Пока бьют куранты

Мертвая тишина звенела в округе. Лишь скрип снега и сбитое дыхание девушки нарушали её, делая ещё более угнетающей. Молодая волшебница, у которой, казалось, все ещё впереди, еле шла, заливаясь кровью. Красная жидкость виднелась по всему телу вместе с многочисленными порезами и ссадинами, но полноводной рекой она вытекала из места чуть выше бедра, растекаясь по всей ноге, образуя разветвления и дельты, безостановочно окрашивая снег в алый. Сколько девушка так шла – она не помнит сама. Может, полчаса, а может, уже часа три. Угораздило же ее еще в канун Нового Года взять это треклятое задание, отправиться в это треклятое место, убить там целый день на то, чтобы просто выжить, но в итоге возвращаться домой вот так вот, еле живой. Что ж, она никогда не блистала силой, умом и даже хитростью. В ней просто было желание хоть как-то существовать, бросаясь из крайности в крайность. И, наверно, даже если она не дойдет, мало кто печально вздохнет, упомянув, какая она была хорошая волшебница. Да и совсем скоро Новый год, так что исчезновение такой безликой личности, как она, вряд ли кого-то заинтересует. Она уже не может идти, силы слишком быстро покидают ее. Последний шаг, последний рывок вперед – она падает животом в снег, зарывая в него лицо, лишь бы не заплакать. А впереди, в паре сотен метров, горят фонари, из домов, украшенных гирляндами, разносится веселый шум и гогот, на площади около большой нарядной ёлки собрался народ, что-то радостно выкрикивая и поздравляя себя. Но вот, забили куранты. Городок сразу притих, не уходя от своей праздности. Раз. Она перевернулась с живота на спину, устремляя глаза в небо. Два. Какой красивый и чистый небосклон. Звезды, собравшись в кучу, протягивают к ней свои лучи, маня и зазывая. Три. Из-под бедра растеклось большое пятно крови, пропитываясь не только в снег, но и одежду волшебницы, каким-то чудом в некоторых местах оставшуюся чистой и целой. Четыре, пять. Жизнь начала мелькать перед глазами. Шесть, семь. Какая же она была короткая, что хватило пары секунд. Восемь, девять. В нос ударяет аромат свежеиспечённых булочек с корицей - запах детства, запах матери. Десять. Как же, все-таки, был недурен тот юноша, бросавший странные взгляды на нее из толпы. Почему она усмехается? Одиннадцать. Она хочет жить. Она внезапно понимает, как нужна ей эта жалкая жизнь. Как ей необходимо видеть лучи солнца, выбивающиеся среди туч после грозы. Как ей обязательно надо еще раз уловить тонкий запах старого гримуара. Она хочет жить. Двенадцать. Ее тело нашли на следующее утро уже бездыханным.