Прочь из моей головы

«Он вынимает из ее пальцев сигарету, на которой остался след от красной помады, и подносит к губам...» Вон из моей головы! Прочь... Проклятый образ, засевший в голове и сводящий с ума. Она преследует его во снах и наяву, искажая реальность, застревая в чужих лицах и движениях. Всегда навязчиво близко, до иллюзорных прикосновений к спине. Всегда рядом. Малфой хватается за края раковины, и в изгибе холодного мрамора рождаются ее губы. Этого не было никогда. Никогда не было. Ложь! — Слушай, ты там не умер? — в дверь ванной комнаты постучали. — Если да, то я поселюсь в твоей каморке, не против? — с усмешкой заканчивает Блейз. — Малфой, сука, я тоже в сортир хочу, — доносится дрожащий голос Гойла из-за двери. Драко, ухмыльнувшись, представляет, как здоровяк топчется за спиной Забини, придерживая причиндалы. Потерпят. Он крутит вентиль холодной воды и умывается. Не вытираясь, закидывает полотенце на плечо; холодные капли заползают под воротник, чуть ли не с шипением скатываются по горящей коже. Он распахивает дверь и, встретившись взглядом с Забини, огрызается: — Не дождешься. Туалет и ванная у них была одна на сектор, но Малфой, в отличие от них, живет один: он прогнал соседей. Маленькая привилегия. Для изгоя. Драко морщится: самобичевание в его лице звучит унизительно, отдает заплесневевшей гордостью и жалостью. В нем еще сохранились остатки самоуважения... «Она запрокидывает голову и выпускает тугую струю дыма изо рта, уголки ее губ приподнимаются, когда она замечает его жадный взгляд». Нет, это только фантазия. Дурацкая, раздражающая, приставучая фантазия, не дающая спать. И как же от этого херово! Навязчивый образ буквально сидит в голове ржавым болтом. Но самое глупое во всех его фантазиях то, что она даже не курит в реальности, а в его воображении фактически трахает сигарету, как и его... Первая, преуспевающая, состоящая исключительно из правильности и порядочности, словно сшитая по стандарту зануды, но... такая развратная. Дверь в его комнату не заперта, нет смысла. Через приоткрытую щель в комнату забирается сквозняк. Драко наугад бросает полотенце в темноту и захлопывает дверь. Когда он вернется, там будет холодно, невообразимо холодно. Иначе он не сможет думать, не сможет жить, потому что за углом поджидает смерть, потому что у него нет права на выбор, потому что жар страха испепелит его. Ветер стонет ее голосом. Он уже не может по-другому, теперь он всегда говорит ее голосом. Все ее. И этот красный ободок крови на его члене - тоже ее венец. И поэтому не страшно. И кажется, Малфой от костей до последней мысли – ее жалкий, бесхребетный раб. На время. Но здесь, в вечерней тишине коридора, ему не принадлежит собственное тело и мысли, даже поступки - и те отобрали. Все чужое: родители, комната, тело, мысли, действия и даже Грейнджер - не его. Поттеровская Грейнджер. Чужая, изредка маячащая у него под носом, впускающая внутрь себя, в жар своего тела, в свои мысли и руки. Но все равно чужая! «Она выдыхает в его приоткрытые губы, сигаретный дым врывается в легкие и душит. Она трахает его долбаной сигаретой. Она. Его. Не он ее». Образ предстает перед глазами, вырисовываясь в рельефах каменной стены. И все так четко и ясно, будто так и должно быть. Потому что ты не имеешь права на свою жизнь и можешь наслаждаться тем, как ею пользуются. Спасительный выход. Подчиниться. Наслаждаться. Добро пожаловать во взрослый мир, мальчик. Ты — марионетка. Ты — кукла. Так хотя бы получай удовольствие от... своей слабости. Ограниченности. Своего страха. Своей зависимости. Он угадывает ее силуэт в коридоре, в тени, в свете. Он видит ее силуэт во всех, во всем, в каждом, будто других людей вообще не существует. Только Грейнджер! «Она медленно привстает и касается средним пальцем его губ, он тут же хватает его. Это вызывает у нее улыбку. Он чувствует влагу на своих пальцах. И знает, что это кровь. А она улыбается…» И смущенно отводит глаза. Как он оказался здесь? Свернул не туда... За ее спиной неприкрытая дверь библиотеки. — Привет, — тихо шепчет себе под нос. Он шел не сюда. Не сюда! Коварные ноги привели его к ней. — Грейнджер, — подражая ей, бунтуют губы. «Прочь из моей головы», — думает, но сказать не решается, ведь перед ним не фантазия. — Пройдемся? — предлагает она и тут же подскакивает, хватая под локоть. Теплая ладонь скользит по холодной ткани и застывает в изгибе, заставляя судорожно дернуться всем телом, а затем напряженными до боли мышцами шеи повернуть голову, чтобы просто посмотреть и промолчать. Остается лишь поразиться наглости, смириться, и Драко накрывает ее кисть своей. — Не боишься за свою репутацию? — язвительно спрашивает он, сохраняя маску холодности, но боится такого же язвительного ответа. Девушка толкает его бедрами, намекает, что стоит развернуться и топать уже от библиотеки. Все так просто и понятно, словно у них одни мысли на двоих. — Нет, — уверенно произносит она, совершенно игнорируя его холодность. — А ты? Голос у нее задорный. Играет? Парень удивленно смотрит на вприпрыжку шагающую девушку. — Моей репутации уже ничто не может навредить, — надменно говорит он. — А тебе не страшно? — С кем, с тобой? — девушка притворяется удивленной и смотрит на него. — Да ты смеешься! И смеется сама. Эхо разносит ее голос далеко вперед, звук бьется о стены, дробится и возвращается. «Нашумели...» — читает он в ее глазах. «Мы». Как будто они оба виноваты. И Малфой жалеет, что не смеялся с ней. Она ведет его к лестнице, мелкой, боковой и неподвижной лестнице, где в темноте пролетов можно встретить смущенно целующихся школьников. Хотя именно поэтому они самые лучшие молчаливые свидетели. Они не заметят, будут заняты собой и своим стыдом. И только стены могут поведать правду, только холодные каменные стены хранят их тайну. — Ты хочешь дойти до своей святой башни? — шумно выдыхает он. — Может, пароль заранее скажешь? Девушка останавливается, походка у нее уже не задорная. Она смотрит в пол и тянет время. Они на восьмом этаже, замечает Драко. И в изгибе коридора он пристально высматривает каменную стену, в которой скрывается волшебная комната. — Нет, — говорит она в пол. — Наверно, здесь мы разойдемся. — Да, разойдемся... — вторит ей Малфой. И, когда она разворачивается к ступеням, он не глядя хватает её за локоть. — Ты же вообще хочешь уйти? – спрашивает он у пустого коридора. – Ты с Поттером говорила, да? — его голос предательски дрожит. — Он все знает... Она молчит. Он даже дыхания ее не слышит, будто наколдовала свою деревянную копию, а он ждет, как дурак. Чего ждет? Ответа? Тягостное молчание из ее губ, конечно, красноречивей слов, и он должен разозлиться. Должен взбеситься! Послать ее! Она не нужна! Но ему страшно, поэтому сам продолжает молчать. Только все ясно с самого начала. Ясно им обоим. Он знает, знает, что будет дальше, сейчас она вырвет руку и уйдет, да и он уйдет следом, хотя нет, в другую сторону. И останется один, без этой глупой и наивной поддержки, которая почему-то нужна. Так предсказуемо, оставит одного, даже без образов и фантазий... Нет, они останутся, чтобы было больней. — Нет. «Ну, продолжай же», — нетерпеливо взвывает он в голове. Гермиона легко освобождается от захвата, он и не пытается удержать. Рядом шуршит ее мантия, и Гермиона встает перед ним. Проклятая гриффиндорская черта — все честно говорить, прямо в глаза, чтобы своей правдой через зрачки добраться до мозга и сжечь его. Если делать больно, то максимально навредив собеседнику и покалечив себя. Малфой смотрит Грейнджер то в один глаз, то в другой. Какой идиот мог придумать, что так будет легче и правильней? — Понимаешь, — начинает она и тут же замолкает, потому что эхо уносит звук ее голоса в глубину замка. — Я и Рон... — продолжает Гермиона уже шепотом, внезапно остановившись, не договорив, глубоко вздыхает, собираясь с мыслями, перед тем как выдать то, о чем хочет сказать весь вечер. А он тупо смотрит ей в переносицу, зная, что лицо его не выражает ровным счетом ничего. Потому что шепот не имеет эмоций, тихий и шершавый звук слетающий с губ бесцветен. Потому что внутри рождается страх и тонким слоем льда покрывает позвоночник. Потому что страх рождает гнев. Потому он просто хватает ее за руку и тащит за собой. — Я тебе кое-что покажу, — бубнит он. Девушка не сопротивляется, Малфоя она никогда не боялась. Драко подходит к стене и касается ее рукой. — Выручай-комната? — спрашивает Грейнджер. — Нет, — сухо отвечает парень, представляя огромный зал, заполненный всяческим барахлом. Сейчас она узнает его тайну. Просто узнает и все. И пусть живет с этим. С его болью, с его страхом. Но стена не меняется, впрочем, ровно столько времени, чтобы в голове успела проскользнуть мысль о том, что возможно в ней уже кто-то есть. Затем на камне предсказуемо выступает орнамент двери. Створки распахиваются перед ними сами собой и открывая вид на огромную полупустую комнату. — Мерлин! — воскликивает стоящая позади Грейнждер. — Я здесь не была с пятого курса! Думала, что после того, как твоя дружина разгромила стену, комната не откроется! Да, кстати, не одна я так считала! — она вбегает в помещение. — Даже манекены сохранились! Гермиона уже успела радостно обежать всю комнату и встать у противоположной стены, когда Драко решается зайти. Стена срастается, как только он переступает порог. Зал действительно такой же, как в прошлом году. Но вместо «комнаты забытых вещей» дверь предпочла впустить их в штаб Отряда Дамблдора. — Ты был таким засранцем в прошлом году, — смеется Грейнджер. Драко задумчиво смотрит на застывшую у потрепанных манекенов девушку, воспоминания которой пересилили его, заставив комнату преобразиться. — А в этом нет? — уточняет Малфой, чувствуя, как заражается ее весельем. В этой огромной аудитории, где они были только вдвоем, огороженные от стереотипов, чужого мнения и взглядов, спрятанные даже от вездесущего страха, где Драко может подойти к ней и обнять за талию. Поцеловать в шею. Забыться, ощущая, как теплая рука девушки скользит по его, рождая тысячи иголок в местах соприкосновения. Она оборачивается, чтобы встать на носочки и поцеловать, крепко и безумно медленно. Но этот поцелуй не будет последним или ее благодарностью. В этой комнате решать ему. В этой комнате Драко чувствует, что жизнь снова принадлежит ему, и Грейнджер, как бы того не хотела, его. Он медленно проводит кистью по ее щеке, затем по шее к галстуку, одной только кожей поглощая трепет и бешеный стук чужого сердца, словно открывая в себе невообразимую возможность питаться другим человеком через прикосновения. Впитывая, врастая в другого, сливаясь в единое с ее телом, в один клубок, чтобы только на секунду почувствовать, как соприкасаются голые души, создавая единое с одним сердцем, с одной жизнью на двоих. Она выдыхает через губы, прямо в рот, будто сама своевольно влетает в его тело, чтобы раствориться в каждой клетке, запечатлев свое присутствие уже навечно. Желто-красная змея повержено летит на пол, и Грейнджер застывает. Это невозможно... Этого не может быть и поэтому плевать, глубоко и задушевно насрать. Можно. С ней сейчас возможно все, даже нереальное. Он целует ее губы, мягко сминает верхнюю, затем нижнюю, чувствуя, как внутри возрождается прежний Драко. С каждым прикосновением к ней по телу пробегает сотня мурашек, они словно застывают на кончиках пальцах, заставляя их терять всякую гибкость. Хитрая комната читает мысли, на месте манекенов появляется кровать, и не простая, а двуспальная, со столбиками и балдахином, к счастью что не в форме сердечка и красными покрывалами. Если она такая разумная, то верно и удовольствие от просмотра получает. И почему-то эта мысль возбуждает, Драко нежно проводит рукой по спине, повторяя каждый изгиб, не задерживаясь скользит по ягодицам, по грубоватой ткани юбки и комкает ее в руках. Ну почему школьные юбки такие длинные? Он наседает, и Гермиона доверчиво откидывается назад и падает на кровать. Драко поражает ее беспрекословное доверие и бесстрашие перед его действиями. Но если так подумать, то он и сам боится сделать ей больно. Больше всего на свете боится сделать больно... А для этого нужно чуть меньше думать о себе. Он снимает ботинки, садится на кровать, попутно подхватывая легкие ноги Гермионы, и аккуратно расшнуровывает ее туфли, стягивая их вместе с гольфами. А затем медленно, словно кот, демонстративно выгнув плечи, движется к девушке, неотрывно смотря в утонувшие в возбуждении глаза. Гермиона мило улыбается, застенчиво отводит взгляд и, заливаясь румянцем, протягивает руки к рубашке, неловко и неспешно расстегивает каждую пуговицу, и Драко, нависнув над ней, терпеливо ждет, пока она закончит. Когда последняя пуговица поддалась, ее кисть легким гладящим движением скользит по торсу парня, заставляя того тихо стонать и закрыть глаза. Ее руки горячие, трепетно дрожащие, нет, панически дрожащие... как в первый раз, ее первый раз. С ним. Он, не открывая глаза, чтобы не встретиться с испуганным взглядом, наклоняется и целует в первое, куда придется. Губы натыкаются на нос, Малфой без доли смущения и неловкости продолжает поцелуй, спускается по щеке к губам, и чувствует, что те растянуты в улыбке. Не обрывая поцелуй, он начинает расстегивать блузку Грейнджер. Ее руки скользят по плечам, стягивая с него рубашку и мантию, он разрывает поцелуй, чтобы освободиться от предметов одежды, и встречается с ее растерянным взглядом. Щеки Гермионы пылают, грудь резко поднимается и опускается, тело горит, требует, хочет и боится... И всего-то нужно улыбнуться. Уверенно, мягко. И целовать, не закрывая глаз, пока девушку не захлестнет теплом, страх отступит и она прикроет веки сама. Нежно и легко прикасаясь к покрытой мурашками коже, быстро стягивая блузку и обхватив за талию прижать к себе… И почувствовать, что сгораешь от нетерпения, возбуждения и долбаной боли из-за узости штанов. Ласкать волнующиеся изгибы женского тела и наполняться блаженной легкостью в голове, самозабвенно целовать, проникая в рот девушки и трепетно касаться чужого нутра. И прижиматься торсом к ней, чувствуя ее сердце как свое, сталкиваясь с ее возбужденно поднимающийся грудью и медленно терять рассудок. Чувствуй, Грейнджер, как я близко, рядом с тобой! Чувствуй, как я хочу тебя. Как натянулись мои штаны. Чувствуй, как я себя сдерживаю. Пойми же, что это для тебя! И не уходи... Рука привычно движется с талии, неловкие пальцы скользят по ткани в поисках замка, но тот упрямо не находится, пока, наконец, поняв причину хаотичных метаний рук Малфоя от одного бока к другому, девушка обрывает поцелуй и приподнимает бедра, прижимаясь к тазу парня. От прикосновения у Драко голова моментально пошла кругом, комната завертелась, а кровь застучала в висках - это было слишком близко и рано! Рвано выдохнув, он перехватил ее талию и почувствовал, что тонкие руки Грейнджер расстегивает молнию на юбке, а затем стягивает ее. — Не могу, — шумно выдохнув, произносит он и натыкается на недоумевающий взгляд Грейнджер. Еще раз грузно выдохнув и понимая, что и слова выдавить из себя уже не может, Драко быстро стягивает с себя брюки и трусы. Зажатый одеждой член дергается вверх, без стесняющих штанов становится легче, хоть чуть... менее болезненно, но не идеально. И Гермиона, смотря на полностью оголившегося парня, и без того волнующе румяная, попросту краснеет и стыдливо закрывает глаза ладонями. Мерлин, как по-идиотски это выглядит... От этого парень натянуто хмыкает над запоздалой застенчивостью Грейнджер. Услышав его насмешливый выдох, Гермиона раздвигает пальцы и робко смотрит на Драко, который наклоняется и целует её кисти, пока та не кладет руки ему на плечи и сама не целует в губы. Чувствуя расслабленность в ее теле, Малфой не теряет время, если вдруг ей ненароком не взбредет в голову начать ласкать его, он быстрыми поцелуями скользит вниз, потому что скоро взорвется. Становится просто невыносимо жарко, тесно уже в собственном теле. На животе он немного задерживается, целует пупок и медленно трется носом об шелковую кожу, наслаждаясь запахом и дрожью, одновременно с этим быстро стягивает с девушки трусики, а затем, раздвинув ее мерно вздрагивающие ноги, целует половые губы. — Ааах, — срывается с губ гриффиндорки. Уже не так быстро Малфой раздвигает половые губы и проводит языком вокруг клитора, отлично зная, что это ее слабое место. На эту ласку Гермиона реагирует моментально: резко выдохнув, она придвинулась тазом к губам парня. И тот запускает язык внутрь девушки, проводит по верхней стенке и исподлобья наблюдает, как Грейнджер выгибается и снова прикрывает руками лицо. Это так забавно, что на секунду Малфой забывает о тугом напряжении внизу живота и, высунув язык, запускает внутрь девушки два пальца, начинает медленно двигать ими. Гулкие стоны срываются с губ обоих: от нетерпения у Малфоя и от наслаждения у Грейнджер. Устраиваясь удобнее, он перехватывает член и один раз проводит вверх-вниз, тело тут же сводит и Малфой, согнувшись, рвано выдыхает. Его рука все быстрее и быстрее двигается в горячем нутре девушки, и он добавляет еще один палец, отчего Гермиона чуть выгибается. Он еще раз проводит рукой по члену, большим пальцем собирает смазку, стекающую с головки, и до боли закусывает губу... Словно зверя дразнить. Легкий холодок проскальзывает по позвоночнику, сжимает грудь. Шесть.. Пять... Четыре... Три... медленно считает, растирая смазку по члену и двигая второй рукой в Грейнджер. Два... Быстро высовывает руку и входит в нее, попутно замечая кровь на пальцах. Все-таки поспешил... И в ту же секунду задохнулся, ощущая напряженно пульсирующее нутро девушки. И тугое, горячее «ах», когда его тело падает на ее, поджигая раскаленной кожей. — Мерлин... — только и может прошипеть он, начав движение, а дальше дыхания хватает только на невнятные рыки и протяжные стоны. Ее руки взлетают вверх и хватаются за спину, плечи, ягодицы, куда придется, куда достают, и каждое касание обжигает, а осиротевшая от ласковых поглаживаний кожа леденеет. Он двигается в ней, все еще держа руку промеж их животов, и быстро массирует клитор. Правую руку сводит от напряжения, и парень припадает к шее, целуя прямо в пульсирующую вену. Это безумие сладкое и мучительное. Каждый быстрый толчок, каждый глухой стон выбиваемый из их глоток... Безумие... - Драко-о-о! – неожиданно восклицает Грейнджер и начинает мелко напряженно трястись, задыхаясь. Когда она расслабленно затихает, Малфой убирает палец с клитора и, опираясь уже на обе руки, быстрее прежнего входит в нее. Руки девушки зарываются в волосы и притягивают лицо, упирающееся в шею, ближе к губам, чтобы задохнулся он... Электрическим зарядом волна удовольствия рождается на кончике члена и, пробежавшись по всему телу вдоль позвоночника, накрывает темнотой голову. Легкая болезненная усталость проходит по каждому мускулу, и парень заваливается на бок, глубоко дыша. И шаткая реальность медленно ускользает во мрак под горячие поцелуи, прижимающейся к груди Грейнджер. И одна единственная мысль: Молчи, Грейнджер. Твою мать. Молчи... Проходит, верно, целая вечность, когда усталость, наконец, уходит, и Малфой шевелится. К тому моменту Гермиона уже успевает выскользнуть из объятий и принимается искать одежду. Куда же она так спешит... Конечно, скоро ужин. Ее балбесы одни с едой не справятся. Так и не найдя трусики, Гермиона подходит к кровати и, нагнувшись, целует его в губы. Снова медленно, глубоко, как-то печально и предсказуемо. А затем быстро срывается с места, чтобы у Драко не получилось ухватить ее за руку, подбегает к услужливо прорезавшейся двери и, повернув ручку, слегка наклонив голову, нежно прошепчет: — Спасибо... Тихо, совершенно не замечая исказившееся в отвращении лицо Малфоя, и открывает дверь. Неподходящее слово с треском разбило иллюзию блаженства, спустив Драко с небес, окуная в грязную реальность, напоминая о собственном ничтожестве. Зачем все это? Чтобы на полчаса почувствовать себя свободным? На жалкие полчаса, свободными от стереотипов, обязанностей и страха?! Даже мысль о том, что гриффиндорка не понимает суть этой фразы, не спасает. И ужас снова нашел его, унизительно ткнув носом в разрушительную благодарность, прозвучавшую невероятно мерзко и пошло, словно оплата за секс... просто, за секс, не более. От этого слова передергивает, проклятое «спасибо» долбится в голове. Попользовались, спасибо, хватит. Отвратно и липко на душе. — Пошла прочь, - шепчет парень, когда девушка выходит, в бешенстве вскакивает и хватает первое, что попадается под руку. – Прочь из моей головы! — кричит он в пустоту и запускает в стену мантию. Значок старосты слизерина звонко ударяется о камень, напоминая о том, кто он есть.