Четырнадцать

#1 — Тауриэль | пух Тауриэль ещё очень молода, впервые выбралась за пределы Лихолесья, и ей всё в новинку: и город людей, и нависающая над ним гномья гора, и товары на рыночных прилавках; торговец расхваливает работу гномьих мастериц — тёплую сорочку из козьего пуха, — и она, чуть поколебавшись, решительно отстёгивает изящную эмалевую пряжку в форме листа лихолесского бука: больше ей нечем заплатить. #2 — Бильбо | зелье В Ривенделле сыплется с ветвей золотая листва долгой эльфийской осени, колечки дыма плавно покачиваются в хрустальном воздухе; Бильбо усердно морщит лоб, жалуется на зыбкость прожитого в своём разуме, и Гэндальф отвечает, что это просто старость — то самое зелье от памяти, которое Бильбо в сердцах просил у него после Битвы Пяти Воинств. #3 — Бофур | царапина Бофур уже привык, что на малейшую царапину у него или Бомбура кузен реагирует чрезвычайно бурно и его кхуздул в такие моменты становится совсем невнятным; он только старается не смотреть на осколок топора, засевший в голове Бифура, пока тот, бубня себе под нос, возится с тёплой водой, бинтами и мазями от Оина. #4 — Баин | свист Голоса охотничьих стрел Баин с детства выучил наизусть: он знает, как поёт стрела для птицы и как — для оленя; даже в гудении чёрной стрелы он различает знакомые ноты, но глухой свист боевых стрел он не хочет запоминать — это голос смерти, а не жизни. #5 — Даин | хворост Даин Железностоп не принимает всерьёз ни холёную эльфийскую армию под стеной Эребора, ни брезгливое презрение их короля: хворост громко трещит, да быстро сгорает, а здесь и гореть-то давно нечему, даром что остроухий улыбается, прости Махал, как отмытый добела орк. #6 — Смауг | эль Смауг Золотой и Ужасный догнивает на дне Долгого озера, но грозная его слава увековечена: крепкий тёмный эль, который варят в Дейле и подают в «Чёрной стреле», лучшем городском трактире — три полные кружки даже гнома заставят искать ближайшую стенку, — с подачи Двалина называется «Смаугово дыхание». #7 — Саруман | один Синие маги уходят на восток вдвоём, Радагасту Бурому довольно общества зверей, птиц и букашек, у Гэндальфа Серого есть гномы, хоббиты, длинный нос, который он постоянно суёт в чужие дела… владычица Галадриэль, в конце концов, и только Саруман Белый один, как перст, один, как Ортханк, поэтому он и всматривается в палантир слишком пристально. #8 — Ори | узы Капля чернил точит камень вечности, слова связывают надёжнее верёвок, и кружево эльфийских рун оказывается таким же прочным, как кольчужное плетение гномьих; на первой странице хроники похода на Эребор Ори по порядку перечисляет его участников, начиная с Торина Дубощита («он был королём, за которым идут… нашим королём»), Фили («он достойно звался наследником Торина») и Кили («он любил Тауриэль из народа лесных эльфов, и она отвечала на его любовь»), о каждом старается вспомнить всё, важное и не очень, и дописывает в самом конце — Ори («летописец»). #9 — Нори | крепость Не бывает крепостей, которые нельзя взять — силой или хитростью; не стоит пренебрегать вторым в пользу первого, поэтому в отряде Торина Дубощита есть мудрецы и воины, казначеи и лекари, повара и затейники-игрушечники, колдуны и летописцы, есть господин Взломщик Бильбо Бэггинс для кражи Аркенстона из-под носа спящего дракона и есть Нори, мастер-нечистый-на-руку со связкой отмычек для всех замков. #10 — Двалин | кости В карманах гуляет ветер, а это значит, что не видать им с Торином ни сытного ужина, ни мягких постелей как своих ушей, — Двалин заказывает на последние медяки пиво и подсаживается к игрокам в кости, ставя скверный для гнома, но вполне сносный для человека клинок; возвращается он скоро, бросает на стол перед своим королём горстку серебра, окликает подавальщицу, требуя пива покрепче, и по-чёрному клянёт про себя людское присловье: кому везёт в играх, завязанных на удачу, тот несчастлив в делах сердечных. #11 — Белладонна Тук | ягоды Бывает, Бунго Бэггинса спрашивают, как это его угораздило жениться на взбалмошной Белладонне Тук, на что Бунго степенно отвечает, что его жена варит лучший ягодный эль во всём Шире; для любопытных этого объяснения достаточно, и только сама Белладонна загадочно улыбается. #12.1 — Гимли | право Отказ отца разваливает воздух между ними ударом секиры: перед его «нет» бессильно возмущённое бурчание, что Кили не намного старше, а по какому-то праву отправляется к Эребору; только много лет спустя Гимли использует это же право: идёт в поход, заводит близкое знакомство с эльфом, становится героем — и не возвращается домой, хоть и остаётся в живых, в отличие от кузена. #12.2 — Гимли | право Когда они становятся бок о бок перед Чёрными вратами, Гимли привычно шагает вправо: давным-давно, выясняя, где право, а где лево, они договорились, что так Леголас не подставляется под секиру, а Гимли — благодаря росту, балрог его раздери! — не мешает стрелять; запоздало он вспоминает, что сегодня у Леголаса — меч, а не лук, но уговаривает себя, что эти остроухие — обоерукие и ничего с ним не случится. #13 — Торин | нега Иногда в момент пробуждения, на грани между сном и явью, ему мерещится, что сейчас он откроет глаза — и обнаружит отрешённое молчание деда, сердитое ворчание отца, по-волчьи угрюмый взгляд Фрерина, тихое хныканье проголодавшейся Дис, чёрствый хлеб с водой на завтрак, гору болванок в чужой кузнице и работу до упаду за гроши… но прошлое отступает перед голосами Фили и Кили и уверенными шагами сестры, которая ставит рядом с его постелью поднос и строго отчитывает сыновей за шум; негу этого мгновения Торин вспоминает, когда тень орлиного крыла накрывает его темнотой. #14 — Фродо | прочь Осенние сумерки в Ривенделле густы, пряны и темны, как весной, только Фродо бредёт по саду хоть и наугад, но не спотыкаясь: моргульский клинок оставил слишком глубокие следы, — и всё же, когда к трели соловья в листве и журчанию ручейка в траве примешиваются два голоса, он, не разбирая дороги, ломится сквозь кусты прочь: в неясных силуэтах он узнаёт их проводника Странника — и прекрасную госпожу Ундомиэль, дочь гостеприимного владыки Элронда.