Свет луны, тень солнца

Как ни закрывать глаза, тьма все равно оставила свой неизгладимый отпечаток в её душе. Всё окружение было... другим. Непривычным, странным. Прохлада звезды её родного Шакураса слишком глубоко проникла в кожу, и даже луна новой планеты казалась обжигающе яркой. Матриарх прикоснулась к поблёскивающему стеклу рукой, и пальцы поглотили холод. Но он был чужим, металлическим. Родной холод Шакураса был утрачен навсегда, и, как бы она не старалась смириться, воспоминания проносились сами собой. Да, у каждого бывают минуты слабости. Её время настало сейчас, и ей было невыносимо больно и стыдно за собственную боль. Но, по крайней мере, на виду она должна оставаться сильной. Воразун знала, как тяжело было тёмным храмовникам перенести потерю родного дома, смириться с новым. Она должна была стать примером, и волна беспомощности накатила совсем не вовремя. Голубоватый небесный свет луны помог ей утихомирить сердца, больно бьющиеся о преграду плоти, а силой воли она заставила себя сопротивляться притяжению. Айур оказался шумной планетой. Или это собственные мысли не давали Воразун спокойно медитировать. Все тщательно скрываемые чувства обрушились на голову разом, отдаваясь пульсирующей мигренью. Матриарх сама была виновата в этом, возведя в душе преграду. Все смерти и утраты не отражались в её взгляде, но копились и теперь сообща терзали её. Может, из-за этого она и стала молчаливее. Но день за днём Воразун видела, как угасает её народ, измученный, слишком гордый для гибели. Тысячелетние традиции растворились вместе с павшими в Пустоте, и никакая близость к последней не могла вернуть их. «Такова цена единства», – повторяла она себе, безмолвно, вслух, почти выкрикивая, надеясь, что собственные слова способны убедить, однако этого не удавалось. В конце концов они превратились в ментальную политическую отговорку, брошенную протоссам на осмысление. Когда-нибудь они разгадают отчаяние в этих её словах, если матриарх не сможет контролировать себя и дальше. «Будь сильной». Распахнув глаза, Воразун поняла двойной оттенок шелеста слов в голове, непривычный для неразима, будто... – Матриарх?.. Похоже, Воразун слишком сильно погрузилась в мысли, ибо совсем не заметила вошедшего Артаниса. – Ах... Адун торидас, – привстав, ответила матриарх слегка сбивчивым голосом. Увы, это было слишком очевидным, чтобы укрыться от иерарха, хотя тот дипломатично промолчал. – Прости, я не знал, что ты здесь, – Артанис на некоторое время неловко застыл у входа, прежде чем войти. Неприметное помещение в восточной части Копья Адуна – слишком гигантского, чтобы пути двоих протоссов пересеклись именно здесь; тогда можно ли назвать это совпадением? На самом деле Воразун наткнулась на это место буквально несколько часов назад, если столько она провела внутри. И ключевая особенность – "неприметное" – каким-то образом подвела данную месту характеристику. – ...в такой час. Когда все нормальные протоссы спят, верно? Вот только для Воразун временное понятие оказалось двусмысленным, ведь Артанис зашёл в неподходящий момент её "жизненного цикла". – Что-то случилось? – голос иерарха отдался в голове эхом, расплывающимся, теряющим очертания... У Воразун почти закружилась голова, и от собственной слабости, и из-за передающегося беспокойства Артаниса, и... Матриарх неловко потупила взгляд, и неожиданно поддалась вязкому потоку печали, затмевающему глаза своей смутной пеленой. – Я... я сама не знаю, – хотя это была очевидная ложь, спасение, презренный побег от мира, и у Воразун не было сил закрыть свои мысли, как и вообще предпринять хоть что-то, вновь замораживающего её душу. Она вдруг поняла, насколько жалкой выглядит, видит саму себя, и наверняка кажется ему. Ей стоило бы проклинать наверняка вмешавшуюся судьбу, однако... ...она действительно не могла сейчас позволить себе раствориться в одиночестве. Чувство близости обжигало. Артанис, в блестящих золотых доспехах, оказался сбоку от Воразун и буравил её взглядом настойчивых, удивлённых голубых глаз. Холодная ладонь аккуратно, боясь причинить боль малейшим движением, легла на плечо девушки, как бы смягчая айурский жар. Странный, несвойственный протоссам жест действовал успокаивающе. – Это место... действительно создано для медитаций. Я прихожу сюда для осмысления нависших проблем или обретения спокойствия, – тихо выдохнул иерарх. Его намек читался достаточно ясно. Голубоватая мужская рука казалась огромной относительно сиреневой женской. Удивившись этим новым мыслям, Воразун едва не отдалась приступу гнева, однако в последний момент осознала, что цель её визита – как раз смирение. С растаивающей в дэлаамском обществе культуре неразимов. С пожертвованным Шакурасом, оставшимся лишь в памяти и будущих легендах. Со смертью близких, невозвратимой потерей, но той частью жизни, от которой следует оттолкнуться, чтобы устремиться вперёд. Возможно, именно таким образом "Светлые" почувствовали отделение от Кхалы, высшего учения, сковавшего их консервативные умы. "Тёмным" не удастся понять все детали великой утраты этого народа, однако они обязаны помочь братьям идти по верному пути. Внимая отголоскам её мыслей, удостоенный лишь скромным ответным молчанием, Артанис покачал головой: – Все мы совершали ошибки. Слишком много ошибок, стóящих драгоценных жизней и мгновений. Однако неважно, насколько сильно прошлое терзает лично нас. Мы должны уметь каждый раз вставать и идти дальше. Оттолкнуться вперёд и тогда уводить за собой остальных, матриарх. – Это вывод, к которому ты пришёл в медитации сам? – Возможно, – Артанис слегка запрокинул голову, изображая нежную улыбку, однако взгляд его остался задумчивым и далеким. Воразун обернулась к бесконечно светлому айурскому небу за иллюминатором, отражавшим ещё и силуэты двух протоссов. Двух лидеров своего народа, уже своего, а не своих. Нечёткие линии на стекле сплелись – девушка слегка прильнула к иерарху, касаясь его плеча краем виска, что было встречено искренней, свойственной только Артанису, волной удивления, смущения... и чего-то ещё, расплывчатого и расцветающего.