Текила

      — Пей.       Такое ощущение, что речь Хэ состоит из одних приказов.       На его лице нет ни тени улыбки. Я смотрю на до краёв наполненный шот. Одобрительно кивнув, Хэ приближает кромку толстого стекла к моим губам и не спеша наклоняет. Мне остаётся лишь одно — нехотя глотать эту горечь, жгучую и ядрёную, ощущая, как она обжигает стенки горла и окутывает всё тело изнутри теплом. Глотать и смотреть снизу вверх, как уголки губ Хэ медленно растягиваются в улыбке.       Стараюсь не смотреть в его довольные глаза, не задерживать взгляда.       Всё идёт так, как хочет Хэ. Кажется, картина его полностью удовлетворяет. Кажется, я пью очень медленно. Хэ, не стерпев, наклоняет шот слишком быстро, чуть ли не опрокидывая, из-за чего жидкость переливается и капает на пол. Я чуть не захлёбываюсь. С губ, очерчивая линию подбородка, противно стекает алкоголь. Щекотно и липко. Мне тяжело дышать. Чувствую, как жар от напитка разливается в каждой клеточке тела, снова одурманивая разум. Слишком много горечи пробежалось по горлу, не дав ни малейшего шанса распробовать вкус. Хочу протянуть руку, чтобы вытереться, но Хэ ловит моё запястье. На лице вместо лёгкой улыбки уже ухмылка, которая ничего хорошего не предвещает. Словно он придумал за эти пару секунд что-то ещё.       Что-то ещё унизительное и жуткое.       Он медленно тянется ко мне, я невольно отстраняюсь дальше, срастаюсь с дверцами кухонного шкафа. Его длинные пальцы касаются моего мокрого подбородка, его язык слизывает остатки текилы, скользит по коже, очень плавно, не торопясь, так, что меня охватывает дрожь, и сотни мурашек устраивают забег по спине, от поясницы до самого затылка. Дыхание Хэ горячее, будоражащее. От него исходит запах спиртного и табака, смешанный с ароматом горькой туалетной воды. Я по-прежнему стою, боясь пошевелиться. Близость Хэ вселяет животный неконтролируемый страх, хочется поскорее отсюда смыться. Понимаю, что обречён. Именно с этого момента, а не с того, когда Хэ подобрал меня с улицы словно шавку.       А еще понимаю, что Хэ не возьмет и тупо трахнет меня, а сначала хорошенько поиздевается.       — Ты такой напряженный, — шепчет Хэ. — Я для чего тебе предложил выпить? Предложил? Этот мудак серьёзно сейчас? Хэ продолжает:       — Для того чтобы ты расслабился, а не дёргался от каждого прикосновения.       Желание выбить этому самодовольному подонку зубы нарастает, но получать в отместку не хочется. Я просто продолжаю смотреть в его глаза. Тянуть этим самым время и не раздражать Хэ своим неповиновением. Я давно усвоил, что нарываться — себе же хуже.       Хэ Тянь жрёт мою покорность и всё не может насытиться. Редкостный ублюдок. — Значит, не достаточно, — заключает Хэ и подносит к моему лицу второй шот.       Он даже не намеревается залить текилу мне в рот, всё стекает по уголкам губ на подбородок, шею, затем на футболку.       Хэ не медлит и прочерчивает языком дорожку от подбородка до края ткани, заставляя дрожать ещё больше.       — Надо бы снять. Этот придурок разговаривает сам с собой или мне только кажется?       Мне приходится молча поднять руки, позволяя Хэ потянуть футболку за края вверх, чтобы окончательно снять мешающий слой одежды.       Хэ подносит пропитавшуюся алкоголем футболку к лицу, втягивает носом запах, при этом не отрывая взгляда от моего лица; жаром ощущаю, что оно предательски-красное. Тем самым он пытается унизить и растоптать остатки моей веры в себя, сказать этим взглядом, как я ничтожен, противен, жалок…       — Мало. Ещё.       Хэ отбрасывает ненужную вещь и заливает мне в рот третий шот, оттягивая за волосы так, что начинаю захлебываться и плеваться, материться и вырваться из крепкого захвата руки. У Хэ ладони крупнее моих, поэтому тот легко держит мои запястья одной рукой. Его взгляд блуждает лишь по моему телу, и кажется, я весь в этой ёбаной текиле.       — Замолкни.       Хэ отмахивается рукой от моих ворчаний, будто я отвлекаю его от изучения чего-то очень важного.       Без всяких слов он валит меня на барную стойку и скручивает руки. Я бессилен, только пару раз брыкаюсь ногами, пока Хэ не подставляет под мою задницу высокий стул. Край столешницы болезненно впивается в поясницу.       — Облокотись о стол.       Хэ возвышается надо мной стеной, стоит, упираясь руками по обеим сторонам от меня, осматривает с головы до ног. Потом резко отстраняется и уходит.       — Э! Чё за фигня? — после затяжного молчания мне удается выдать лишь этот возмущенный рык.       Я сижу, раскинувшись на стуле, полуголый, мокрый, липкий и самое мерзкое то, что у меня от всего этого встал, чёрт возьми! Ещё и этот сукин сын решил вдоволь поиздеваться над моим самообладанием, давая фору сбежать. Но если так сделать, кто знает, что от меня вскоре останется.       Только я собираюсь потянуться за кухонными салфетками, чтобы вытереться, как Хэ появляется в проходе.       — Положь на место.       В его руках потертый ремень, которым через минуту будут связаны мои руки. Уж слишком они без дела болтаются, как позже объяснит он. Мне уже ничего не остаётся делать, как покорно ждать продолжения. Потому что хочется, чтобы поскорее всё закончилось и потому что давно уже хочется разрядки. И наплевать, каким способом я её добьюсь. Мощь, которая волнами исходит от Хэ, снова окутывает меня дурманом. Протестовать бесполезно. Я не успеваю уследить за моментом, когда Хэ оказывается надо мной, как давит мне на грудь с такой силой, что лопатки врезаются в полированную поверхность, а ремень натирает запястья жесткими краями. Мне приходится каждый раз устраивать над головой руки так, чтобы ремень не проходился по натертым местам. Хэ, не обращая внимания на мою возню, слизывает остатки алкоголя, его язык скользит всё ниже, к дорожке волос. Я чувствую, как они слипаются от вязкой слюны. И конечно же, от внимания Хэ не уходит мой стояк, из-за чего до этого вполне свободные штаны предательски натягиваются так, что видны очертания головки члена. Хэ трогает подушечкой пальца местечко, где ткань уже успела намокнуть от смазки. Дотрагивается с таким видом, будто ему просто любопытно и больше ничего не нужно от меня, а я напрягаю шею, пытаюсь высмотреть, что он там собирается делать дальше.       — Где у нас соль? — спрашивает Хэ и снова отстраняется от меня, а я готов уже потерять сознание к чёртовым ебеням. Мне хочется огрызнуться, сказать: «С каких, блять, пор "у нас", а не у тебя, сволочь?». Хочется отпинать его освободившимися ногами и оставить подыхать на этой чёртовой кухне.       — Алё, я, кажется, задал вопрос.       Хэ нависает над моим лицом, ожидая ответа.       — Не знаю я, где твоя грёбанная соль!       Ответ неправильный, даёт понять Хэ. Тот царапает ногтями через штаны ноющий член, отчего я дёргаюсь и вскрикиваю. Придётся отвечать ещё раз, и на этот раз без дерзостей.       — На верхней полке слева.       Где лежит лимон объяснять не приходится. Удивительно, как Хэ удаётся так владеть собой, по нему не заметишь, что эта ситуация его как-то возбуждает.       А способен ли я возбудить кого-то вообще? Хотя, что за бред! Это не мои проблемы!       Хэ устраивается со всем необходимым надо мной, как шеф-повар над разделочной доской. И приступает. Сначала льёт текилу, поднимая бутылку высоко, чтобы лилось тонкой струёй и щекотало кожу. Льёт чуть повыше пупка, где щекотнее всего. Жидкость задерживается на изгибах пресса, словно река нашедшая свое русло. Затем высыпает немного соли из солонки и только потом водит долькой лимона по напряженным мышцам.       — Может, хоть с этим ты сгодишься.       С этими словами Хэ опускает губы к моему животу и впивается зубами в мокрую и соленую кожу. Лижет, покусывает и снова лижет, отчего я вьюсь на столе как змея, не переставая орать на всю квартиру. Без всяких слов он засовывает дольку лимона мне в рот, не давая возможности выплюнуть. Приходится жевать, давиться кислотой сквозь слёзы и смотреть, как свободная рука Хэ лезет ко мне в штаны. Слава богу, она чистая, не в соли и не в лимонном соке, иначе этот вечер остался бы надолго в моей памяти.       Когда я проглатываю злополучный лимон, Хэ убирает ладонь с моего рта и ласково оглаживает по скуле.       — Ты сегодня молодец, — произносит он, не переставая одной рукой трогать моё лицо, а другой медленно водить по члену вверх-вниз. — Получай вознаграждение.       Я не успеваю сделать вдох. Губы Хэ обхватывают член почти до основания, и его рот очень горячий. И только потом эта тягучая теплота превращается в неистовый жар. От выпитой текилы горло у Хэ отдаёт горечью, а соль и кислота на губах ужасно жгут кожу, отчего хочется либо отпрянуть, либо толкаться в рот с такой силой, чтобы боль превратилась в наслаждение. Поэтому Хэ безжалостно останавливает мои попытки приподнять бедра, продолжая мучительно долго сосать. Оказывается, одного взгляда на Хэ с членом во рту достаточно, чтобы кончить. И подумать не мог, что Хэ Тянь такой извращенец. Не мог подумать, что я такой извращенец! Хэ облизывает рот кончиком языка и припускает и без того еле держащиеся на узких бедрах джинсы.       — Уж не думаешь ли ты, что я железный?       Мне остаётся только вздохнуть.