Крыша ползет

      Я очень любила летними вечерами сидеть на крыше, даже вынесла туда, не без помощи знакомого парня-альфы, кресло. Сидеть, чувствуя как отдает тепло нагретая за жаркий день поверхность, смотреть на заходящее солнце, клацая в ноуте… Когда ты живешь на последнем этаже высотки — можно позволять себе такие капризы. А когда ты одинокая девушка-омега, достаточно замкнутая, но при этом полностью довольная жизнью — такие моменты становятся самыми счастливыми в твоей жизни… Я сбегала на крышу от проблем, всегда сбегала, не парясь по поводу их решения. И проблемы, словно по волшебству, исчезали сами, тая, оставляя только дымный след в воздухе. Меня пытались добиваться. И альфы, и гаммы, и беты, парни и девушки, но они не понимали одного — мне особо никто не нужен. Они пытались вторгнутся в мое личное пространство, и мне это совершенно не нравилось. Переехать ко мне? В мою уютную квартирку, пропахшую кофе и теплом? Ну уж нет! Так продолжалось уже десять лет. Папа обрывал телефон, рекомендовал женихов, пытался поддерживать морально, а отец… Отец чаще всего молчал, за что я была ему благодарна. И за обеспокоенность, мелькавшую в его взгляде — тоже. От них обоих мне досталось все самое лучшее. От папы светлые волосы, веснушки и небольшой рост, а от отца — голубые глаза, умение мыслить позитивно и спокойствие. Отец всегда казался мне самым спокойным и уверенным человеком на планете. Он был настоящим альфой. И, наверно, мои завышенные требования на этот счет связаны с ним.       Солнце только-только коснулось своим нижним краем горизонта, окрасив облака сверху в синий, а снизу в оранжевый. Невероятно красиво… Я замерла на пороге чердака, любуясь открывшимся видом, широко распахнув глаза, словно бы впитывая в себя всю величественность момента… Справа пролетел окурок, обломав мне всю торжественность, и я подняла глаза. Ее силуэт вырисовывался на фоне облаков четко, словно его рисовали чернилами на золотистой бумаге. Черные волосы, смело подведенные черным карандашом голубые глаза, бусинка пирсинга под нижней губой, черная кожанка, джинсы, кроссовки, множество цепочек, кулонов, фенечек… Она сидела наверху, надо мной, свесив ноги вниз, смотря куда-то за горизонт. В тот момент я подумала, что увидела само олицетворение свободы, саму ее суть. Ветер трепал черные волосы девушки, а уголок ее губ изогнулся в какой-то горьковатой усмешке. Я не знала, что делать. Попросить ее уйти, не портить мне одиночество своим присутствием? Или уйти самой? Может, не обращать на нее внимания?       - Чё смотришь, салага?       Голос у нее был чуть хрипловатый, как раз такой, какой должен быть, какой мне представился при первом взгляде на нее. Я даже не успела ничего ответить, просто обдумывая слова, подбирая их, строя как можно более вежливое предложение… Она спрыгнула ко мне, на грешную… Хм… На грешную крышу, и тут же выпрямилась, смотря на меня в упор. Если честно, я просто оробела, даже не зная, что сказать. Несколько секунд мы молча разглядывали друг друга, а потом она неожиданно улыбнулась. Широко так, как-то… Задиристо, что ли? Ее рука нырнула в карман кожанки, и появилась обратно уже с небольшой шоколадкой, которая была торжественно всучена мне. Я шоколад брать не хотела, но когда тебе взглядом говорят нечто вроде: «Или бери, или умри, » — вариантов остается не так много.       - Наконец-то ты меня заметила. А я-то думала, до самой смерти на тебя таращиться буду, — сказала она и, развернувшись на каблуках, ушла.       Что это значило? Я так и стояла, недоуменно смотря ей вслед, пытаясь переварить информацию. Наконец-то заметила… То есть она уже бывала тут раньше? При мысли об этом стало как-то неприятно. Еще бы! Я столько лет гордилась, что каждый вечер провожу в одиночестве и тут, на тебе! Никакое это было не одиночество! Странная она, эта девушка… Я принюхалась, пытаясь по почти выветрившемуся запаху определить, кто же она? Запах был яркий, агрессивный и какой-то свободный, как она сама. У меня от этого запаха в груди что-то сжималось, как-то странно ёкало, будто бы она должна что-то значить для меня, просто я этого не помню… Кто же она, эта странная девушка-альфа, и почему я была обязана ее помнить, но забыла?       Я так и не смогла заставить себя сесть в это кресло снова, как обычно наблюдая за закатом и тыркаясь в интернете. Вместо этого пришлось идти домой, пить крепкий кофе, чтобы успокоить внезапно разбушевавшееся сердце, пускающееся вскачь при одной мысли о ней. Это все так странно и так не похоже на мои обычные дни! Я заснула сегодня на целый час позже обычного, потому что в голове стоял ее образ. Темные волосы… И этот запах… Ну где же я ее видела?

***

      - Милая, ты же приедешь к нам? Будут все друзья семьи, все с твоего двора… Приезжай! — уламывал меня папа.       Я кивала, не соображая после почти бессонной ночи, что по телефону эти кивки не видны. Кивала и думала совершенно о другом. О ней. С момента нашей первой встречи прошло уже три месяца. На дворе стоял жаркий июль, настолько жаркий, что асфальт иногда плавился, и когда я шла на каблуках, за мной оставался четкий след из маленьких круглых дырочек. Этими следами сейчас были усыпаны все улицы, поэтому девушки, не хотевшие попереломать себе ноги, ходили в балетках и босоножках. Что же до меня, так я бы охотней ходила в шлепках. Собственно, а почему бы нет? Раз папа приглашает меня на дачу, праздновать что-то, что я даже не запомнила, так почему бы не дать волю себе? Конечно, ночевать в доме, полном народу — для меня немного пытка, но, с другой стороны, бассейн, лето, солнце, шланг и папа с отцом.       - Хорошо, пап. Я приеду.       Я почти видела, как на том конце провода по лицу моего папы расползалась счастливая улыбка. Трубка замолчала, кажется, папа пошел радовать отца приятной новостью о моем приезде. А я пошла собираться, на время выкинув из головы мысли об этой загадочной альфе, так неожиданно ворвавшейся в мою жизнь.       На следующий день после нашей первой встречи я вышла на крышу. Меня буквально разрывали две надежды, как-то уживающиеся в моей душе одновременно. Одна, на то что я ее больше не увижу, и что это была разовая акция, а вторая — на то, что она сейчас ждет меня там, на крыше. И оправдалась вторая. Она сидела на самом краю, свесив ноги вниз, в пропасть и грызла леденец на палочке, смотря на закат. Ее кожанка валялась рядом, открывая миру фиолетовую футболку и пару татуировок на руках. Два скрещенных ножа на бицепсе левой руки и паутина на локте правой. Я никогда не любила татуировки на людях, но на ней они смотрелись довольно гармонично, словно бы были тут с рождения. Странно испытывать разочарование и радость одновременно, но именно эти два чувства сейчас делили меня пополам, не давая трезво мыслить. Опять. Какой же дурой я кажусь в ее глазах?       - Не стой столбом в дверях. Конфетку будешь?       Она повернулась так, словно мы уже сто лет знакомы, протягивая мне леденец на палочке. Так и началось наше знакомство… О чем бы мы не говорили — у нее всегда была своя жесткая точка зрения, которую она могла всегда убедительно доказать. Иногда наши взгляды на что-то не сходились, и мы спорили с ней, спорили до хрипоты, а потом долго смеялись, вспоминая споры. Она была интересным собеседником. Жестким, резким, но не жестоким. Просто какая-то монолитная, цельная, в чем-то заблуждающаяся, но совершенно спокойная и невозмутимая. Она любила свободу, казалось, больше жизни. Она восхищала меня, удивляла каждый день. А еще она почти всегда говорила то, что думает.       - У тебя милые веснушки, — лениво протянула она однажды. Сначала мне показалось, что это комплимент, намек на дальнейшее знакомство «поближе», но она не предпринимала никаких действий. И тогда я поняла, что она просто высказывает мысли вслух. Так было еще много раз.       «С таким слоем штукатурки на лице можешь пойти и попытаться грохнуть Бэтмена.»       «Сними это платье и ходи голой, никто разницы не заметит»       «Новая стрижка? Убери эту прядь — глаза будут выразительней. Хотя, казалось бы, выразительней некуда»       И вот теперь она пропала. Уже неделю она не приходила на нашу крышу и я, прежде никого не впускавшая в свое личное пространство, испытывала какое-то непонятное беспокойство, словно бы из моей жизни вдруг пропало что-то очень важное, что я не могла восполнить. Я пыталась общаться с другими альфами, по работе или старыми друзьями, думая, что мне просто не хватает этой жестковатой поддержки. Но нет, с другими альфами было не так интересно. Они либо выводили мое мнение на первое место, ведь омеге нужно уступать, либо, наоборот, подавляли его, не аргументируя. Неужели я скучала по этой точной и сухой, немного ядовитой манере речи? Когда она говорила, создавалось впечатление, что она заранее готовила эти фразы, эти аргументы, что мы играем какую-то пьесу, и она уже давно выучила сценарий, а я нет. Почему-то у других так не получалось, и от этого мне было неуютно. Не верилось, что кто-то мог мне так понравится, что кто-то мог заставить меня… Полюбить людей? Не знаю. Она всегда интересовалась людьми, часто говорила о них, подвергала критике и анализу человеческие эмоции и поступки. Когда она начинала рассуждать, четко и ясно, словно читая заранее заготовленную лекцию, я была готова слушать ее часами. Потом не соглашаться и спорить. И после снова слушать. Или рассказывать. Общаться. Может быть, в компании людей, что соберется у родителей на даче я смогу найти хоть кого-то похожего на нее? Я так и не смогла вспомнить, почему она кажется мне такой знакомой, почему ее запах так напоминает мне что-то далекое, из детства…       - Привет! Слушай, сколько мы не виделись?! Ну, иди, обниму что ли!       Меня сгребли в медвежьи объятия, затормошили, проорали в ухо что-то вроде: «Как жизнь молодая?!» — полностью оглушив. Неужели он так вырос? Я вспомнила серьезного парня с каштановыми волосами и карими глазами, который смотрел на меня в упор, при свете фонарей, как снежинки садились на его ресницы, и как он их раздраженно стряхивал. Мы встречались еще в средней школе. Кажется, это было в прошлой жизни…       Когда все вдоволь наобнимались, поделились последними новостями, поваляли дурака, пообливались из шланга, мы сели за стол. Папа все хлопотал, приносил дополнительные тарелки, волновался, всем ли всего хватило, то и дело порывался сбегать за салатиком, а отец мягко удерживал его, кормил чуть ли не с ложечки, а затем и вовсе утащил жарить шашлыки. Я потягивала компот, слушая болтовню старых друзей. Все мы разошлись по разным дорогам, но каждого из них мне приятно было видеть…       - Всем привет, салаги. Скучали?       Я замерла, услышав за спиной подобное приветствие. Кто-то из девчонок омег кинулся обниматься с вновь прибывшей гостьей, пара альф прошли к ней, но уже более сдержано. Я медленно обернулась. Да, нет сомнений. Фиолетовая футболка, куча фенечек, цепочек, татуировки, пирсинг и джинсовые шорты. Это она. Ее черные волосы и голубые глаза. И ее запах, такой терпкий, пряный, уже ставший за последние три месяца почти родным. Но что она тут делает?       - Иди сюда, былин! Где пропадала-то? Во, кто не знаком — знакомьтесь. Сестренка моя! — весело улыбался один из присутствующих альф, с которым мы раньше жили в одном подъезде… Судьба иногда очень весело шутит, выкручивая такие кренделя, что людям и не снились. Я слушала, как она шутливо ссорится с братом, как смеется над чужими шутками, слушала ее разговоры с другими, все время ощущая на себе ее взгляд. Он вгонял меня в ступор. Я и так не слишком общительная, но стоит ей оказаться рядом… Когда мы были вдвоем- говорить было проще. И намного. Расслабилась я только ближе к вечеру, потягивая глинтвейн у костра, слушая, как хором поют ребята под гитару. Она сидела рядом и, щурясь, смотрела на огонь. Почему-то мне было жутко уютно рядом с ней, почему-то все было как-то правильно, именно так, как должно было быть. Родители уже ушли спать, сказав, что мы не маленькие и разберемся с комнатами. Народ начал потихоньку готовится ко сну или разъезжаться. Двор пустел, и совсем скоро от комаров отмахивались только мы с ней, да еще пара близких друзей. Я не выдержала первой, встав с лавочки, на которой мы сидели, сказав, что иду мыться. Все пожелали спокойной ночи. Все, кроме нее, потому что она шла рядом со мной, задумчиво вертя в руках травинку.       - Почему ты не сказала, что мы знакомы? — спросила я, когда молчание стало совсем неудобным.       - Мы и не знакомы были. А то, что я какая-то там родственница этому оболтусу — просто совпадение, — фыркнула она, отбрасывая травинку.       Мы поднялись наверх, под самую крышу, на чердак, в мою старую комнату. Здесь все осталось как прежде. Старые обрывки стихов, несколько картин, нарисованных на художке, ноты, какая-то одежда… В общем, творческий бардак. Она ушла мыться первой, позволив мне быстренько прибраться, наводя хотя бы какое-то подобие порядка. Пока мылась я, она постелила еще одну постель на полу, улегшись там же.       - Нет-нет-нет, запротестовала я, только войдя в комнату, — ты спишь на кровати!       - Ты спишь на кровати. Или вместе.       Она хитро посмотрела на меня снизу вверх. Так хитро, что мое сердце, пропустив удар, забилось вдвое чаще, а к ушам прилила кровь. Надо ли говорить, что я согласилась? С ней мне было хорошо, так почему бы не переспать? Я знала, к чему все идет, и даже была этому рада.       - Куда ты пропала в последнюю неделю? — спросила я, прижимаясь к ней ближе.       - Арестовали, — спокойно сообщила она, притягивая меня к себе за талию.       - За что? — выдохнула я, почти касаясь ее губ…       - За драку, — так же тихо поведала она, утягивая меня в поцелуй…       Я ждала продолжения. Не сказать, что хотела, просто приняла это как данность, но она просто прижала меня к себе, зарываясь носом в мои волосы, и расслабилась, будто бы втянув иголки, постоянно покрывающие ее. Сейчас, лежа со мной в кровати, она была такой домашней и родной, такой мягкой и ласковой, при этом оставаясь сильной… Я быстро уснула рядом с ней, вслушиваясь в спокойное дыхание моей альфы. Моей. Альфы. Звучит, словно музыка.