Не от мира сего

Открыв шкаф, Гилберт увидел свою любимую рубашку, кучкой валяющуюся на полке. Он осторожно взял её в руки, потому как знал, что если что-то лежит не так, как он оставил, то его девушка уже позаботилась об вещице. Гил взял рубашку за рукава. — Какого она такая мятая? Что за… Блять… На спине рубашки красовался член, аккуратно вышитый крестиком. — БЛЯТЬ! — Он сразу понял, чьих шаловливых рук это дело. Злоба закипала в нём. Какая-то несносная девица «украсила» его ЛЮБИМУЮ рубашку прекрасным лежачим хером. — Ебанутая, ты где?! — позвал «ласковым» он. В дверном проёме показалась Элизабет, собирая свою кудрявую копну в хвост. Гил перевёл с рубашки взгляд на вошедшую. На ней была только майка, которую она благополучно спёрла у Гилберта и присвоила себе. Он напряжённо сглотнул, и завидев её в таком виде, почувствовал лёгкую тяжесть внизу. — Штось? — Полусонным голосом спросила Лиза. В голове Гилберта родилась отличная идея для наказания свой девушки. Проступок есть проступок, причём серьёзный. — Медленно подойди сюда, — она удивлённо подняла брови, но решила двинуться с места. — Я сказал медленно!!! — яростно крикнул он. Она поубавила шаг и неуверенно спросила: — А что такое? — почти шёпотом. Гилберт разозлился пуще прежнего. Она ещё и не понимает! — Молча!!! — рявкнул он на Лиз. Она дёрнулась, но продолжала идти. Оказавшись вблизи, она почувствовала себя не комфортно. Гилберт смотрел ей в глаза, не моргая. В следующий момент она резко оказалась возле стены, больно врезавшись затылком. Она попыталась возразить, но её прижали и заткнули рот грубым поцелуем. От испуга она открыла рот, давая возможность Гилберту получит полный контроль над её ртом. Слюна текла по подбородку, запястья были сжаты и заведены за спину сильной рукой, ноги подкашивались и дрожали. Гилберт жестоко въедался в её рот, не желая отстраняться. Его свободная рука быстро проскользнула под широкую майку и грубо гладила живот, грудь. Она не понимала, что сейчас происходит. Её рот изучал его язык, а грудь сильно сжимала его рука. На глаза наворачивались слёзы от страха. Он уже чувствовал, как ткань пижамных штанов натягивалась под давлением собственного возбуждения. Ему нравилось это положение. Он уже привык к её выходкам и сейчас бы просто подошёл и дал подзатыльника, как обычно это делал, и моментально бы простил. Даже её вид, его майка на ней, в обычное время не особо доставляли. Но сейчас в его голове что-то щёлкнуло, захотелось снять эту майку, отшвырнуть к чертям, увидеть эту нотку страха в её глазах, почувствовать её дрожь, не хотелось нежности… Он чувствовал свою власть, небрежно водя рукой по её спине и грубо впиваясь в её губы… Гилберт быстро отпрянул от неё и тут же припал к её шее, кусал, оттягивал кожу, спускаясь к ключицам. Услышал её тихий всхлип и поднял голову. Сейчас он нависал над ней, оставляя её в тени. Видел её слёзы и покрасневшее лицо. Ему это нравилось, он усмехнулся и убрал руки с её спины и запястий. Она посмотрела на него, увидела его лицо. Брови нахмурены, на губах ухмылка, она её помнит, с первой встречи помнит его ухмылку. Такая было только у него. Она вспомнила, как он ухмыльнулся, когда сказала, что любит его, как он гордо сказал: «Как можно не любить Великого Меня?!», как поцеловал, шептал что-то, как она была счастлива, когда поняла, что он ответил ей взаимностью. Вспомнив это, она легко улыбнулась, смотря ему в глаза. Завидев эту улыбку и слёзы, дрожащие от всхлипов плечи, у него окончательно сорвало крышу. Гилберт резко подхватил её на руки и направился к кровати, всё так же ухмыляясь. Он шёл, нёс её на руках и понимал, что звереет. Слишком долго он сдерживался, был нежным в постели, но всему есть предел. Он небрежно кинул ее на кровать и навалился на неё сверху, она что-то пискнула, но тут же была заткнута поцелуем. Его руки беспорядочно водили по её телу, в штанах было тесно, невыносимо тесно. Он нехотя отстранился, поднялся на колени и посмотрел на неё сверху вниз. — Хах, прекрасное зрелище! — с издёвкой сказал. И действительно, растрёпанные волосы, красные от слёз глаза, распухшие губы, взгляд, полный непонимания, растерянности с примесью страха. Картина маслом, не иначе. На ней всё ещё была такая ненужная сейчас одежда. — Раздевайся… — уже спокойно сказал он. — Г…Гил, что с тобой?… — тихо, боится. — Я не ясно сказал? — саркастично поднял брови. Она поняла, что выхода нет. Не убежать, не спрятаться, он умеет быть жестоким, он военный, он кайзер для своих людей. Она посмотрела на него, на его спину, плечи. Ей нравилась его спина, нравились руки… О да, за эти руки она могла продать душу. У него были сильные руки, большие и заботливые. Руки защитника. Она любит, когда он обнимает ее со спины, обвивает этими прекрасными руками талию и проводит носом по шее. И хрипло шепчет на ухо: «Доброе утро». Она любит вечером сидеть у него на коленях и касаться его рук. Она любит его, любит тепло, которое излучает его улыбка, любит его заботу. Она любит его любого. Сейчас он пугает своим холодным тоном, взглядом и грубыми движениями… Но в этом его голосе, в этой его напряжённости и надменности есть своя прелесть. От его грубости она сейчас сходит с ума. Лиза всё ещё смотрела на него, он часто дышит, она слышит глубокое дыхание. Он встаёт, стоит спиной к ней. А она всё смотрит… У него на спине много шрамов. Шрамов его истории. Хочется прикоснуться, он наверное сейчас очень тёплый. Но Гилберт резко поворачивает голову. — Я сказал тебе раздеваться, какого ты вылупилась, полоумная?! — почти рычит. Эти слова резали слух, но от чего же у неё так сводит живот? Она не двигалась, лишь изучающе смотрела на него. Почему так жарко? Он резко дёрнулся и вмиг оказался рядом с ней. Потянул за волосы, откидывая на кровать. Она полностью легла. Руки её потянулись к краям майки и сняли её, скинули на пол. Она лежит перед ним. В её глазах желание вперемешку со страхом. У него в голове шум. Она в его власти, он любит власть. От этого ещё больше кровь кипит. А она краснеет, жмётся, скользит глазами по его животу. — Гил…? — этого было достаточно. Он приспустил штаны. Наклонился ближе к ней, это важно. Снова поцелуй. Снова грубый, снова в рот, снова. Сейчас… Резкий вход. Стон сквозь поцелуй, она закрыла глаза. Ей не было больно, она просто испугалась. Она уверяла себя в этом. А боль была. Слишком резко, слишком грубо, глубоко. Огромного труда стоило ему оторваться от её губ. Он любил её целовать. Толчок. Стон. Слеза. Он рычит. Она пытается расслабиться. Обнимает его за шею. Но он поднимает корпус вверх. — Много чести, — будто плевок. Толчок. Почти. Она повернула голову. Темп всё больше, внизу всё жарче, мыслей меньше, в горле суше. Толчок. Он в голос стонет. Её тихий крик. Им хорошо, в голове пусто, а на душе у каждого буря. Тяжело дышат. Он вышел. Без слов, упал рядом. Всё ещё глубокие вдохи. Они лежали. Сколько времени? Никто не считал. Только он поднялся. Натянул штаны. У него уже не было злости и жажды власти. Это было не из-за рубашки. Он сделал это лишь из-за того, что она просто есть. Из-за того, что она такая… Просто несносная, простая, ей не нужно многословность, она всё понимает без слов, она просто такая чертовски близкая, чертовски родная. Вспомнил про рубашку. Будет изображать обиженного. Преподать ей урок нужно. — Ебанутая, ещё раз позаришься на мои вещи и будешь трахаться уже не со мной! Ты меня поняла?! Сделал приказной тон, и чего добивается? Она села, поджала ноги, накинула одеяло. — Извини, я хотела сделать сюрприз… — всё, что удалось сказать. Она уже поняла, что он лишь издевается. Поэтому сдерживала улыбку, делая виноватый вид. Он поморщился, но изо всех сил сдерживался, что бы не обнять это лохматое нечто, не поцеловать с прежней нежностью. — Отличный сюрприз, блять! Я теперь на работу с хером на спине пойду!!! Она подняла лицо и посмотрела прямо ему в глаза. Улыбнулась… Искренне, как всегда это делала. Она хочет его рядом. Сейчас. — Никуда ты не пойдёшь… — тихо, махнув головой. Она подползла ближе и потянулась руками к его штанам. — Слышь, ебанутая, не смей ко не прикасаться… «Давай, хватайся, скорей!» — Кричало его сознание. Она ухватилась за его бёдра и что есть силы дёрнула. Он упал на живот рядом. Сама она откинулась и легла. — Ха-ха, упал, — улыбка. Он уже не терпит. Просто нависает сверху. — Какая же ты всё-таки ебанутая… — нежно, очень. И такой же нежный поцелуй. Лёгкий. А она закрыла глаза. Он рядом, он тёплый, он её любит. Поэтому она смело закрывает глаза. Верит, что он не исчезнет. Он ведь только её.  Она только его. Они вдвоём не от мира сего. Но не это ли любовь? …