Секундные слабости

      Музыка стихла после того, как Даша аккуратно захлопнула за собой дверь соседнего люкса. Облегченно выдохнув, девушка обернулась, стараясь рассмотреть окружающую ее обстановку, и с неожиданно обнаружила, что не одна. На полу, оперевшись спиной о кресло, сидел Павел Аркадьевич. В руках была зажата бутылка спиртного, а взгляд направлен куда-то в угол комнаты.       Канаева планировала тихо уйти, прихватив с собой Юлю, но последняя оказалась против такой затеи, поэтому ретироваться пришлось одной. Все это мероприятие было ей омерзительно! Окружающие люди, растрачивающие свою жизнь подобным образом на постоянной основе, были ей омерзительны! К слову, наряд Канаевой был тоже не менее омерзителен. Хотелось поскорее вернуться домой, чтобы поскорее сдернуть эту пошлую и вульгарную тряпку.       Вот кого Даша точно не ожидала встретить, так это виновника торжества! Тем более в таком виде. Почему он здесь — один?       Не придумав ничего умнее, девушка развернулась к нему спиной, желая слиться со стеной. Она мысленно проклинала себя, Юлю, которая втянула ее в это, и ситуацию в целом. Радовало лишь то, что лицо скрывала маска, не дающая возможности идентифицировать ее личность.       Тем временем Павел Аркадьевич оторвался от созерцания интерьера комнаты, переводя взгляд на нежданную гостью. Безразлично скользя глазами по ее фигуре, насмешливо протянул:       — Опа! Что, дружки прислали, чтобы развлечь именинника?       В этот момент Даше захотелось провалиться сквозь землю. Как он может такое говорить о ней? Внутри все кипело от гнева и стыда. С другой стороны, какой реакции она ожидала, явившись в таком виде?       — Ну давай, раздевайся.       Даша отрицательно закачала головой, а затем обернулась к Павлу Аркадьевичу, настороженно вглядываясь в его лицо.       — Ааа, бухло кончилось, — осенило Павла, отчего на губах расцвела горькая усмешка, — они же привыкли, что Паша за всё платит. Скажи им, чтобы они все пошли в задницу! Всей дружной толпой! Понятно?!       Даша вздрогнула, когда голос Павла Аркадьевича сорвался на крик.       — Они не мои друзья! — продолжал молодой человек, а затем уже тише, почти еле слышно, разрезая тишину, добавил: — Мне среди них плохо...       Что-то в груди Даши екнуло. Она не ожидала подобных откровений от своего начальника, ведь он всегда казался ей тем, кто доволен своей жизнью и не собирается ничего менять. Все эти пьянки, беспорядочные половые связи... Но сейчас Канаева видела уж точно не того, кто наслаждается подобным. Перед ней предстал уставший и бесконечно одинокий человек. Тот, кто устал нести это бремя одиночества.       — В последний раз, когда мне было хорошо среди друзей, это было... Это было дома, в Белграде. Когда мне было тринадцать лет. У нас по соседству была девятиэтажка, и там, на крыше, мы собирались, болтали, ржали, курили. Я помню, тогда меня родители из-за сигареты пресанули, я их послал, всякие гадости наговорил... И пошел на крышу. Там сижу, курю, злюсь. И потом начинается тревожная сирена, самолёты летят — один, второй. Начинают бомбить. И прямо на мой дом. Ты бежишь домой и надеешься: «Только не мои родители». А зря! Получается, сигареты мне жизнь спасли. С тех пор я не курю.       Он говорил и говорил, а Даша чувствовала, как внутри у нее все болезненно сжимается. Чужая боль ощущалась как собственная. Но Канаева успела вовремя закусить губу и приказать себе ни в коем случае не плакать. Это оказалось тяжело. Действительно тяжело - слушать такие личные, интимные вещи.       Девушка не заметила, как Павел Аркадьевич замолчал, а затем поднялся с пола, подойдя к ней.       — Что я тут только о себе... А ты что забыла среди этих уродов?       Борясь с желанием обернуться и обнять его, Даша застыла на месте. В глазах стоял образ маленького мальчика, только потерявшего родителей. Вместе с ним девушка чувствовала боль утраты, вместе с ним хотелось вопить во все горло о вселенской несправедливости. Хотелось рвать на себе волосы и кричать: «ну почему он?».       Тем временем Павел Аркадьевич продолжал размышления вслух. И все, что он говорил, метко попадало в цель.       — Сколько тебе нужно, чтобы ты все это бросила?       Сердце едва не ушло в пятки, когда раздался этот настойчивый голос. Ее конспирация трещала по швам, она прекрасно это понимала. Но уйти сейчас означало бы его бросить в трудную минуту, чего девушка не привыкла делать. Родители всегда учили протягивать руку помощи нуждающимся. А ее начальник в данную секунду как никто другой заслуживал этой самой помощи — сочувствия и понимания.       — Павел Аркадьевич... — жалобно протянула она, подбирая слова, — мне так жаль... Так жаль! Простите, что услышала то, что не должна была!       Мужчина сначала растерялся, недоверчиво вслушиваясь в знакомый тембр, а затем протянул руку к лицу незнакомки, стягивая ленту с волос, обнажая личность, скрытую черной маской.       — Ты? — произнес он шепотом.       Канаева стыдливо опустила взгляд, глядя на него сквозь полуопущенные густые ресницы. Павел Аркадьевич в свою очередь ошеломленно смотрел на девушку, вглядываясь в такие знакомые и милые сердцу черты лица, не в силах поверить в реальность ситуации. Быть может, он окончательно спился и теперь ему все это кажется? Или белая горячка настигла раньше времени? В конце концов, может, это ему просто снится?       — Я безбожно пьян? Или ты действительно реальна, Даша?       Девушка подалась корпусом вперед, заключая молодого человека в крепкие объятия. Она встала на цыпочки, упираясь подбородком в его плечо, и крепко зажмурилась. Руки заскользили по спине, поднимаясь наверх и поглаживая через пиджак, и остановились на шее. Ближе, теснее, так, чтобы раствориться в нем.       Павел, не веря в происходящее, пораженно ответил на эти душащие объятия, почти невесомо устраивая ладони на талии Канаевой и утыкаясь носом ей в волосы. Такие мягкие. И пахнут клубникой.       Повисло молчание. В тишине было слышно лишь порывистое дыхание и в унисон громко-громко бьющиеся сердца.       — Мне очень жаль, что жизнь оказалась к вам так несправедлива, — сбивчиво зашептала Даша, — вы заслуживаете лучшего и большего! Все это прошлое, не грустите понапрасну, лучше живите настоящим. Сделайте так, чтобы ваши родители гордились вами.       Паша молчал, а ее слова эхом отдавались в его разуме.       — И ты будешь со мной в эти моменты? Будешь со мной в настоящем? Не оставишь одного?       Не уходи! Не сейчас, черт возьми!       Не сейчас, когда ты мне так нужна!       Воцарилась тишина, а затем в гладкой коже щеки прикоснулись такие горячие и влажные губы.       — Конечно, буду...