Запретный плод

- Что, даже не ударишь в ответ? – ехидная ухмылочка расползается по лицу ярковолосой психопатки. Она с наслаждением вдавливает палец в яремную впадину поверженной конкурентки, а пальцами второй руки проводит по её мягким губам. - Нааадо же, а сколько было пустых слов… - её ноготь оставляет яркий кровавый след на щеке, прямо на уже имеющемся шраме, - Она одна из лучших, Харли. Так мне говорили. Они говорили, что ты сильнее, красотка. Говорили, что ты серьезная соперница. А что оказалось? – она слизнула бусинки крови и легонько приложила свои губы к губам брыкающейся снизу девушки. Вдруг слышится скрип – открылась дверь и кто-то зашел. Теперь им обеим не поздоровиться – агенты не имеют права колотить друг друга без ведома менторов. И то, только если это спарринг. Повернув голову, светловолосая увидела её – Марену, а вместе с ней и пару других менторов, среди которых был улыбающийся во весь рот Джонни Керр. Мудак. - Оказалось, что ты слаба. Ты так слабаааа – сладенько говорила она. «Слабая, слабая, слабая.» - нет. Наэ не слабая. Она не может быть слабой! Нет! Она сильная, она может. Она сможет, даже если эта сука переломает ей все кости! - Похоже, ничегошеньки твой ментор не стоит. Смазливое личико, которое корпит над другим – обезображенным и тупым. Скажи, ты хотя бы можешь её ранить? А? – Лилья сжала кулаки и уставилась прямо в глаза Квинн. Зря та начала этот разговор. Очень зря. Она же нарвется сейчас на неумолимый гнев, который далеко не каждый способен в Нанаэ вызвать. - Ни-че-го. Ты не можешь ничего. И твоя распрекрасная Марена – один лишь фарс. Вы жалкие. Вы просто куклы. Ах, прости. Она – кукловод, а ты – глупая кукла, которая просто идет у неё на поводу. – очень зря. Нанаэ вложила в удар ногой максимум силы и теперь Харлин лежит на полом ничком. Сократив расстояние между ними, агент разворачивает противницу лицом к себе и начинает её бить. Бьет сильно, без жалости и сострадания. - Ты. Не. Смеешь. Так. О ней. Говорить! – новое предложение – новый удар. Костяшки тонких пальцев уже давно в крови. Следом за лицом под раздачу попадают густые волосы ненормальной, за которые Нани хватается перед тем, как приложить ту лицом об пол. - Я ненавижу тебя. Я ненавижу твой грязный язык и не позволю еще хоть что-нибудь вякнуть о моем менторе! Тупая тварь, ты еще не раз пожалеешь о том, что так о ней отозвалась! – в этот раз кулак не достиг своей цели – был перехвачен Квинн, которая теперь заняла место палача. Она со всей силой сжала маленький кулачок оппонентки и сломала разом все кости её кисти. По залу разнесся душераздирающий крик. Визг, полный боли. Нанаэ больше не могла сражаться – она перекатилась на бок и прижала к груди руку с грудой сломанных костей, торчащих во все стороны. Кровь лилась из поврежденных вен, а слезы парой одиноких капель орошили обветренные щеки. Тогда-то менторы и бросили глазеть на двух сражающихся девиц и оттащили Харли от Нанаэ, которая из-за боли боялась пошевелиться. Рядом с ней возникла Леонхардт и помогла встать, после чего, одарив остальных уничтожающим взглядом, увела подопечную. Как дошли до комнаты, Лилья не помнит, да оно и не нужно. Она помнит, как уселась на диван и как вскоре пришла Марена с медикаментами. Женщина стала молча осматривать поврежденную руку. Она вправляла кости ученицы, не взирая на постанывания той. - Если хочешь завтра увидеть пальцы, а не кашу – терпи. – и больше она не произнесла ничего. Положила конечность тыльной стороной ладони вверх и стала вытирать кровь с нежного лица, с костяшек и шеи, ключиц. Светловолосая присмотрелась к ментору и снова забыла о том, что существует реальный мир. Её вселенная сосредоточилась в этом маленьком властном создании, которое сейчас было к ней так добро. Мара редко проявляет такую мягкость с подопечной, но ведь проявляет. И этими моментами та дорожит всецело. Если бы только можно было её коснуться, хотя бы легонько, чтобы только намекнуть на свои чувства… Наэ каждый раз одергивает себя, напоминая себе о том, что какие-либо отношения между ментором и агентом, помимо деловых, запрещены. Но почему? Почему нельзя дать волю тому, что живет в сердце? Наэ уверена, что она не первая такая идиотка, которая влюбилась в свою наставницу. Так почему же? Почему бы не отменить этот глупый запрет? Как, скажите на милость, можно устоять перед этими голубыми глазами? Как можно не поддаться искушению и не коснуться нежной кожи лица? Как можно не запустить руки в мягкие волосы и не прижаться к теплым губам? Кааак? Нани не знает, но она сдерживает себя. Сдерживает уже несколько лет, но с каждым разом её выдержка дает сбой. Она слабеет, она не хочет больше противиться. Она хочет донести до любимой свои чувства. Но им нельзя, нельзя. Стоит вспомнить хотя бы одну их тренировку – и становится понятно, почему юная титанша воспылала нежными чувствами к своей наставнице. То, как старшая Леонхардт ведет себя, как позиционирует в жизни, как относится к ученице – это притягивает. Притягивает её холодность, её расчет. Её ум, её сила и власти – они так манят. Но куда сильнее манит её улыбка. Такая редка, но такая яркая и теплая. Марена красива, когда улыбается. Еще более красива, чем обычно. Она кажется нежной, милой. И даже не получается представить, что она могла всего пару часов назад избивать ученика или вырубать куски плоти из тел тупых гигантов за пределами стены, окружающей город. «Она такая красивая…» - частенько мелькало в голове девчушки. И это действительно так – Марена красива, привлекательна. У её ног лежит половина мозельских мужчин, а она проводит время в компании забитой девчонки, которая даже слова лишнего не скажет, не спроси ты её сам или не заинтересуй до той степени, когда она будет болтать без умолку. Девчонка не дурна, но уж слишком зажата, слишком замкнута. Интересно, она всегда такой была? Или это жестокость самой Марены так сказалась на её подопечной? Не понять. Мара не помнит зла, которое причиняет сама. Она помнит только большие глаза, которые каждый раз упираются в неё и смотрят, смотрят. Интересно, что можно постоянно разглядывать? Морщинки? Волосы? Зубы? Почему-то блондинка ни на минуту не допускала того, что ученица могла глядеть в её душу. А зря, ведь именно это агент и пыталась сделать. Она искала лазейку, возможность заглянуть в неизведанный внутренний мир той, кому готова отдать свои помыслы и тело. Та же пыталась понять, что не так? Почему с этой девчонкой так сложно, так тяжко? Почему не хочется её бросать? И почему вокруг неё витает аура смерти? Почему её менторы полегли один за другим? Почему и как? Неужели во всем виновата эта мелочь? Не больно верится. И сейчас, сидя рядом в свете ночника, они не разговаривают. Раны Наэ уже обработаны, весь мусор покоится в ведре. Что еще делать, кроме как разговаривать? Но они не умеют. Вдвоем они способны только износить друг друга и самих себя, тренироваться и воспитывать волю. Что-то обычное? Общечеловеческое? Нет, это очень сложно. Одна не может дать себе слабину и открыться, а вторая боится дать себе слабину и открыться. Тогда им обеим придется не слишком хорошо – пропадет даже тот намек на доверие и близость, который есть между ними. Что бы не говорили – не всегда агент и ментор близки. И вот конкретный пример. Да, девушки понимают мысли друг друга с полуслова, но это относится лишь к рабочим моментам. В повседневной жизни, когда нужно просто поддерживать разговор, такое не проходит. Им вдруг становится не о чем говорить, темы заканчиваются, голоса замолкают. Печально, конечно. Нани не железная. Она не хочет больше сдерживаться и не может – ей просто уже тяжело. Должно же это угнетающее молчание когда-нибудь прекратиться. - Прости. – говорит она тихо, - Я опозорила тебя. Проиграла этой истеричке с маниакальными наклонностями. Если бы… Если бы у меня только хватило силы – я бы свернула её шею, вырвала бы позвоночник с хрустом. Она не смеет так о тебе говорить. - ярость еще клокотала где-то на периферии мыслей. Ужасно хотелось заставить Харли пожалеть о сказанном. - Что бы там ни было, ты сражалась достойно. Я видела, с каким рвением ты защищала мое имя. С-спасибо. – на последнем слове Мара замешкалась – а стоило ли благодарить? Ведь это само собой разумеется. Но с другой стороны – часто агентами класть на все, что связано с их менторами, лишь бы шагнуть во взрослую жизнь и лишиться опеки сверху. Странно. «Спасибо.» - это было приятно. Это стало катализатором. Ментор поблагодарила её, позволила своей ученице увидеть то мимолетное сомнение – да, Лилья видела. Она ведь, не отрывая глаз, наблюдает за сидящей рядом. Так захотелось продолжить беседу... - Марена, я… Послушай, это я должна сказать спасибо. За все – за то, чему ты меня научила, за помощь. Мне это очень важно. Да, я знаю, что слишком мягка, но это то, какая я есть. И я надеюсь, - она придвинулась ближе к наставнице, - Что ты поймешь меня и не оттолкнешь. Хотя бы не сразу. Расстояние сократилось до нуля миллиметров. Израненные губы легли на гладкие, покрытые тонким слоем помады. Мимолетное касание, но значащее так много. Нанаэ была счастлива, что её не оттолкнули. Она смогла несколько секунд наслаждаться вкусом уст любимой, пока та не пришла в себя и не оттолкнула от себя ученицу. Мир в мгновение потух, а титанша поджала губы и произнесла: - Прости. – она уже собралась со стыда спрятаться в ванне, когда Мара остановила её и прижала к себе. Непонятно, почему ментор поступила именно так. Почему не позволила уйти, почему насладилась поцелуем. Да, она насладилась им сполна. Робкое почти невесомое прикосновение губ заставило Леонхардт на мгновение-другое забыть о том, что она ментор, а целует её агент. Это было приятно. Ей понравилось.. «Вот что ты выглядывала.» - подумала она, приподнимая подборок Наэ и заглядывая в её блестящие глаза. Такая славная, но такая загнанная… Неожиданно нежным оказался поцелуй, который Мара подарила своей подопечной. Она не спеша сминала губы той, водила языком по языку той, по её щекам, деснам. Она дала слабину. Но кого, кого, черт побери, это сейчас волнует? Волнует только то, что девчушка с ней рядом тянется к ней, а ей это нравится. Нравится её касаться и владеть ею. Да. Вот где настоящая власть. Вот где настоящее обладание кем-то – в любви. «Любовь? Любить? Я могу любить её?» - наверное, может. Ведь оторвавшись от сладких губ, Мара не приняла вновь свое суровое выражение лица, нет. Она повела большим пальцем по щеке ученицы и, наклонившись ближе, шепнула ей: - Это будет нашей тайной, Нанаэ. Будь славной и молчи. Молчи и слушай меня. Только меня. - Да. – она снова касается губ наставницы, только теперь получает ответ на свои действия. Она без стеснения зарывается рукой в нежные локоны той, разрешает обхватить себя за талию и снова, и снова сплетает их языки в странном танце. Она бы целовала её вечность. Постоянно, каждый день и каждое мгновение – но кислород не безграничен, а дышать необходимо. Наэ не верила в происходящее – все слишком сказочно и хорошо. Не верила и Марена – она не понимала себя. Она не такая. Она никогда не подпускает к себе кого-то столь близко. Но видя это милое создание, лежащее на своей груди, она понимает, что, на самом деле, такая. Она тоже слабая, тоже нуждается в защите и ком-то, кто согреет. Ком-то, кто будет с таким рвением защищать её имя и будет так же любить. И пусть этим существом станет Лилья – они сумеют это скрыть. Они смогут быть вместе. Они спасут друг друга. Мара ложится на диван и укладывает ученицу рядом, прижимает к себе её израненную руку и целует каждый пальчик. А та закрывает глаза и лишь наслаждается этой близостью. Им грозит казнь, если кто-то узнает о произошедшем. Но они справятся, они не позволят никому разрушить их только-только зародившийся мирок. Они спасут друг друга и постараются не разрушить то, что создали раньше. - Сладких снов, замухреныш. - Спокойной ночи.