A hero.

Он погиб не напрасно. Он отдал жизнь за сослуживца, за другую важную жизнь. Он не погиб напрасно. Он спас товарища, он не позволил кому-то другому пожертвовать жизнью ради себя. Он не погиб в наших сердцах. Он еще там – в каждом. И его голос тихим хрипом будет звучать в наших мыслях. Кому-то он скажет «Вставай!», кому-то – «Я ужасно алчен», «Винооо?». А единственная услышит от него «Я люблю тебя». Любит, нет. Любил. Он больше не может любить, его больше нет. Но не забывайте – он погиб не ради того, чтобы по нему вечность лили слезы. *** Гилберт фон Ридель. Аристократ, жадный до всего, до чего тянутся руки. Как и все они, впрочем. Жаден до жизни. Силится испытать все – опасность, боль, любовь и ненависть, радость и горе. Ему интересно. Было интересно. Еще мальчишкой вдохновился на подвиги, еще в детстве решил стать солдатом, еще тогда в нем проснулся альтруизм. Подумать только – маленький чахлый Гилберт подался в кадеты! Подался-подался, да из чахлика вырос в настоящего сильного мужчину. Совсем скоро ребятня из ближайших к внешней стене городов станут разглядывать бравого воина, удивляясь его внешности, тыкать пальцами и с опаской, но и с восхищением – разведчик ведь! Они возжелают узнать, а как это – спасать людей? Но Гил не тем занимался на самом деле. Его работа – убивать людоедов и помогать раненным. Он не спаситель. Он только не самый выдающийся разведчик из тыла, которому посчастливилось открыть в себе способности к врачеванию. Он врач. Он помощник, он друг. Он вытаскивал с того света многих, кто думал, что видит небо в последний раз. Он заставлял суровых мужиков и зеленых новобранцев поверить в жизнь, поверить в себя. Давал им силы и надежду, обещал, что уже совсем скоро они опять бегать будут, да так, что никакой аномальный ублюдок не догонит! Он таскал хрупких и сильных девчонок с передовой, утопал в их крови и спасал. Спасал их и вдыхал в эти ослабленные тельца жизнь. Он говорил, как их любят и ждут. Он желал сделать все возможное – и пусть это будут только слова, цена коим грош. Пусть живут. Пусть ценят свои возможности, пусть знают, что всегда можно идти вперед. Он всегда был добр к тем, кто был добр к нему. Он не питал иллюзий насчет людской природы, но и не собирался грести всех и каждого под одну гребенку, нарекая подлецами или шлюхами. Нет. Он видел в людях добро. У него даже были друзья, товарищи по службе. Он любил их. Он считал некоторых своей семьей. Он видел в путевых новобранцах младших братьев и сестер, он считал суровых начальников матерыми мужиками, уважал их и ценил доверие. Он не бросал таких же как он сам – еще недостаточно опытных, чтобы зваться легендами, но уже достаточно взрослых, чтобы отвечать за свою жизнь, за жизни отрядов ребят помоложе или товарищей рангом ниже. Он никогда не считал себя лучше других или более достойным чего-либо. Он такой же воин, как и все остальные. Он им был. Он был другом и собутыльником. Особенно собутыльником. Ридель любил выпить. Эдакий ценитель алкогольной продукции. Скудный выбор спирта его не печалил – всегда находился способ расширить горизонты и винное меню. На худой конец, за чем еще ездить в город на выходных, если не за выпивкой и компанией красивых дам или боевых товарищей? Вопрос странный. Но наступают моменты, когда и такое веселье уже перестает быть весельем. Гил любил свою сестру. Любил рыжую бесстыдницу, любил её всю. В том числе и характер, и яркую внешность, так отличную от его бледной невзрачности. Огонь и лёд, тепло и холод, он и она, брат и сестра. Совершенно разные, но одной крови. Они – родня. И они всегда чувствуют сердцем боль другого. Они ценят то, что есть друг у друга. Но куда уж носиться с семьей, когда нужно род людской спасать от неминуемой гибели? Неминуемой. Прекрати разведчики что-либо делать, и они все – политики и торговцы, военные и гражданские, мужчины и женщины – погибнут. Тогда окажется, что все старания были напрасны, напрасны! «Нет. Ни за что. Мы выберемся из этого дерьма.» - твердо решил для себя альбинос когда-то давно. Еще до того, как неведомым образом оказался в строю повстанцев. Еще до того, как встретил её. Лиза, Элизабет, Елизавета… Прекрасная. Она была прекрасна. Даже в их первую встречу, когда она вся в муке, слезах и крови молила о помощи, пытаясь дать отпор похотливому скоту, примостившемуся сверху хрупкой девушки. Даже когда доктору пришлось обрабатывать и зашивать её безобразные раны, даже когда она проявляла свой характер. Она была для него прекраснее всех. Альбинос не знал ранее этого окрыляющего, настоящего и светлого чувства, лишь слышал, как сослуживцы отзываются о представительницах противоположного пола. В основном это были такие эпитеты, как «вот это зад!», «видел её бидоны?». Звучит неприятно, но что ж поделать. Однако, теперь он знает, что это. Он знает, что думаешь о той, чей образ встает перед глазами, когда звучат слова «красота», «доброта», «близкий», «те, к кому хочется вернуться». Именно. Он хотел к ней вернуться. Он желал этого и желал быть всецело её. Желал сделать её своей и иметь возможность дарить ей счастье. Хотел перебирать мягкие каштановые локоны, глядеть в зеленые глаза и видеть в них яркий блеск, касаться бархатистой кожи и гладить её, целовать обветренные на морозе губы, прижимать к себе дрожащее тело. Он желал быть её всем. Он желал. И он смог. Он добился любви той, что сделала его жизнь много лучше, куда приятнее. Он возжелал создать семью. Семью! Своих собственных детишек, которые будут тягать его за бледные щеки, которые будут рвать его белесые волосы, которые будут так на него похожи. Будут такими же добрыми, такими же смелыми. Он бы с радостью с ними возился, кормил и одевал. Лелеял бы очаровательную дочь и забавил бы несносного сынишку. И он мечтал об этом, он был уверен, что однажды, когда он сможет вдохнуть полной грудью и без опаски снять с себя снаряжение, посмотреть на мир, не обрамленный стенами, и почувствовать себя по-настоящему свободным, он сделает ей предложение. Он услышит заветное да, а там по стандартному сценарию. По сценарию счастливой жизни. Все планы рушатся в один момент. В один единственный момент. Одно неверное движение – и вот, сержант Ридель летит камнем вниз, где его сравняют с землей множество гигантских ног. Это конец, конец… Быть спасенным ценой чьей-либо жизни? Нет. Гилу уже не воевать, он ранен. Он слаб и причиняет неудобства. Помехи принято устранять, заменяя их на новые механизмы. Пришло время устранить и альбиноса. Он оттолкнул товарища, жертвуя собой. Последние силы были отданы на это действие. Гигантская лапа схватила его слабую тушку и сжала, заставляя ребра хрустеть. Больно. Но больнее еще неясно, но таки осознавать свой конец. Осознавать, что короткая жизнь, которой он коснулся множества других судеб, закончится спустя считанные мгновения. Нет! Пусть не заканчивается… Случай не на его стороне – даже высвободив руку и вогнав её в мерзкую лапу исполина, мужчина не изменил своей участи. Он слишком слаб. Он слишком мал. Он ничтожен рядом с этой громадиной, он не может сейчас ничего. Он может только кричать на своего палача, пусть тот и не поймет ни мельчайшей частицы сказанного. Огромная пасть открылась и через пару секунд сомкнулась с оглушительным клацаньем здоровенных зубов. Смерть сержанта была быстрой, хотя и ужасающей. С шеи струилась алая кровь; рука, ранее с такой ненавистью всадившая в гигантскую тушу лезвие, безжизненно повисла, сердце перестало пускать по организму кровь, а отвратная титанья рожа испачкалась в крови. И пусть жалкий выродок был убит старшим лейтенантом, мстившим за товарища… Того не вернуть. Как и многих, как каждого героя… По белобрысому скорбели. Каждый, кто его знал, пролил если не множество, то хотя бы одну слезинку. Он был другом, братом. Он не боялся смерти, не страшился опасности, но он любил жить и помогал другим продолжать жить, помогал им её полюбить. Он коснулся многих, став воспоминанием о том или ином этапе их жизни. Суровый майор Захариас приходил на могилу, где под несколькими метрами земли лежит обезглавленный труп. Он с горечью пожелал «доку» спокойного сна и пнул лежавший неподалеку камень. Рассказал, что жертва его себя оправдала. Очередная победа, которая далась невообразимо высокой ценой. Рыжеволосая разведчица пролила много горючих слез, когда узнала о гибели земляка. Она не хотела верить. Она так не хотела! Этот с виду легкомысленный, но до того надежный солдат не мог просто умереть! Он не мог, не мог…. Слезы лились на щекам, которые были окрашены в лиловый и красный, а не в мертвенно белый. И это благодаря тому, кто сейчас холоден, словно лед. Так не хотелось верить в гибель того, кто спас её от той же участи. Он не дал ей почить с миром, а она не смогла даже пальцем пошевелить ради него. Он погиб, исполнив свой долг в последний раз. В последний раз кого-то спас. Киан Дилавр запомнил гибель Гилберта до единой мелочи. Он помнит все – как тот сопротивлялся, как был бессилен, как голова того скрылась в огромной пасти, как растянулись в ужасающей лыбе губешки титана. И он помнил, как покромсал того урода. И он винил себя. Винил в гибели товарища, в его бесславном конце. Не желал с этим примеряться, много раз пытаясь успокоиться. Он так хотел вернуться назад и спасти нерадивого лекаря, так хотел дать ему еще один шанс на жизнь. Но не мог. Лейтенант мог только рвать на себе волосы и пускать скупые мужские слезы. Лиза узнала не сразу. Уже после битвы, когда стала искать возлюбленного в медицинском пункте, надеясь увидеть его за работой, за помощью другим сослуживцам. Его место занимал другой человек, другой врач. Девушка кидалась из одной комнаты в другую, пока не вылетела на улицу. Она опрашивала всех, чувствуя, как сердце предательски сжимается, а в мыслях крутились худшие предположения. «Нет. Гил просто где-то ходит, он не погиб.» Поиски закончились истерикой. Зеленоглазой сообщили о гибели сержанта Риделя, и в тот же миг она осела на землю. Осознание пришло не сразу, примерно минуту Хедервари обдумывала и осознавала сказанное. - Нет. – сначала было тихо, - Нееет! Нетнетнетнетнет, неееееееееет! – её тело сотряслось, а сама девушка зашлась в рыданиях. Не могло такого случиться, нет! Он не мог уйти! Он не мог её оставить! «Нет. Нет. Нет.» - слезы жгли глаза, скатывались по щекам одна за другой, сбивали дыхание. Лиза не помнила, как оказалась в казарме, не знала, кто её привел и не понимала, что происходит. Её солнце померкло. Её возлюбленный мертв. Ей незачем теперь жить. Её ничто не держит в этом чертовом мире, полном горечи и страданий. Она уйдет. Уйдет за ним вслед! Сколько раз кухарку удерживали от самоубийства – не счесть. То её вытаскивали из ледяного озера, то отнимали ножи и вилки, то мешали влезть в петлю и не давали в руки огнестрел. Никто не хотел потерять еще и её. Все знали, что будь Ридель жив – поотрывал бы им головы за гибель любимой. И её спасали. Пытались помочь, а потом снова тащили с тончайшей грани жизни и смерти. Так продолжалось до тех пор, пока не стало ясно, что девчушка носит ребенка. ЕГО ребенка. И мир вновь приобрел цвет. Лиза присматривалась к увеличивающемуся животу, трогала и гладила. Она в один момент осознала, что вот она – частичка её любви – живет и растет внутри. Скоро маленькое чудо появится на свет. Удивительно. Он… Он мог стать отцом. А стал титаньим кормом. Появившийся на свет спустя месяцы мальчуган казался реинкарнацией отца – белая кожа, светлые-светлые волосы и светочувствительные глаза. Он громко плакал, когда появился на свет, и тянул к матери - тогда уже уставшей - руки, просил её защиты. Взглянув на сына впервые, Элизабет не сдержала слез. Она видела в нем любимого, видела и не могла не ощутить горечь потери снова. И вот, спустя года, она глядит на блеклого мальчишку, так старательно изучающего какую-то книгу об истории и военных. Он смотрит так же, как когда-то раньше смотрел Гил. Он так же щурится от яркого света и так же сильно любит свою мать, как сильно её любил отец. Ридель младший стал светом и стимул к жизни для Елизаветы. Лиза видит любимого в каждом движении сына, в каждом его внимательном взгляде ощущает на себе взор покойного. Это страшно, но это дает ощущение его близости. Он одним своим видом словно говорил голосом Гилберта «Все в порядке. Живи и не смей помирать». И она жила. Она жила, взращивая частицу того, кого любит и по сей день, кого ни за что не забудет. *** Он погиб не напрасно. Он спас друга, принес себя в жертву ради благой цели. Он коснулся жизней многих также почивших и оставшихся жить. Он не жалел себя. Он жалел, что у него было мало времени. Мало, недостаточно. Он не успел еще разок глотнуть вина, не успел поболтать с друзьями, не успел еще раз крепко-крепко прижать к себе любимую и коснуться её теплых губ, уносясь в мир одних лишь чувств. Он погиб, но оставил наследие – он дал жизнь новому человеку, который точно будет счастливее. Он мог стать отцом, но стал героем. Он мог бы жить дальше и научить ребенка всему, что знает сам. Но подвиг отца научит мальчика куда более важным вещам, чем что-либо еще. Гилберта фон Риделя больше нет среди живых. Но он навсегда остался в сердцах тех, кто его знал. Отважного полевого врача не забудут. Ему отдадут должное и буду вспоминать, как одного из лучших, кто отдал жизнь за светлое будущее. Он погиб не напрасно. Он погиб ради жизни на свете, ради любви и света. «Живи и помни».