***
В глаза девушки бил яркий свет. Разлепив веки, Гроттер начала осматриваться. Теперь она была на поляне, но на ней не было избушки. Маленькая рыжеволосая девочка сидела в белом платье среди высокой травы. Рядом собирала цветы старушка в шали. — Ягге, Ягге, смотри, — девочка позвала богиню к себе. — У меня получилось! Чума провела ладонью по траве, и там выросли различные полевые цветы. Колокольчики, ландыши, ромашки. Даже ягодные кустики стали видны. — Будь ты в сказке о 12 месяцах, братья-месяцы тебе не понадобились бы, — улыбнувшись, сказала старушка. Девочка улыбнулась в ответ. — Ну ладно, нам пора, — заметила Ягге. — Пойдём… — Ой! — вскрикнула девочка. — Что? Чуми, что случилось? — засуетилась бабушка. — Там олень, он ранен, — всматриваясь в лесную чашу, ответила Чуми. — Иди сюда, иди, не бойся, — позвала она животное. Олень осторожно выглянул из-за дерева. Когда он подобрался достаточно близко, девочка уложила его на бок. — Сейчас будет немного больно, но потерпи, хорошо, — успокаивала то ли животное, то ли себя Чуми. Девочка провела над раненой лодыжкой ладонями, хмурясь от внимательности и ответственности. Пара прядок рыжих волос начали лезть в глаза. По щеке скатилась одинокая слеза и попала прямо на рану. Рана зашипела и начала срастаться. На лице девочки появилась улыбка. — Ну вот, а ты боялся, — опять же то ли себе, то ли оленю облегчённо проговорила она. — Дай ему этой травы и пусть бежит себе, — протянув пучок синеватой травы, сказала Ягге. Чуми приняла траву и скормила её животному. Тот благодарно фыркнув, поднялся на ноги и умчался в сторону леса. — А что это была за трава? — задумчиво спросила девочка. — Да так, — отмахнулась богиня развернувшись. — Разновидность полыни. Волшебная разновидность. Чуми кивнула и поднялась с колен. Белое платье было идеально чистым. Забрав у Ягге корзинку и чуть подпрыгивая, девочка начала что-то рассказывать. Старушка только улыбалась и кивала. «Не может быть», — пронеслось в голове Гроттер. Она уже было сделала шаг, но вдруг свет померкнул, и Таня погрузилась во тьму.***
Девушка оказалась посреди большого стадиона, напоминающего несколько футбольных полей. Вокруг стояло большое количество людей: дети, подростки, уже совершеннолетние, женщины и мужчины в странных мантиях. В толпе она узнала Сарданапала и Медузию. Они стояли далеко, но не заметить их было трудно, мантии были очень заметны. Таня подошла поближе к знакомым учителям. — Здравствуй, Чуми! — воскликнул Черноморов, пожимая ручку новой ученицы. Та стояла краснее помидора и растерянно осматривалась, стараясь понять, почему здесь так много людей, и почему они все смотрят на неё. Ответ был прост: никто из семьи Чумы не учился в Тибидохсе. Никогда. Все одновременно испытывали смешанные чувства: боязнь, интерес, ненависть, любопытство и отвращение. Учителя же были каждый разного мнения: Сарданапал — хотел подружиться с рыжеволосой девочкой, найти общий язык, доказать, что каждый волен выбирать свой путь, независимо от общественного мнения и попытаться сделать Чуми светлой волшебницей, исходя из рассказов Ягге, это можно воплотить в жизнь. Медузия была настороже и в боевой готовности, как-никак это наследница многих сильных тёмных магов, также любопытство раздирало её на части, и лёгкая надежда в то, что Тибидохс не будет сожалеть о сделанном. Поклёп горел желанием всех зомбировать, а Чуми отправить после этого куда-нибудь подальше, в общем, как всегда. Великая Зуби волновалась и сдувала чёлку, которая лезла в глаза, вздрагивала от лёгкого ветра, и сильнее укутываясь в свою шаль. Даже летом она умудрялась мёрзнуть. И вообще, вела себя очень странно, не так, как привыкли ученики. Тарарах же стоял с широкой улыбкой и готовностью обнять своими медвежьими тисками Чуми. Он слышал от Ягге о многочисленных хороших поступках девочки по отношению к животным и растениям, а большего его и не надо было. Поправочка: ещё поесть, но это можно осуществить и попозже. Добродушный он, питекантроп, одним словом. Зигмунд Клопп стоял и довольно улыбался, предчувствуя огромный сгусток тёмной энергии и нарастающий скандал. Чего ещё желать, когда ты старенький маг в крысиной жилетке? Готфрид Бульонский крепче, чем обычно держал своё копьё и хмурился. Его волновала лишь безопасность школы и своей любимой Великой Зуби. Он не будет расслаблен, пока не удостовериться, что девчонке можно верить, и она не принесёт хаоса в Тибидохс. Соловей Разбойник принял вид безразличности. Впрочем, так и было. Он сам был в прошлом тёмным, так что ничего пока не боялся. Ему было интересно лишь то, как у девчонки с драконболом, остальное его, мягко говоря, не заинтересовало. Ягге стояла и обеспокоенно осматривалась по сторонам. От неё не укрылось, как перешёптываются ученики, показывая пальцами на Чуми. В этом можно было не винить их, ведь её семья пользовалась дурной репутацией. — Ягге, почему они смотрят и показывают на меня пальцами? — недовольно и одновременно испугано спросила девочка, от которой это тоже не укрылось. — Понимаешь, — замялась богиня. — Твоя семья… она… — Ясно, — хмыкнула девочка. Она прекрасно помнила свою семью, лишних слов ей было не нужно. — Ну что же, — зарумянился Сарданапал. — Сегодня у нас праздник, и по этому случаю сегодня будут особенные скатерти-самобранки, — туманно оповестил он, пытаясь поддержать Чуми. Толпа одобрительно загудела. Чума стала более привлекательной в их глазах, хотя это и происходило на подсознательном уровне. «Скатерти-самобранки?», — промелькнуло у Тани в голове. Теперь Чума была известна под другим углом. Но это лишь ослабило отвращение. «Никто не просил её превращаться из Чуми в Чуму-дель-Торт», — эти мысли заставили Гроттер вздрогнуть. Ненависть съедала каждого изнутри, кто имел неосторожность познакомиться с ней. Если ненавидишь кого-то, сам становишься подобным ему. Все мысли только о ненависти, и, в конце концов, не остаётся места прощению и доброте. Ненависть поселилась в сердце девушки, а это худшее, что могло произойти. Теперь она не могла здраво реагировать на события, думая только о мести и встречи с Чумой. — Пройдёмте в зал Двух Стихий, — громче крикнул Черноморов. — Одинаковы с лица скоро уберут праздничные самобранки и постелют обычные. И там обязательно будут с тёртой редькой! Повторять не пришлось, никому не хотелось скатерть с тёртой редькой. — Эх, не то уже время, — вздохнул академик. — А я любил тёртую редьку, и посмотрите, кем стал! Не хорошо, ох не хорошо! Поклёп, изменяя своему обычаю, не стал читать приветственную речь, чем осчастливил учеников и огорчил хорошо настроенных учителей. Он читал речь абсолютно всем приезжим, особенно если это происходило в учебное время, а тут не произнёс ни слова. Вдруг из-под земли появились привидения. Самые настоящие привидения! Вот Дама с большой шляпой с розами, вот поручик Ржевский, с неизменными 12-ми ножами, Инвалидная Коляска, Безглазый Ужас… — Ой! — воскликнули Таня и копия Тани. Они естественно не знали о приведениях. Как, впрочем и о всём населении Тибидохса. — О-о-о, — издали стон ученики и некоторые преподаватели. Привидения были вооружены музыкальными инструментами. Их мало интересовала семья прибывшей ученицы, поэтому они запросто провели свой ритуал. Руководил этим «оркестром» поручик Ржевский. Ну, как руководил: махал дирижёрской палочкой. Оркестр не обращал внимания на движения поручика и каждый делал так, как знает. Ржевский не особо расстраивался, так как не знал, как управлять музыкантами и думал, что так и должно быть. Недолеченная Дама подплыла к «дирижёру» и указала рукой то на Чуми, то на то место, где стояла Таня. Сначала привидение не обращало на это внимания, но после того, как Дама ему надоела, всё-таки обернулся. Он недоуменно переносил взгляд с Чумы, на Гроттер и с Гроттер на Чуму. Это не укрылось от преподавателей и старших учеников. Так как на месте, где стояла Таня, никого не было, некоторые начали крутить пальцами у виска. Но Сарданапал среагировал быстро и буркнул какое-то заклинание, для магического взгляда. Его разноцветные усы встопорщились, как две кошки и начали прятаться за ушами академика. Увиденное стоило этого: две почти одинаковые девочки, но в разных возрастах. Таня, было засуетилась, но запаниковать ей не дал голос Сарданапала: — Итак, огромное спасибо за музыкальную минутку, а теперь в зал Двух Стихий. Немедленно! Толпа развернулась и пошла к дверям Тибидохса. Некоторые шушукались насчёт безумия привидений и Черноморова, что тот согласился взять на обучение Чуму. Когда академик проходил возле места, где всё ещё продолжала стоять Гроттер, усы начали дёргать бороду, чтобы та нажаловалась Сарданапалу и он наконец обратил внимание на Таню. — Скоро в Тибидохсе прибудет пополнение привидений, — хохотнул Ржевский, пролетая мимо девушки. У Тани всё похолодело внутри. Это фраза была явно с намёком. Только уточнить Гроттер не успела, так как провалилась во тьму.***
Когда Таня подскочила, то оказалась в каком-то закрытом помещении. Вокруг были койки, накрытые белым одеялом, ширмы, окна. Вдруг она услышала шорох и доносящиеся звуки за одной из ширм. Любопытство взяло вверх, и девушка неуверенно заглянула за неё. На койке, в жутких судорогах, металась девушка лет двенадцати. Лицо исказила гримаса ужаса и боли, а возле неё стояла Ягге, качая головой. — Которая? — холодно спросила вошедшая Медузия. — Пятая за месяц, — хмуро отозвалась жительница избушки на курьих ножках. — Ягге, ты сама всё понимаешь, не заставляй мне рассказывать тебе лекцию, — устало попросила Горгонова. Волосы на её голове подозрительно зашипели. — Она не в силах справится со своей мрачной стороной… — Я тебя поняла, — резко одёрнула старушка доцента кафедры, на что та кивнула. — Она ещё мала, прошу вас, дайте ей шанс! — Ягге, если она творит такое в детском возрасте, — за словами последовал кивок на койку. — То представь, что она сможет сделать, пройдя полное обучение магии. Это огромный риск, на который не следует идти. — Пожалуйста, она старается, вы же видите, — взмолилась богиня. Она до сих пор помнила тот день, когда нашла девочку. — Не переводите её на тёмное отделение и не выгоняйте из Тибидохса. Чуми случайно, она ведь не хотела. — Только из уважения к тебе, — вздохнула Медузия. — Когда она оправится? — Час, от силы два, — прикинула Ягге. «Магпункт», — пронеслось у Тани в голове. — Две минуты, — послышался робкий голосок за спиной Гроттер. — Только дайте мне подойти. Горгонова тревожно посмотрела на старушку. Та кивнула. Медузии ничего не оставалось, как разрешить. — Подойди. Чума быстрым шагом оказалась возле койки. Взяв руку больной, она сосредоточенно закрыла глаза и моментально вспотела. Девушка, которая только что каталась по кровати, замерла. Цвет её кожи медленно возвращался в нормальный, а впавшие щёки и мешки под глазами исчезли. Зато самочувствие Чуми заметно ухудшилось. Всё, что только что пропала у больной, появилось у неё. Только тогда, когда она чуть не упала, Чума опустила руку девочки и двинулась к выходу из магпункта. Ягге, было пошла за ней, но её задержала Медузия. Всё равно девочка не примет никакой помощи, чего же зря силы тратить? — За дверьми стоят Усыня, Горыня, Дубыня. Даже если Чума будет сопротивляться, они доставят её на Жилой Этаж. — Чуми, — вздохнула старушка. — Чуми, а не Чума. — Нет, Ягге, — отрицательно покачала головой Горгонова. — Чума. Доцент развернулась и пошла по направлению к двери. Уже на пороге, она сказала: — То, что использовала девочка, была особенная отрасль некромагии. Не все взрослые волшебники способны её повторить без смертельного исхода. Это как выпить яд за другого. Он либо подействует, либо нет. Только у некромагов на это иммунитет. Это — у неё в крови и ничего уже не изменить… — и скрылась за дверью. Расстроенная Ягге поплыла у Тани перед глазами и, в конце концов, исчезла вовсе…***
Голова Гроттер закружилась. Она уже сбилась со счёта, сколько раз картинка менялась. «Да что же это такое? Когда всё это кончится?» — думала Таня, жмурясь и массируя пальцами виски. — Мой отец погиб из-за твоей матери, — как гром среди ясного неба, прогремел голос совсем рядом. С удивлением и опаской раскрыв глаза, рыжеволосая обернулась. Над ней навис бугай, которому по лицу дашь лет шестнадцать, а по телосложению все девятнадцать. Но над ней ли он навис? Гроттер повернула голову в противоположную от бугая сторону. В углу щемилась Чуми стараясь найти выходы к отступлению, но все пути закрывал этот парень. — Сейчас ты мне за всё ответишь, — его лицо исказила гримаса ненависти и злости. Рука бугая замахнулась и полетела прямо на лицо девочки. Таня уже встала перед ней, стараясь прикрыть. Сама не знала зачем, ей показалось несправедливым то, что силы не равны, да и причём здесь девочка, если отец его погиб из-за её матери? Про своих родителей Гроттер старалась не думать в этот момент. Рука зависла в сантиметре от лица Тани. Бугай же впал в ступор. Звука пощёчины не послышалось, а рука не поддавалась контролю. — Не хорошо девочек обижать, — сказал кто-то за его спиной. — Да ещё и когда они в угол загнаны. — Её мать убила моего отца, — прошипел бугай. — Так почему же ты не идёшь разбираться с её матерью? Ведь это она убила, а не девочка, — резонно заметил неизвестный и вышел из-за спины неудачного мстителя. Тёмные волосы были чуть длиннее, чем следовало, прямой нос, отлично очерченные скулы, цвет кожи колебался от смуглого до бледного. Чёрные глаза, в которых не отражалось абсолютно ничего, рассматривали девочку. — Боишься. Она опытней тебя и старше. Она сильней тебя. После встречи с ней, от тебя останется только кучка пепла, и то, если повезёт, — не отрывая взгляд от Чуми, усмехался он. В его руке был зажат медальон в виде маленького бутылёчка с неизвестным содержимым. Кажется, это было что-то алое. Вдруг глаза его посмотрели на Таню. Вновь на Чуму, потом на Гроттер. И так два раза. — Впрочем, вы бы и сами справились, — уверенно сказал парень, останавливая взгляд на Чуми. — У тебя сильная магия. Тебе хочется быть светлой, но, увы, в тебе некромагия и тёмная магия… Незнакомец перевёл взгляд на Таню. Она поняла, что он видит её, поэтому усердно замахала руками и шипела на указательный палец. Сейчас нельзя, чтобы Чума увидела Гроттер. — …Я Адам, — выразительно посмотрев в «пустоту», он подал руку Чуми для знакомства. — Чум… Чуми, — принимая руку, представилась она. Парень резко вытянул её из угла, и вышло так, что притянул к себе. Девочка покрылась румянцем и старательно отводила взгляд от его лица. Адам хмыкнул и, поклонившись, поцеловал руку девушки. От этого она стала краснее помидора. — Чума-дель-Торт, если быть точнее, — скривившись, заново представилась Чуми. — Адам, некромаг, — фыркнул спаситель. — Чуми, не желаете прогуляться? — Я… Я с удовольствием, — растеряно отозвалась девушка. — Отлично, — улыбнулся некромаг. Его улыбка было последнее, что увидела Таня.***
Воздух силой забрался в лёгкие, срывая ритм дыхания. Именно это и послужило пробуждением для Гроттер. Когда она открыла глаза, то с ужасом поняла, что находятся они на крыше Тибидохса. Да, они, потому что в нескольких метрах от неё находились парень и девушка. — Ну и зачем ты меня позвал? — смеясь, спросила Чуми. Сейчас ей было на вид около девятнадцати лет. — Мы уже час здесь сидим, а ты так ничего и не сказал, хотя обещал. — Прошу, потерпи, ещё совсем чуть-чуть, — загадочно улыбаясь, попросил Адам. — Пара минут и я тебе всё скажу. Таня спряталась за одну из выступающих башенок. Если он сейчас её увидит, то вечер будет испорчен. — Пора, — выдохнул некромаг. Ночное небо осветилось тысячам огоньками. Сверчки пристраивались друг к другу, взлетая всё выше. Когда же они достигли определённой высоты, на небе появился портрет девушки. — О боги, — вздохнула Чума, ошарашено рассматривая портрет. — Дорогая Чуми, — от созерцания её отвлёк сосредоточенный голос Адама. — Два года назад мы с тобой познакомились и с тех пор оставались вместе. И долгое время меня мучает один вопрос. Темноволосый встал на одно калено. Девушка прикрыла рот рукой, а на глаза навернулись слёзы счастья. Его руки достали из кармана красную бархатную коробочку. — Чуми, — открывая крышку и демонстрируя девушке кольцо, начал Адам. — Станешь ли ты моей женой? В его глазах появились счастливые искорки и маленькая надежда. Чума даже не заботилась о бегущих слёзах, которые текли по её щекам. Она замотала головой. Лицо Адама исказила растерянность. Он не ожидал отрицательного ответа. — П-п-п-почему? — его голос дрожал, а лицо то багровело, то бледнело. — Я хотела увидеть тебя растерянным, — засмеялась Чуми. — Не всякий раз выпадает такая возможность. — Ты… ты… — задыхался он от возмущения. — Так каков же твой ответ? — Конечно да, — прошептала Чума. — Иди сюда, — Адам притянул к себе девушку и поцеловал её. Таня смотрела и недоумевала. Почему Чуми превратилась в Чуму? Где же Адам сейчас? И что произошло? Но ненависть и жажда мести как-то отошли на второй план, уступая радости за новую ячейку общества. Гроттер продолжила бы наблюдать за ними, но вдруг перед глазами встала картинка. На ней были её родители. Обнимающиеся и улыбающиеся. Потом всё потонуло во тьме.***
Таня уже не чувствовала головокружения и тошноты. Привыкла. Она просто повернула голову, как перед глазами появилось новое событие. — Чуми, что с тобой? — Адам шагал по комнате, размахивая руками и хватаясь за голову. Чума сидела на кресле и обеспокоенно смотрела на мужа. — Со мной всё хорошо, — она удивлённо изогнула бровь. Голос был спокойным. — Нет, Чуми, не хорошо, — покачал головой некромаг, останавливаясь перед ней. — Это не ты. — Я. Чума начинала злиться. Видно, это был не первый разговор. — Ты прекрасно знаешь, что это не так, — отмахнулся Адам. — Я… я не знаю что делать, — вдруг заплакала Чуми. Она многого натерпелась, слишком много в себе держала. Тьма съедала её изнутри, оставляя лишь пустой сосуд для тёмной магии. Всё светлое волшебство бесповоротно уничтожалось. Искры всё чаще были лиловыми, а глаза становились всё темнее. Чуми превращалась в Чуму-дель-Торт. — Тише, успокойся, — смягчился Адам и присел перед женой, гладя её по голове. — Мы справимся. Всегда справлялись и сейчас справимся… — Нет, — прошипела Чума, прерывая его. Глаза начали светиться красным. Очередной приступ. Нежелательные гены стали проявляться. — Я не хочу справляться. Мне хор-р-ош-ш-шо… Муж лишь сильнее прижал к себе супругу. Она вырывалась, царапалась, кусалась, но боевую магию так и не использовала. Если Тьма и сжигала её, то медленно. Светлая часть ещё боролась, но заранее проиграла. Чуми любила Адама, а он любил её. Это сдерживало Тьму, давало определённые границы, но они были очень слабы в силу ген. Любовь может победить и вылечить всё. Но только не в этом случае. Здесь она бессильна, как бы ни хотелось этого исправить. Они плакали. Адам плакал от боли, но не физической, некромаги её почти не чувствуют, а моральной. Некромаг должен быть равнодушным, но Адам не мог. Не мог быть равнодушным. Его будто раздирало на части от безысходности. Он хотел помочь своей любимой, но не знал как. Да и не было способа, который мог бы это сделать. Чуми плакала по двум причинам. Она боялась того, что вот-вот заполнит её всю, вытеснив то, что она так долго и упорно собирала по частям, всё добро. И она боялась за Адама. За того, кто когда-то спас её, поселяясь в сердце девушки. За того, кто когда-то помог справиться с тёмной магией, кто был рядом, хотя все отворачивались от неё будто от прокаженной. Впрочем, так оно и было. Она была не в силах сдерживать приступы, которые становились частым событием. Они появлялись неожиданно, отключая рассудок и оставляя только эмоции. Вся боль и ненависть, которую она испытала во время учёбы, все страдания, которые она пережила за всю свою жизнь, сливались единым потоком, образуя злобу. Девушка злилась на всё, что было вокруг. Она становилась быком, которому показали красную тряпку и отпускали в город. И в этом приступе она опасалась за некромага. Он был единственным, после Ягге, кто имел место быть в жизни Чуми. Некромаг был ей очень дорог, настолько, что она готова была отдать жизнь за него. Банально и заезженно, но что эти слова значат для двух любящих друг друга? Правильно, ничего. — Я не могу так больше, — плача, сказала Чума. — Уходи, прошу тебя, уходи… — Я не уйду, — отрезал Адам. Это был не первый раз, когда жена просила его уйти. — Я не брошу тебя, и ты это знаешь. — Знаю, — вздохнула Чуми и уткнулась в мужское плечо. — Но тебе придётся это сделать. — Почему? Назови мне хоть одну причину… — Я не люблю тебя. Эти слова дались Чуме через силу. Она не могла такого сказать, потому что это было неправдой. Некромаг был самым любимым и нужным для неё. — Ты мне не нужен. Слёзы она не сдерживала, смысла, да и сил, не было. Эти слова заставили Адама содрогнуться. Воздуха вдруг стало не хватать, а реакция стала заторможенной. Слова резали слух, вызывая желание не слышать их и забиться в дальний угол. — Повтори, — севшим голосом, попросил некромаг. — Я не люблю тебя. Ты мне противен, — голос был холодным, но каких это стоило усилий! — Убирайся, я не желаю тебя видеть! Чума не смогла выдержать. Голос задрожал, но лицо будто застыло. Если он увидит хоть что-то, что выдаёт её, то никогда не уйдёт. Супруг посмотрел на жену, прямо в глаза. Она поспешно отвела их и продолжила сидеть с каменным лицом. Адам кивнул и встал. Он собрал всё, что было необходимо за считанные минуты, и вскоре оказался на пороге дома. — Некромаги полюбят лишь раз, — произнёс Адам и скрылся из бывшего жилья. Несколько секунд Чуми пустым взглядом смотрела на дверь. Потом глаза её забегали и из них хлынули потоки слёз. Девушка, размазывая их по щекам, бросилась на кровать в другой комнате. Оттуда стали доносится сдавленные всхлипы и загробный вой. — Не может быть, — ошарашено произнесла Таня, присаживаясь на подлокотник кресла. — Как же так… За окном хлынул дождь и послышался рокот грома. «Всё в лучших традициях», — горько усмехнулась про себя Гроттер, осторожно проходя в другое помещение. На кровати корчилась Чума, сдерживая всё новые эмоции. Там, где когда-то было сердце, образовался вакуум. Она кусала подушку, взвывала, плакала и продолжала метаться по кровати. Таня села на край кровати, наблюдая за ней, не в силах сдерживать слёзы. Вскоре Чума-дель-Торт затихла и начала беспокойно посапывать, вздрагивая во сне. Дальше Гроттер увидела последующие дни в диафильме. Вот Чуми встаёт и сразу падает, не в силах сдерживать себя. Вот она собирает силы в кулак и идёт на кухню, обедая холодной яичницей, жуя на автомате и глядя пустым взглядом в одну точку. Вот она опять спит, крича во сне и вздрагивая. Вот она в ярости метается по квартире, круша остатки бывшего семейного очага. Вот Чуми садиться на кровать и беззвучно, то ли плачет, то ли смеётся, обхватив голову руками. Тут же она запрокидывает голову в истеричном хохоте. Чума катается по кровати, не в силах сдержать смех. — Чума-дель-Торт, — неожиданно произносит она, останавливаясь и разрушая противоположную стену одной лиловой искрой. — А что, звучит… У Тани сердце ухнуло вниз. Это была последняя стадия. Чуми больше нет. Есть Чума-дель-Торт…