конечно, но не могли бы вы перестать перетягивать свой рот в подобии улыбки. Я не люблю заискивания, - и мальчишеское лицо тотчас погасло. – Это уже важно, молодой человек. Полагаю, то, из-за чего вы опоздали, и мешает нашему уроку. Так что же это? Чарльз испуганно ссутулился, отсев от краешка кресла, как он любил обычно сидеть, и сжался, обратив исподлобья испуганный взгляд на репетитора. -Это по школе, сэр. Больше не повторится. -Что же по школе? У меня в вашей школе, знаете ли, есть знакомые. Я могу уладить вопрос. -Нет-нет, сэр, не надо! – перепугался Чарльз. – Всё итак улажено, всё хорошо… Подобно императору, Мастер Языков со своего кресла смерил взглядом свысока подопечного. Ритмично, словно сухой пульс хозяина, стучали антикварные часы. -Хорошо… тогда продолжим… …Так и проявил впервые свою маленькую тайну мальчик Чарльз. Старик забрёл на второй этаж. Вот тут ободраны обои. Тут растрёпан старый ковёр – он нынче уподоблен огромной половой тряпке. Тут Проржавевшие трубы в ванной комнате, да и сама поверхность ванны раскрошилась, стала будто облезлая кожа рептилии. Треснутое зеркало над малой раковиной отразило в себе бледного Мастера Языков. Беспомощные пустые глаза, застывшие морщины, воск во взгляде. Лишь бледная копия, тень, забытые слова – вот что он сейчас, вот во что он превратился. Дальше по коридору шла комната для досуга. Здесь голубые стены отдают спокойной прохладой, размещено верное радио со старых времён, есть граммофон и даже любимые пластинки к нему, а в углу, у окна лежит музыкальная шкатулка, с танцующей балериной. Но стены уже покрылись волдырями и позеленели, радио стало лишь грудой разбитого металлолома, осколки от старых пластин усеяли пол. И только танцующая балерина осталась живой и целой, и только она несёт за собой печальную тоскливую мелодию… …А ведь эта балерина была свидетелем одного особенного урока. Она тогда стояла в своей шкатулке на кофейном столике и разделяла для компании ожидание старика. Да, Чарльз честно отнёсся к своим словам и после первого опоздания не смел прийти позже ни на минуту, но сегодня отчего-то он снова задержался. А вот и он, спешит по улице к крыльцу дома учителя – увидел репетитор его из своего окна с кружевными шторами. -Вы снова опоздали, - непроницаемо холодно встретил Мастер Языков Чарльза. Сразу тот растерялся и испугался. -Простите, сэр… -Я Вас уже давно прощаю, считаю это неоправданным вкладом. Моё прощение никогда не окупается. Входите же. Но и внутри, при музыкальной балерине, своим вежливым, но сухим тоном Мастер Языков продолжал: -Что же, я надеялся, что за свою верную Вам работу я получу хотя бы уважения, но нет. Ваши родители, конечно, тратят деньги на занятия, но я рассчитывал и на отдачу от лично Вас. Мне жаль ошибаться. И что же теперь? Всё так же решена Ваша школьная проблема? -О да! Я задержался по… другой причине! – врал Чарльз ну очень плохо. Слишком уж честными были эти зелёные глаза. – Но всё в порядке. Мы можем начинать, - и он осёкся. Жаль, поздно. -Благодарю за позволение, - при саркастическом ответе ноздри учителя расширились. – Но я не намерен терпеть неуважения ко мне… -…Но я вас не не уважаю! – воскликнул Чарльз. -Не перебивать! – слегка прикрикнул учитель и продолжил в том же спокойном тоне. -…Я не намерен сие терпеть. Чем вызван новый пропуск? Колитесь, юноша, колитесь. -Послушайте, может же такое иногда случаться? И это не обязательно связано между собой… - занервничал мальчик. -Вы что-то скрываете, - сощурился старик. -Нет, не скрываю! Честно!.. – вовсю засуетился ученик, округлив глаза. Учитель глазами в него впился, и тот замер, будто под взглядом горгоны. Тогда Мастер Языков поспешил к телефону около прохода в гостиную на столике, на кружевной скатерти, присел рядом и начала быстро набирать номер, крутя колесо. -Алё, здравствуйте, господин директор, давно не созванивались. Я к вам по важному делу, - его глаза горели, он с ухмылкой поглядывал на оцепеневшего юношу. – Понимаете, у меня учится ученик Вашей школы… Так старик расспросил директора и узнал, как связаться с классным руководителем, связался с тем, выяснил про расписание, уходы и приходы школьников и со смаком высказал итоги своего короткого расследования: -Вы вовремя ушли из школы. -Я… эээ… пошёл в библиотеку. Набрать материала для реферата, - пытался найтись Чарльз, уже бледный, словно Мастер Языков испил из него всю кровь. -Правда ли? – наигранно удивился тот. И снова болезненный для мальчишки звонок, уже в библиотеку. Итог: -Вы её сегодня даже не посещали, - ушла усмешка с лица учителя. – Вы прогульщик и лгун, Чарльз. -Простите… И тут – о, чудо! – Чарльзу позвонили. Пользуясь своим шансом, мальчик под предлогом ответить тут же выскочил из гостиной, а оттуда тихо шмыгнул из дома прочь. Больше он не навещал проклятого порога старомодного дома. Прошёл день. Два. Позвонили родители, извинились, сказали, что больше не нуждаются в услугах Мастера Языков. Тот был просто в шоке. Он не мог этого понять. От его услуг, его, известного профессионала, могучего полиглота, услуг – и отказались?! Нет, это выше его понимания. И тотчас поползли ядовитые мысли. Видимо, мальчишка яро начал уговаривать родителей. Видимо, в тот день, при молчаливой балерине, он нажал на больные точки в жизни Чарльза…. …О боже! Кто знает, во что бедное блудное дитя могло ввязаться! Это же неуклюжий, глупенький ребёнок! Он мог вступить в секту, подсесть на наркотики – или чего похуже. И Мастер Языков дал себе клятву во что бы то ни стало узнать его секрет. …А на чердаке холодно. Тут старые, выброшенные вещи. Из детства. Трудно поверить, но он когда-то тоже был ребёнком. Он начал про это забывать. Про первые впечатления, про первое счастье, про первую любовь. Его прошлое стало судьёй, тихим осуждением. Долго сидел на старом пыльном чердаке Мастер Языков, долго слушал тишину и находил в ней музыку из детства. …Но тут послышался громкий скрип входной двери и тиканье часов. …В тот день бывший репетитор поджидал ученика около школы. Среди деревьев стоял вельветовый пиджак в кровавой рубашке, с белоснежным жабо и пристально следил зоркими глазами за площадкой у серого высокого здания. А вот и он, юный сорванец. Он идёт по дороге, учитель, тайком, за ним. Чарльз приходит в зелёный парк, садится на скамейку, беспокойно озирается по сторонам, и тут… приходит рыжая девчонка. Они о чём-то говорят, не сводят друг с друга восхищенных глаз, и наконец между ними вспыхивает поцелуй. И снова, снова разговоры! Будто у них всегда найдётся тема для них! И позже, после ещё одного поцелуя, они расходятся. Так вот в чём дело! Игра в любовь! Тогда всё ясно. И, как он успел подслушать, родители у этой рыжеволосой строго запрещают подобные лямуры. Нужно этим же вечером сообщить о встречах им, да и маме с папой Чарльза об этом узнать не помешает, – тогда, может, это выбьет спесь из юноши, и тот снова одумается и будет прилежно ходить к своему учителю на уроки. И такая юная «любовь» - лишь глупость, вздор. И надо бы детей вернуть в реальность. И благосклонный Мастер Языков готов помочь. -Я знаю секрет ваших детей, - со скрытым ликованием заявил он вечером того же дня родителям Чарльза и его любимой. – Они тайком устраивают встречи после школы – своеобразные свидания. Я обеспокоился и решил проследить за Чарльзом – заволновался, как бы тот не попал в плохую компанию. Надеюсь, вы примите соответствующие меры. Заранее, рад был помочь. Родители девчонки были темнее тучи, а вот Чарльзовы – только мрачно переглянулись. После этой встречи, почти что затаив дыхание, Мастер Языков ждал звонка с предложением о продолжении занятий. Однако он не думал о том, как хрупко сердце в молодой возраст, как иногда бывают строги люди к тем, кого они любят. Как они, иногда, желая лучшего, заточают свою принцессу в башне, и как сильно может отчаяться её принц. И что же? День минул – и нет звонка. Прошла неделя – тоже ничего. Тогда Мастер Языков решил снизойти до семьи Чарльза и позвонить им самому. -Добрый день, миледи. А вы не подскажите, как ваши дела? Как ваш сын, в частности? Не хочет вернуться к занятиям? Тогда, почему-то, по ту сторону трубки раздался страшный плач, горький, дождливый и вечный. Потом плач отдалился. Трубку взял мужчина. -Чарльза больше нет, - сказал он и положил трубку. Что же случилось?.. Его верные связи доложили – бедняга решил, что он больше никогда не сможет встретиться с ней, что родители навсегда разлучили их, и отравился. Мастеру Языков тогда стало нехорошо. Отстукивали ритм антикварные часы, стрелка шагала к полночи, ночная мгла давила из окон, палил безумный яркий свет лампочки, и тени разбухали, росли, толстели. Бессильно повалился на кресло Мастер Языков. Это не его вина. Это не его вина. Это не его вина. Это не его вина. Воздуха… Не хватало воздуха! Это не его вина. Это не его вина. Это не его… Часы пробили двенадцать. …С чердака старик пустился вниз, скорее вниз, где заскрипела дверь. Он так долго уже здесь, так долго ждёт, мечтает о свободе! Он слишком долго в этом сне, с тех самых пор, как часы последний раз пробили полночь. Его разрушенный замурованный ад, ад, без жизни, без надежды, с одним лишь только унынием и отчаянием. И одиночеством… Внизу открыта входная дверь! Мастер Языков слетел с лестницы – так сильно торопился. Он пал прямо у порога… …а за порогом стоял бледный, как смерть, зеленоглазый мальчишка. Просвечивались вены, тело неестественно вздулось. Он стоял на фоне льющего ливня и смотрел свысока на Мастера Языков. В глаза старика читалась мольба, он замер, будто на него оборотилась горгона. Мальчишка лишь горько усмехнулся и покачал головой. Входная дверь захлопнулась. Замолчали часы. Вновь тишина. Мастер Языков приполз к двери, и лицо его скривилось в гримасе плача. Но он не умел плакать. У него не было слёз. Так часы и остались навечно стоять на полночи.