Приближение Рождества

      Стоило держаться от тебя подальше. Особенно сейчас, когда всюду омела, свечи и запахи наступающего Рождества. Странно, что в этом году — таком неспокойном — кто-то всё-таки вспомнил про этот праздник. Ты бы наверняка нашёл какие-нибудь резкие слова, да, Малфой? Что-нибудь достаточно ядовитое, чтобы я понял, как все на самом деле стараются скрыть в этих праздничных хлопотах свои страхи.       Война началась, кто бы что ни говорил. Разве это не пир во время чумы?..       В очередной раз сжимая виски влажными заледеневшими от холодной воды пальцами, я старался не смотреть на себя. Потому что мой взгляд был слишком сумасшедшим. Я сам ясно видел подступающее безумие, неужели со стороны ничего не было заметно? Впрочем, ты, как будто бы, замечал это всегда. Ты вообще проницательный. Даже чересчур.       Подобрав учебник — это всего лишь маскировка, не более — я вышел в коридор. Сейчас все сидели в гостиных, хоть до отбоя оставалось ещё время. И всё равно что-то заставляло сбиваться стайками. Филч был недоволен, что некого ловить за нарушение режима. Почти машинально я набросил мантию-невидимку. Я привык прятаться — в последнее время привычка стала казаться навязчивой паранойей, но я всё равно от неё не отказывался.       Когда я проходил мимо лестницы, ведущей на Астрономическую башню, то заметил… тебя? Что ты тут делаешь, Драко?       Ты поднимался столь решительно, будто тебя там кто-то ждал. Любопытство, безумие или что там ещё, но я поспешил за тобой, стараясь не выдать себя ни единым звуком. Я отчаянно нуждаюсь в тебе, знаешь? Мне бы хоть немного полюбоваться, пока никого нет рядом, пока твоё лицо не скрылось за привычной маской пренебрежения.       Я успел раскусить тебя. Твоя снисходительная улыбка похожа на щит, за которым ты прячешь мягкие черты лица. Она ведь так тебя преображает. Ну кто бы поверил, что ты можешь говорить резкости, если бы ты не кривил губ?       Ты замер столь стремительно, что я едва успел остановиться, чтобы не налететь. Резко развернувшись, ты вгляделся прямо в меня, и я понадеялся, что видно лишь пустоту, а заодно — постарался не дышать. Совсем.       Ты беззвучно выругался, твои губы шевельнулись зло, а глаза сощурились, но опустив руку с палочкой, ты снова стремительно побежал вверх по ступенькам. Ещё пара поворотов, и мы окажемся на самом верху. Что там?       Только холод и небо.       Ты замер и вгляделся в расстилающийся вид, а потом вздохнул, точно смог наконец расслабиться. Я же, напротив, был слишком напряжён. Зачем пошёл за тобой? Каждому нужен хоть кусочек личного пространства, и я сейчас отнимаю твой.       Да, жалкий вор, вот кто я есть. Наблюдая за тобой, краду твоё уединение. Краду саму возможность немного побыть в одиночестве. А тебе, видимо, так было нужно.       Ты опустил голову, чуть растерянно повёл плечами, а затем спросил:       — Кто здесь?       У меня перехватило дыхание, и я не ответил. Да я и не собирался отвечать.       — Я знаю, ты стоишь позади меня, — но ты не поворачивался, когда произносил эти слова. Голос у тебя был размеренный и монотонный, как будто на самом деле ты думал совсем о другом. — Я чувствую запах. Поттер, это ты?       Было глупо отрицать. Ещё глупее — бежать. Я сбросил мантию, тут же комкая её в руках.       — Прости, что… — я не додумал. Я много говорю с тобой — в собственных мыслях, но стоит разговору начаться вживую, и все слова убегают от меня прочь. А ты получаешь возможность высмеивать меня, сколько хочешь.       Ты повернулся и посмотрел на меня с едва заметным удивлением. И почему-то без всегдашней ухмылки.       — И правда, ты.       — Сомневался в своём обонянии? — криво улыбнулся я. Ни для кого не было секретом, что ты во многих аспектах чрезвычайно чувствителен. Я не удивлялся тому, что меня мог выдать запах. Это было смешно, до истерики, но неудивительно ни капли.       — Подозревал у себя галлюцинации. Что тебе здесь нужно? — ты смотрел теперь хмуро, но серьёзно.       — Проходил мимо… — я отступил на шаг. Нужно было отвернуться и спускаться, но я смотрел на тебя и не хотел отводить взгляд. В конце концов, ты сейчас не был похож на обычного блистательного подонка.       — Хочешь остаться? — внезапно ты уселся на каменный пол и бросил на себя Согревающее.       — Я тебе помешаю, — с сомнением возразил я.       — Уже.       — Значит, лучше пойду, — и я всё-таки отвернулся.       — Останься.       Что это? Просьба, приказ?       — Зачем?       — Не знаю, — твой голос звучал грустно и устало.       Я пожал плечами и всё же сел с тобой рядом. Потом тоже наложил Согревающее. На нас обоих. Удивительно, до чего отвратительными сейчас казались все годы наших совместных словесных пикировок. Я до дрожи ненавидел самого себя, когда вспоминал. Мне требовалось хоть какое-то объяснение — сию же минуту — только чтобы самому себе обосновать возможность оставаться рядом с тобой.       — Мы ведь враги, — фраза звучала до уморительного глупо, но с этого будто бы начиналась наша история. — Но скоро Рождество, — я говорил, понимая, что каждое слово звучит ещё страннее предыдущих. — Может, стоило бы…       — Помириться? — ты засмеялся тихо. — Как хочешь.       Ты смотрел на свои изящные руки, на пальцы, обхватывающие палочку. Волосы выбились и упали тебе на лоб. Твоё «как хочешь» было лучшим согласием, что я слышал когда-либо в жизни.       — Я устал, — это признание далось мне нелегко. — И есть враги пострашнее однокурсников. Даже таких ядовитых, как ты, Малфой.       В сущности, больше всего мне хотелось быть таким же уверенным в себе, как ты, но именно это получалось хуже всего. И я ненавидел не тебя, а себя. Всегда. Но куда мне было девать злость и желчь? А ты… Только защищался от меня?       — Враг, — уточнил ты минутой позже. И закрыл глаза. Только несколько мгновений спустя с твоих губ сорвались странные слова: — Почему избранный — именно ты? Почему ты, Поттер? Точнее, почему Поттер — именно ты? А?       — Я не понимаю, — я ждал, что ты снова как-нибудь нелестно отзовёшься о моём уме, о способности выжить, о магическом даре. Хоть о чём-нибудь. Но у тебя сегодня не хватало яда. Только усмешки были горькими.       — Хотел бы ты хоть на вечер забыть о своей избранности?       — Хотя бы на час, — ответил я осторожно. — Я ненавижу всё это, Малфой. Терпеть не могу. — «И себя, и свою историю, и каждый день своей жизни», — хотелось мне добавить, но я знал, что прозвучит слишком пафосно и то, что сейчас вроде бы рождалось между нами, погибло бы.       — Так и думал, — ты глянул на меня искоса. — Что, не так-то приятно это?       — Хочешь попробовать? — я слегка разозлился. И снова — прежде всего на себя. Хотя уж в собственной судьбе и чёртовом предназначении я вроде бы не был виновен.       — Да, только кое-что другое, — и ты отвернулся. — Впрочем, неважно.       Мы замолчали. Тишина рядом с тобой, каким бы странным это ни казалось, была уютной. Я вспомнил, как хотел держаться от тебя подальше и шумно выдохнул. Не получалось у меня этого, потому что на самом деле я этого не желал.       — Знаешь, — почему бы не расставить точки? — если бы было возможно… я постарался бы не встречаться с тобой.       Голос едва не сорвался, даже произносить это было больно, точно я выталкивал из себя не слова, а кусочки стекла, и те раздирали горло, поднимаясь из груди.       — Почему? — ты не выглядел заинтересованным. Усталым, печальным — да, и переспрашивал будто из вежливости и только. Как будто всё для себя решил! Вот что это за вид.       — Чтобы никогда не чувствовать, как меня к тебе тянет, — я резко поднялся. — Или хотя бы не знать, что это тянет к тебе. Пусть бы это сосущее чувство осталось. Маленькая пустота внутри, которую не заполнить. Я бы не знал, что с ней делать, и ладно. А сейчас знаю и… — я запнулся. Слишком больно.       — И?..       — И ничего не могу сделать, — я шагнул на лестницу, но помедлил. Мне не хотелось уходить, но и оставаться я больше не мог. Меня разрывало изнутри сотнями крошечных стеклянных осколков.       — Тянет, да? — уточнил ты, и я услышал шорох твоей мантии. — Понятно.       Твои ладони легли мне на плечи. Против своей воли я почувствовал, что расслабляюсь. Прикосновение было тёплым, и, чёрт возьми, меня не касались так мягко и ласково тысячу лет. А может, и вообще никогда. Ни деликатные прикосновения Гермионы, ни дружеское похлопывание Рона не были даже отдалённо похожи на то, как ты коснулся моих плеч.       — Надо держаться от тебя подальше, — это вырвалось моё отчаянное желание. Я сжал палочку, отстранённо замечая, что пальцы дрожат. Внутри подступало какое-то тёмное и жаркое чувство, которому я не знал названия.       — Или наоборот, — ты развернул меня к себе и поцеловал.       Это случилось так неожиданно, что я не смог отодвинуться, не сумел спрятаться от твоих ищущих губ. И ты нашёл то, что я скрывал. Я не мог обнять тебя, но отвечал с жаром, потому что сдержаться уже не мог. Внутри меня взрывались звёзды, острые осколки рвали мою плоть, и я краем сознания удивлялся, почему ещё не умер, почему жар, который затапливает меня изнутри, ещё не опалил тебя. Почему… почему ты не отпрянул?       — Поттер, — ты отстранился, но ладони так и остались поглаживать мои плечи, будто жили своей жизнью. Я боялся пошевелиться, чтобы не расплескать черноту и жар, поселившиеся внутри. Невыносимо жгло где-то в груди, я опасался, что могу даже заплакать. От невозможности, от болезненных ощущений, от понимания, что сошёл с ума. Галлюцинации! Точно, это наверняка они. Или шутка тёмного лорда. Кто знает, как глубоко он сумел закопаться в мой разум?       — Что? — спросил я осипшим голосом, ощущая томительную тишину после того, как ты позвал меня.       — Я… — ты отвёл взгляд, но потом посмотрел на меня твёрдо, — не хочу мириться с тобой.       Сердце, наверное, оборвалось. А может, взорвалось вслед за всем остальным. Мир начал сжиматься в чёрную точку. Что тогда это было? И зачем? Я уже совсем ничего не понимал, но ответил:       — Ясно.       Нужно было сбросить твои ладони и уйти, унося остатки гордости. Хотя откуда бы у меня могла взяться гордость? Уж точно не впиталась с молоком матери, как у тебя.       — Ничего тебе не ясно, — бросил ты зло и сощурился. — Даже мне ничего не ясно.       Твои пальцы сжались, почти больно впиваясь в кожу. Как сильно, должно быть, ты вцепился в меня, что я чувствую это через одежду.       — Малфой, — теперь голос всё же сорвался, я почувствовал и как увлажнились глаза. Мне нужно было срочно уйти, хотя бы потому, что я не мог допустить такую демонстрацию собственной слабости. — Будем считать, что тут… омела, — я сглотнул и вытолкнул последнюю фразу. Мне показалось — вместе с сердцем. — Ничего… не случилось.       Ты закрыл глаза, будто считал про себя. Мне отчаянно хотелось рвануться из твоих рук, но ещё больше — обнять тебя, прижаться и наконец сказать, что я… люблю, вижу во сне, желаю тебя. Так отчаянно.       А потом ты посмотрел на меня.       — Ты плачешь.       Я знал, что мои щёки сразу же отозвались лихорадочным румянцем, но и сказать что-нибудь уже не мог. Горло словно забило останками звёзд, мелкими колючками, невозможно ни дышать, ни говорить. Ты смотрел мне в глаза, и твой взгляд — такой проницательный, дьявол! — словно видел, как гибнет вселенная у меня внутри.       — Я не хочу мириться, — повторил ты. — Я хотел бы встречаться с тобой.       Мир покачнулся. Может, это ноги отказывались меня держать, может быть, дело было в чём-то ещё, но устоял я с большим трудом.       — Ты… не в себе? — вырвалось у меня.       — С начала учебного года, — улыбка получилась ещё более горькая, чем предыдущая.       — И я… — звучало ли это, как признание? Я постарался унять дрожь и договорить. Это ведь было так чертовски важно. — Я… Ты… мне нравишься.       И я всё-таки дёрнулся из твоих рук, потому что не мог больше оставаться здесь, потому что меня снова разрывало на части, и, чёрт, я предпочёл бы умереть, только бы не чувствовать этого. А ещё больше меня страшил твой возможный ответ. Потому что… я никак не мог поверить во «встречаться».       А ты удержал.       Говорить что-нибудь ты не стал, только развернул меня к себе, снова требовательно впиваясь в губы, а затем вжимая в стену. Ты поймал мои запястья и вцепился в них. И я чувствовал, какой ты горячий, даже сквозь всю нашу одежду. И подумал, что всё же умру — от того, как снова стало жарко внутри.       — Поттер…       — Да?       — Так почему ты хотел держаться от меня подальше? — этот вопрос звучал так странно, когда ты прижимался ко мне, и я чувствовал, как мы оба заинтересованы в происходящем.       — Чтобы… — я замолчал, пытаясь привести в порядок мысли. У меня было много причин. — Меня слишком тянет к тебе, я… хочу тебя. Чёрт… — это была одна, может, и самая важная причина, но её оглашать как раз не хотелось. — Но… Ты же должен понимать, что я… меня… Мне всё равно недолго осталось. Я только могу привлечь внимание ещё и к тебе. А ты… должен жить.       Ты слушал, злился, но слушал, не перебивая.       — Разве я могу выдержать противостояние… сам знаешь с кем. Я бы не хотел, чтобы ты пострадал из-за меня. Потому что… потому что люблю тебя, — опять выступили слёзы, я сморгнул их. Теперь ничто не сможет заставить тебя поверить, что я не слабое ничтожество, да?       — Ты удивительный болван, — ты прильнул ко мне сильнее, и я почувствовал, что мои слова ничуть не помешали твоему возбуждению. — Мы выберемся из этого дерьма. Я обещаю.       Так странно было это слышать. А ещё страннее было почувствовать, как ты отпускаешь мои запястья, чтобы обнять меня. И робко обнять тебя в ответ тоже было нелегко.       — Как ты себе это представляешь? — спросил я чуть позже, когда мы едва не задохнулись от очередного поцелуя.       — Придумаем что-нибудь, — ты неопределённо дёрнул плечом. — Ты ведь избранный.       — Я многое бы отдал, чтобы им не быть, — отозвался я слабо.       — Знаю.       — Чтобы быть с тобой.       — Так будь!       И это отрезвило меня. Действительно, твои слова всегда заставляли меня вернуться к трезвому восприятию.       — Как хочешь, — вернул я. И ты улыбнулся. Будто бы это был пароль и отзыв, точно замкнулся круг. И внутри меня больше не гасли звёзды. Напротив, кажется, там рождались новые.