Чай и стикеры

      Ложечка тихо звенела в стакане. Неяркая лампочка заливала маленькую обшарпанную кухоньку своим светом, отбрасывая резкие тени на лица двух омег, сидевших на табуретках. На столе дымились кружки с чаем, и стояла пачка печенья. Круглый живот одного из омег обтягивал вязаный свитер, а на его бедрах сидели просторные джинсы. На лице парня, обрамленном соломенного цвета волосами, расплылась мечтательная улыбка, а его васильковые глаза жмурились от счастья. Второй омега был немного выше, черты его лица были острей, но, кажется, даже слепой заметил бы родственное сходство. Первый, беременный, был будто бы олицетворением счастья, в то время как второй явно являл собой чистейшее отчаяние.       - Тяжело вот так?       - Наклоняться неудобно. Стараюсь ничего не ронять, - улыбнулся беременный омега.       Его улыбка буквально сияла счастьем, казалось, затапливая маленькую кухню звездным светом. Второй омега замолчал, чуть нервно дернув острым подбородком. В стакане вновь забултыхала ложечка.       - А у тебя как? Ты же говорил, что встретил кого-то...       Ложка тихо легла на стол, и старший омега, прикрыв глаза, отхлебнул немного чая, казалось бы, выигрывая время, чтобы подумать. Пристальный и взволнованный взгляд младшего ему не нравился. Нашел своего истинного, залетел, а теперь клюет мозги другим... Паршивец.       - Как пришел, так и ушел, - вдохнул старший, отводя взгляд, ставя кружку обратно на стол.       Беременный омега вздохнул, сложив ручки на животе, все так же внимательно разглядывая брата. На кухоньке повисло неловкое молчание.       - Больно?       - Не очень. Я уже привык.       Голос отчаяния. Привык, что другие уходят. Привык, что другие бросают. Привык к одиночеству, и теперь просто лежит в углу темной комнаты, зализывая старые раны, пачкая морду в собственной крови, скаля зубы из тьмы. Превращаясь во что-то злое, нехорошее... Старший еще раз нервно мотнул головой. Портить братишке праздник не хотелось. Он ведь пришел пощебетать о своем будущем ребенке, пришел порадоваться и похвастаться, пришел посплетничать о том, о сем. Кто же виноват, что в жизни старшего никогда не ладилось, будто бы весь запас удачи ушел дальше, к этому беременному мальчишке?       - Как назовете-то? Решили уже?       - Ну, я хочу назвать Деметрием. Красивое же имя, да? - оживился младший, выпрямляясь.       - Красивое, - натянуто поддакнул старший, проводя рукой по волосам.       - А он ни в какую! Говорит, мол, что за имя такое, Деметрий? Хочет Райсом назвать. А по мне, так пусть собаку так свою называет!       Младший оживленно щебетал, словно канарейка, жестикулируя, то и дело поглаживая круглый животик, а на лице его сияла улыбка, полная любви и нежности. Старший сам себе казался мерзким. Гадким. Острым, словно скальпель, рядом с таким милым и нежным мальчиком. Он искренне радовался успехам брата, говорил какие-то ничего не значащие фразы, поддакивал, изображал интерес, хотя мыслями был далеко-далеко отсюда... Сердце грызла какая-то смутная тоска. Он думал о том, что тоже так хочет. Хочет щебетать, чувствовать, как толкается внутри малыш, знать, что что бы ни случилось, его обязательно поддержат и помогут, обнимут в трудной ситуации, укроют... Он чувствовал себя одиноким. Как песчинка в пустыне спешить в людском потоке на работу, потом так же с работы, дома читать, смотреть телевизор, зависать в сети... И понимать, что тебе не с кем даже сходить погулять. И что ты никому не нужен.       Младший ушел ближе к десяти вечера, обняв на прощание старшего, обдав его терпким запахом дорогих духов и по-родственному клюнув в щеку.       - Береги себя. И... Присмотрись, может ты кому-то нравишься? Хочешь, я тебя познакомлю с парой хороших альф?       - Да нет, спасибо. Я сам. Я найду кого-нибудь, обещаю.       Дверь закрылась, снова оставляя его в полном одиночестве. Казалось, в сердце омеги тоже хлопнула такая же дверь, отрезая его от всего остального мира, оставляя лишь холод, старую боль и темноту...       Будильник зазвонил как всегда. И как всегда он собрался, наскоро позавтракал, вышел так, чтобы не опоздать на нужный автобус... Все так обыденно и прилично, что начинает тошнить. Неужели людям это нравиться? Иногда он шел, смотря на людей вокруг, заглядывая им в глаза, и видел там такие же мысли, такое же отвращение ко всему вокруг. А потом они проходили мимо, вновь оставляя его в полном одиночестве, не давая даже шанса на выход из этого чертового колеса, этого круга грязи и обыденности. Он опустился за стол в своем кабинете, тоскливо глядя на стопку бумаг, расположившуюся на краю этого же стола, возвышающуюся стеной, грозящую похоронить и без того превратившуюся в руины личную жизнь парня. Еще столько же на экране монитора, и каждая страница нуждается в редакции... Омеге хотелось волком выть от этого всего. Редактировать чужие мысли - это все равно что приводить в порядок большую, но чужую квартиру, готовясь к какому-то празднику, на котором тебя не будет. И от этого к горлу подкатывал комок, мешающий дышать и мыслить разумно. Но от работы не отвертеться, и омега, тяжело вздохнув, взялся за ручку.       - Странно! У всего отдела стикеры желтые и квадратные, а у тебя розовые и с сердечком... Стикеры - это неспроста. Ты бы присмотрелся к нашему секретарю! Кажется, ты ему нравишься!       Он просочился в кабинет совершенно незаметно, хотя при таком-то уровне болтовни это было сложно сделать. Невысокий омега с темными курчавыми волосами, какой-то по-домашнему пухлый, похожий на маленькую и очень бойкую зефирку, выпрыгнувшую из чашки какао. Блондин снова вздохнул. Сейчас хотелось только одного - уронить отяжелевшую голову на бумаги и закрыть глаза, а не думать о каком-то там секретаре. Тем более, из-за такой мелочи, как стикеры. Дверь громко хлопнула, ведь выходить просто так брюнет не умел. Только с шумом, ярко, оповещая весь мир о своих перемещениях. Светловолосый тоскливо взглянул на часы, до обеда еще долго, а голова забита черт знает чем. Обрывки фраз, мыслей, воспоминаний, что никак не могли сконпоноваться в единую систему или, наконец, покинуть многострадальную белобрысую голову! Но нет. Омега решительно собрал страницы уже отредактированного текста, вставая из-за стола. Секретарь, значит? Парень взглянул на пару стикеров-сердечек, валявшихся на полу. На них аккуратным почерком были выведены комментарии, сроки сдачи... В голову внезапно стукнуло воспоминание, один из обрывков образов предыдущих дней. "Да он пишет, как курица лапой, а мне разбирать?!" - кричал доведенный до белого каления бета-редактор, работавший по-соседству. Как курица лапой? Но ведь...       Секретарь тоже был бетой. Высокий, с темными волосами до плеч, с поразительно теплыми карими глазами. Он был довольно худощав и никогда не производил впечатления человека, способного хоть кого-то ударить. Не слишком мускулистый, но совсем хилым его назвать тоже было сложно. При таком-то росте... На многих альф он смотрел сверху вниз, что уж тут говорить о невысоком омеге? Блондин вздохнул, рассматривая стикер на верхней из отредактированных страниц. Да или нет? Осторожный стук в дверь, словно царапанье провинившейся кошки.       - Заходите!       И он вошел, толкая дверь плечом, прижимая к груди стопку отредактированных страниц. Присмотреться, вдруг кому-то нравишься? Омега уже устал от этих выкрутасов, устал от бесконечного поиска пары, устал так жить, в вечных скитаниях, только потому что без семьи ты ничто. Но он обещал, что найдет себе кого-нибудь. А обещания он привык держать.             - О! Привет. Ты уже все отредактировал?       Не сказать, что они очень близко общались, но омега, почему-то, только сейчас заметил, какая теплая улыбка появляется на лице беты, когда они встречаются взглядом. Может, это действительно поможет? Может быть стоит попробовать? Эти стикеры, обращение на "ты" вместо отстраненной холодной вежливости, аккуратные строчки дат и комментариев... Это бред, но бред приятный. Неужели он все еще может кому-то нравится?       - Еще не все. Просто голова идет кругом уже, пришел успехи на данный момент сдать, - тепло улыбнулся в ответ омега, снова натыкаясь на взгляд темноволосого.       - Чаю? - предложил бета, кивая на чайник, занимающий свое законное место на краю подоконника.       - Не откажусь.       Вообще-то, это было не очень хорошо, да и не принято, вот так чаевничать. То есть, официально не принято. На самом-то деле всем подчиненным можно сделать поблажки, если, конечно, эти маленькие "выбоинки" в правилах не идут в убыток работе. И "выбоинки" не шли, наоборот, сплачивая коллектив, поднимая боевой дух и рабочий настрой. И почему все значимые события из жизни омеги были связаны с чаем? Когда он впервые потревожил папу, появлясь на свет, на пол полетела любимая папина кружка с чаем. Когда его только привезли домой, еще совсем маленького, взирающего на собравшихся родственников из одеялка - все встречающие пили чай. Первое сентября - чай. И во время начала первой течки была расколочена еще одна кружка, в которой на тот момент был налит чай. Каждое начало отношений - чай. Каждое новое свидание - снова. И вот сейчас...       - Может, поужинаем после работы? - Внезапно сказал бета, поднимая взгляд от кружки с чаем.       Омега отхлебнул немного горячего напитка, пожимая плечами. Все складывалось удачно. И, кажется, Судьба снова вертит колесо, запуская цепь, которая неизбежно приведет его к страданиям. Но это после. А сейчас требуется лишь согласие... И права была кудрявая зефирка. Стикеры - это неспроста.

***

      - То есть вы собрались пожениться?       Младший брат смотрел на него, радостно улыбаясь. Для него брак был чем-то святым, чем-то действительно значимым, и старшему было тяжело признаться, что для него самого брак - просто формальность. Формальность, до которой он все никак не мог дойти, а сейчас, внезапно даже для самого себя, дошел.       - Да. Ну, церемоний особых не будет. Распишемся, посидим с семьей... Ты будешь?       Теплая ладонь будущего мужа по-хозяйски лежала на колене омеги. И оба делали вид, будто ничего не происходит. Совсем ничего. Как же они до такого докатились? Омега отхлебнул еще немного чая, припоминая все, что было раньше. Свое неверие, пустоту внутри, выворачивающее чувство ответственности за все вокруг. Потом ужин, спокойная беседа. Еще несколько свиданий, поездка домой к будущему жениху, завершившаяся питьем чая на кухне. Он помнил, как стоял у окна, прихлебывая из синей в красный горошек кружки сладкий чай, щурясь, размышляя о чем-то своем, а ласковые руки беты обвивали его талию, дыхание путалось в волосах... Это не было какой-то особой любовью. Просто им было удобно и комфортно вместе. Конечно, младшему это не понять, он любит пламенно, ярко, на показ, он любит и не смыслит жизни без любви. Старший был не таким. Просто рядом с уже ставшим родным бетой было хорошо, и их обоих это полностью устраивало.       - Да, конечно буду, такое событие! Вот сейчас поженитесь, а там и до детей не далеко! - защебетал младший омега, снова жестикулируя, приглаживая волосы и одергивая клетчатую рубашку.       Старший кивал, поддакивая, как и тогда, прихлебывая чай. Мимолетно он поймал взгляд своего беты, так и не проронившего с начала диалога ни слова. Просто слова были не нужны. "Не устал?" - спросил брюнет одним взглядом и, пожалуй, чуть приподнявшимися уголками губ. "Все хорошо," - ответил ласковым прищуром блондин, двигаясь чуть ближе к жениху. Бета прекрасно понял жест, перенеся руку с колена на талию омеги, быстро наклоняясь, мимолетно коснувшись губами светлых волос.       - А вы милые, - умиленно отметил младшенький, вскакивая с табуретки.       Теперь, родив, он мог двигаться так, как ему было привычно, то есть быстро и суетливо, совершая по тысяче лишних движений в секунду, словно веселая канарейка в клетке. Старший только улыбнулся. Теперь он мог улыбаться по-настоящему, а не просто растягивая губы, силясь хоть кого-нибудь этим обмануть. А на холодильнике висел стикер. Обыкновенный розовый стикер в форме сердечка, на котором аккуратным почерком было выведено "Купить чай". Потому что они оба любят чай. И потому что чай и эти стикеры свели их вместе.