О решениях, букетах и опыте

За то время что они живут вместе Чжебом привык ко всему происходящему вокруг. Привык к вечному двигателю, находящемуся рядом круглые сутки каждый день. И двигатель этот замирал только в те краткие периоды, когда ему требовался сон. Во все остальное время он устраивал неразбериху, творил что-то невообразимое, пел, танцевал, писал песни, снова пел, снова танцевал, ел, куда-то тащил Чжебома, смотрел странные фильмы и слушал странную музыку. Вечный двигатель, который, по совместительству, был головной болью для всех: от папы Джипа до их собственного менеджера. Вечный двигатель по имени Пак Чжинён. Поначалу Чжебом не понимал, как в одного человека может вместиться столько всего. Силы, эмоций, энергии - этого с избытком хватило бы на половину Кореи, и еще немного осталось бы на сдачу. Но потом он привык к мельтешащему безумию рядом с собой и стал воспринимать его как домашнего котенка, который еще растет, и которому постоянно нужно играть. И это яркое безумие постепенно захватило его самого. Но, каким бы упоротым и странным все это ни было, Чжебом знал, что до добра это не доведет. Знал, что наступил один день, который перевернет все с ног на голову, перетрясет, а потом подвесит на балконе сушиться. Если утро не началось с дикого вопля, значит либо Чжинён еще не проснулся, либо случилось что-то экстраординарное и из ряда вон выходящее. Поэтому, когда за звонком будильника не последовало ни крика, ни даже писка, Чжебом удивился. Удивление это просуществовало почти минуту, а потом благополучно куда-то слилось, освободив место беспокойству. Ради интереса, из кровати он вылезать не стал, подождав еще пару минут, вдруг мелкий просто не услышал будильник, но потом, когда отведенное время закончилось, а никаких признаков жизни Чжинён так и не подал, из-под одеяла его словно вытолкнуло. В кровати младшего не обнаружилось, впрочем, в ванной тоже, как и на кухне, и под кроватью, и в кладовке, и в прихожей. И даже в шкафу, куда тот обычно залезал, чтобы напугать Чжебома, его не нашлось. Вот тут беспокойство переросло из разряда "куда ты пропал" в "звоните в полицию, скорую, службу спасения, папе Джипу и Господу Богу, мой мелкий пропал". Где-то глубоко в сознании, забитая в самые дебри паникой билась мысль, что это все очередной розыгрыш или Чжинёна забрал куда-то менеджер или он просто ушел в магазин за внезапно понадобившимися хлопьями, как у него часто бывало. Только вот телефон с разноцветными наклейками и дурацкой подвеской-зайчиком валялся на тумбочке в спальне. А без своего телефона Чжинён никуда не выходил. Он постоянно переписывался с кем-то сразу в нескольких чатах, что-то фотографировал, зависал в странных играх, а потом бегал с воплями едва ли не по потолку в поисках свободной розетки, потому что телефон разряжался за несколько часов. И вот сейчас этого ходячего бедствия нигде нет, его телефон здесь, а в голове у Чжебома пляшут постапокалиптические единороги и требуют продолжения банкета истеричек. - О, хён, ты уже проснулся! Голос Чжинёна вырывает его из мыслей о безрадостной кончине и заставляет вернуться к реальности, чтобы в следующую секунду снова рухнуть в пропасть непонятных эмоций. Мелкий здесь, все хорошо, никто не умер, он просто торчал на балконе, занимаясь какими-то своими делами. В краткий просвет между первой и второй волной паники Чжебом все же успевает подумать о том, что же там это чудо делало и почему не вышло, когда он как безумный носился по общежитию, переворачивая все вверх дном. - Ты в порядке? - А где ты был? Чжебому требуется если не вся его сила воли, то явно большая ее часть, чтобы удержать себя в руках и не наорать на младшего. В этом ему помог и внутренний голос, ехидно поинтересовавшийся, а чего он собственно так волнуется, все же в порядке. Этот же голос потом поинтересовался, не развился ли у Чжебома комплекс мамочки и не превратился ли он в истеричку. Чжинён смотрит на него с непонятной растерянностью, словно его только что спросили утонут ли урановые ломы в ртути, он не понимает, почему за него так переживают (а паника на лице Чжебома была слишком явной), как и не понимает, что он вообще натворил. - Я был на балконе. - Начинает он проникновенно, и только тогда Чжебом замечает, что младший держит одну руку за спиной, - И делал клевую штуку, которую мне вчера скинул один друг. Ты его знаешь. Друга в смысле. Он всякие штуки всегда присылает прикольные. И вот я решил попробовать. Смотри! Разумеется, Чжебом знает, кто этот друг. Слишком уж часто они пересекаются, и слишком часто они напару с Чжинёном упарываются в какую-то только им понятную фигню. Так или иначе, Ок Тэкён, их товарищ по агентству, снова прислал какую-то непонятную штуку, которая очень понравилась младшему. Это могло быть что угодно - от инструкции по сборке оригами до краткого плана захвата мира. И вот теперь, маленькое чудовище жаждет показать ему, что же он там натворил. В первую секунду после того, как Чжинён наконец выставляет руку вперед, Чжебом чувствует себя полным идиотом. То ли он чего-то не понимает в этой вселенной, то ли вселенная как-то неправильно понимает его жизненную позицию и откровенно над ним издевается. А, может, они снимают продолжение дорамы, а Чжебом напрочь об этом забыл и выпал из реальности, за что теперь поплатился. В маленькой ладони Чжинёна зажат букет. Миниатюрный, ярко-зеленый, настолько цветной, что режет глаза, заставляя прищуриться. Только цветы в нем какие-то странные и, когда Чжебом отходит от первого шока, он понимает, что младший сделал этот букет из сорванных с растущего в парке клена листьев. Свернул их в маленькие розочки. Сколько их? Штук семь, нет, восемь. Восемь кленовых роз, которые ему протягивает счастливый до одури Чжинён. - Вот ты дурак. - Старший отвешивает ему легкий подзатыльник. Чжебом до одури боялся, что наступит день, когда он влюбится в это мельтешащее безумие. И вот этот день настал. *** - Я с утра проснулся от сообщения, прочитал его, а там - инструкция! Ну я и пошел в парк нарвать листьев, рано еще было, меня никто не заметил, честно честно! Я старался! - Чжинён тараторит без умолку, сплошным потоком, но Чжебом прекрасно его понимает, привык уже к такой речи, - И вот я пришел, не хотел тебя будить, рано еще было, и хотел сюрприз сделать! Я думал тебе понравится. У меня сначала не получалось, а потом получилось и вот я... Дальнейшие его слова Чжебом различает слабо, улавливая только самую суть того, что несет младший, не замолкая ни на секунду. Он залпом выпивает кружку горячего чая, пытаясь осознать весь тот кромешный ад, что поселился в его голове, и решает, что этого ему пока не дано - слишком все по-идиотски странно. Что вокруг изменилось, Чжебом тоже не понимает, как не понимает и того, почему он очень боится даже посмотреть в сторону Чжинёна, который все еще вещает что-то про свой поход в парк и то, как он чуть не упал с балкона, когда потянулся за вылетевшим листиком. - Хён, ты в порядке? - Да, в случайном. - Невпопад отвечает Чжебом, но тут же исправляется, - Прости, мне очень понравилось. Он правда классный. Я просто не до конца проснулся, вот и все. - А почему ты так испугался утром? "Потому что я думал, что ты меня бросил" - очень хочется ответить ему, но слова так и остаются несказанными. Он и сам не понимает, почему так испугался. Потому что привык, что это безумие всегда где-то рядом? Потому что уже не представляет, как это, вставать без будильника и утреннего вопля? Потому что, потому что. Да черт его знает, почему. Потому что настолько сроднился с Чжинёном, что даже час без него становился чем-то убийственным, и уныние засасывало в свои пучины с ошеломляющей скоростью. Потому что без Чжинёна ему было скучно. - Просто ты оставил свой телефон, - Чистая правда, тут он не врал, - А ты всегда с ним уходишь. Вот я и подумал, что что-то случилось. - Я забыл его взять. Только инструкцию один раз посмотрел, попробовал и оставил. Букет он ставит в пустую банку из-под шоколадной пасты и думает, что это только первый шаг. Дальше все будет еще хуже. Зеленые розы издевательски смотрят на него, качая сложенными головами. *** Решив, что дальше все превратится в сущий ад, он не ошибся. Но такого размаха и подлянки от мироздания у него и в мыслях не было. К сожалению, варианта "уйти в мир иной со всеми почестями" не предполагалось, как не предполагалось и хоть какого-то улучшения в той безумной мешанине из сложившихся чувств. Он не ощущает пресловутых бабочек в животе, легкости, нежности, вообще ничего, только желание с разбегу выпрыгнуть в окно каждый раз, когда он смотрит на Чжинёна. Словно все органы чувств отключались, оставляя напоследок краткое сообщение "да делай, что хочешь". Все бы было хорошо, все бы было прекрасно, и Чжебом как-нибудь пережил этот странный период своего существования, но тут случилось что-то непоправимое и переклинило уже Чжинёна. Если следовать краткой характеристике внутреннего голоса, который изредка давал умные советы, то младший рехнулся. Потому что ни одному закону логики и здравого смысла его поведение не подчинялось. Обычно разбазаривающий свою энергию направо и налево, он вдруг стал спокойнее и сдержаннее, разве что на встречах с фанатами да на выступлениях был все таким же скачущим энерджайзером, от которого на километр вокруг веяло радостью, счастьем и, совсем немного, дурниной. Дома Чжинён все чаще читал, складывал какие-то фигурки из бумаги, играл в шахматы с компьютером и, что самое невероятное, спал. Спокойно, без привычного переползания с одного края кровати на другой, без "хён, расскажи сказку", без разговоров во сне. Он просто спал. Первые дня три это Чжебома радовало неимоверно. Он наконец мог отдохнуть после бешеного расписания, успокоиться и привести нервы в порядок, чтобы на следующий день снова раздавать улыбки направо и налево. Потом он начал беспокоиться. К концу десятых суток его едва ли не трясло. А на утро одиннадцатого дня он обнаружил Чжинёна на кухне, готовящим завтрак. Где-то тут Чжебом подумал, что рехнулся уже не младший, а он сам. Завтрак. Чжинён. Готовит. По доброй воле. Где-то тут крупный подвох. Этот кадр даже яйца над сковородой разбить не мог, не перевернув вверх дном всю кухню и не спалив занавески, что уж говорить про полноценный (судя по тому, что находилось на столе и плите, это именно он и был) завтрак. - Хён, я думал ты проснешься позже! - В голосе новоявленного повара смущение, настолько явное, что Чжебому хочется заржать, но он искренне сдерживается. Только обходит стол и выглядывает в окно, изображая искреннюю заинтересованность в происходящем. - Все в порядке? - Снова то же смущение. - Я просто пытаюсь понять, не случился ли конец света. - Абсолютно серьезно отвечает Чжебом, - А то ты и готовить - понятия несовместимые. Того, что случается после этой фразы, он никак не ожидает. Чжинён краснеет и разворачивается так резко, что едва не сносит обе сковородки. Только сейчас старший замечает, что на нем еще и фартук, подаренный кем-то из фанатов, и это становится последней каплей. Смех вырывается изо рта по своей собственной воле, голос в голове тоже заливается истерическим ржачем. Более комичной картины, чем младший в переднике, с лопаткой в руке и пылающий гневом праведного смущения ему еще видеть не доводилось. ну, если не считать того случая, когда они оба нарядились под Wonder Girls и половину вечера плясали перед зеркалом с париками из елочного дождика. - Я, между прочим, хотел сделать тебе приятно. - Чжинён чеканит каждое слово, делая особое ударение на "тебе", - А ты тут стоишь и ржешь гиеной. Спасибо, очень мило. - Я, между прочим, - В такт ему отвечает Чжебом, - Не хотел тебя обидеть. Просто это внезапно и явно не то, что я ожидал увидеть с утра. Ты даже ничего не спалил, это похвально. - Что я, совсем криворукий что ли... Краска медленно отливает от его лица, сменяясь на неестественную бледность. Тут становится не по себе уже Чжебому. Чего он так на него накинулся? Ну хочет ребенок творить, пусть творит, хоть новому научится. "А это у тебя от того, что ты вл..." - начинает ехидный голос в голове, но Чжебом обрывает его на полуслове, зашвырнув куда-то далеко в дебри мыслей. Нет, разумеется, это совсем не та причина. Просто Чжинён смешной, Чжинён забавный, Чжинён очень милый, когда сердится и смущается. Чжинёна очень хочется обнять, потрепать по волосам и сказать, какой он молодец, что так старается для своего хёна. Видимо, последняя пришедшая в голову Чжебома мысль сбивает его с толку, потому что на лице возникает совсем адская гримаса, воплощающая все недоумение, шок и панику, какие только возникли после осознания того, о чем же он все-таки подумал. - Хён... - Сочащимся заботой голосом начинает Чжинён, но старший машет рукой, мол, все в порядке, не волнуйся, и он отворачивается обратно к плите, - Все будет готово минут через 15. Можешь пока умыться. *** Завтракают они в полнейшей тишине - Чжинён боится сморозить лишнего и все еще слегка обижен на сказанное ранее, а Чжебом просто боится. Боится, что сейчас что-то окажется невкусным и младшему придется сказать об этом, боится, что ехидный голос снова заведет свою шарманку о влюбленности, боится, что сам ляпнет то, что никто, кроме него, знать не должен. - Вкусно? - Наконец оживает Чжинён, когда замечает, что старший перестал жевать и уставился на букет из листьев. - Вкусно. Только вот... Чжинён вздрагивает, вытягиваясь в струну и ожидая критики на приготовленное, но Чжебом продолжает совершенно о другом. - Разве листья уже не должны были засохнуть? Я про букет. Ты же его недели две назад сделал. - Полторы... - Снова ничем не прикрытое смущение и краснеющие уши, - Это уже восьмой. Я думал, что первый тебе не понравился и ты его выкинул. Поэтому решил делать еще и еще, пока тебе не понравится, но ты их кажется вообще не замечал... К концу фразы голос Чжинёна слабеет, а он сам опускает голову, уставившись в недоеденный завтрак. "Его выкинул менеджер, а я не успел остановить" - хочет возразить Чжебом, но только открывает и закрывает рот, ощущая себя самым последним идиотом на земле. Вот и что ему теперь делать с этим чудовищем? Только он научился держаться чуть в стороне, в спокойствии и гармонии, как этот выдает такие кренделя, что хочется пройтись колесом по комнате, станцевать 10 out of 10 и на закуску превратиться в единорога. Разумеется, в другой реальности он бы с радостью это сделал, но здесь продолжает медленно жевать, стараясь сохранить каменное выражение лица. Ну, или хотя бы не так явно показывать, что он сейчас медленно сходит с ума. - Хён, ты в порядке? Вот, еще и это. За эти чертовы дни, когда Чжинёна как подменили, он раза в два чаще стал называть его хёном. Раньше вариантов было больше - от "Чжебоми" до "блондохён", при этом каждый раз придумывая новую вариацию уже закрепившегося прозвища. И это было немного обидно. Обидно и странно, словно кто-то доел йогурт, оставленный тобой на завтрашнее утро, хотя ты прятал его в отделении для овощей, завернутым в пакет из-под брокколи. Чжинён больше не прикасается к тарелке, только буравит взглядом букет из листьев, как будто тот убил всю его семью, а в голове Чжебома тем временем формируется одна из самых бредовых идей. Решив, что терять уже, собственно, нечего, он медленно отодвигается от стола, так же медленно встает, обходит стол и усаживается на пол справа от ошалевшего младшего, у которого от шока подбородок грозится вот вот встретиться со скатертью. - Как я уже говорил, я в порядке. В случайном. - Спокойно начинает он, заканчивая фразу почти шепотом, - Что ж ты со мной делаешь, черт... Ехидный голос было собирается что-то сказать, но понимает, что тут он уже ничем не поможет. Здесь уже не поможет ничего, даже те остатки разума, которые Чжебом так бережно пытался сохранить. И сразу в животе появляются бабочки, в голове радужные пони, а где-то в груди словно разожгли маленький камин, в который пошвыряли всю неуверенность вкупе с предрассудками и прочей шелухой. Джуниор, теперь он совсем не выглядит Чжинёном, а самым обычным растерянным ребенком, неуверенно поворачивается, снова собираясь что-то сказать и вздрагивает, когда Чжебом кладет голову ему на колени. Ему страшно, жутко тепло и до ужаса уютно, словно так и должно быть. Словно так было всегда. Слова тают в горле, как сахар в очень горячем чае, и Чжебом окончательно перестает понимать, что он вообще делает. Больше всего он боится, что сейчас эти ладони, перебирающие его волосы, куда-то исчезнут, куда-то исчезнет сам Чжинён, и он останется один без возможности вытащить наружу всю ту теплоту, скопившуюся в нем. Но проходит еще целая маленькая вечность, уместившаяся в минуту, и никто никуда не исчезает. - Что же ты со мной делаешь... Бормочет Чжебом куда-то в колени младшему и тяжко вздыхает. *** Жизнь возвращается в привычное русло, Чжинён снова носится со скоростью пули, сшибая все, что попадается на пути, строит невероятные планы и танцует перед зеркалом по утрам. Если бы Чжебом мог видеть ауры, то вокруг младшего точно бы светилась яркая радуга, от которой глаза начинали бы слезиться. И осознание того, что это активное чудовище, наконец, совсем счастливо, заставляет снова и снова разжигать маленький камин у себя в душе. И все равно ему кажется, что здесь что-то не так. Что он делает что-то неправильно, ошибается. Чжинён выбивает возможность готовить завтрак, когда у них выходной и им не надо рано вставать, стаскивает на пол оба матраса и отказывается спать на отдельной кровати, каждую ночь обнимая Чжебома вместо подушки. Ему снится что-то невероятно светлое и приятное, он улыбается во сне, еще крепче сжимая объятия. В закулисьях, до и после выступлений, он не выпускает старшего из поля зрения, все время норовя к нему прикоснуться, немного подержать за руку, ухватив еще каплю внимания. Чжебом отвечает ему тем же, обнимая со спины где-то в лабиринтах студийных коридоров, шепчет что-то бессвязное и улыбается так, что сводит челюсть. Он до конца не верит в свое счастье и иногда просыпается посреди ночи, ловя обрывки сна о том, как Чжинён смеется ему в лицо, говоря, что все это фансервис, что делал он это только чтобы не расстраивать любимого хёна. А потом, поворачивается и видит блаженно улыбающегося младшего, который даже и не думает просыпаться. И на душе становится спокойнее. - Хён, я хотел сказать тебе одну вещь... Они лежат под одним одеялом, повернувшись лицом друг к другу и молчат, пока Чжинён не открывает рот, чтобы выронить эту фразу. Он резко напрягается и Чжебом чувствует, как электричество вливается в его тело сквозь переплетенные под одеялом пальцы рук. Ему становится страшно, как тогда, в детстве, когда мама выключала свет, закрывала дверь и из шкафа мог вот вот появиться монстр. Внутри тонко звенит натянутая струна, грозящая вот вот разорваться от напряжения, во рту настоящая пустыня, а младший все никак не продолжает. - Я не знаю, правильно я все делаю или нет. Просто... Просто я слишком сильно тебя люблю и очень сильно боюсь, что однажды ты скажешь мне, что просто пытаешься меня поддержать. Или что это все фансервис. Но это же не фансервис! Нас же никто не видит, даже менеджер-хён. Только мы. Ты ведь так не скажешь, да? Я ведь очень сильно тебя люблю, правда. Совсем маленький, пусть между ними всего несколько месяцев разницы, и такой беззащитный. Такой теплый и родной. Чжебому очень хочется рассмеяться, но он не может даже улыбнуться, потому что прекрасно понимает все то, что чувствует тот, кто так сильно сжимает его ладонь в своей. Потому что чувствует то же самое. Потому что тоже любит очень сильно. - Но это совсем не то, что я хотел тебе сказать. - Чжебом удивленно приподнимает бровь, - Я... Я просто никогда еще не... - Не влюблялся? Не влюблялся в парня? Никогда что? - Не целовался, хён! Выпаливает Чжинён, зарываясь лицом в подушку. Даже в темноте видно, что он краснеет, и Чжебом кожей чувствует волны жара и смущения. Ну и что вот ему делать с этим чудом? Как его успокоить, что сказать? Мысли толпами, с гиканьем и улюлюканьем носятся внутри головы, празднуя очередной бунт разума, а их хозяин таращится в маленькую дырочку от сережки на ухе младшего и думает, что дальше сходить с ума уже некуда. Наконец, одна мысль все же достигает цели, заставляя загореться лампочку над табличкой "дошло". - Ты на что намекаешь? - Ехидно интересуется Чжебом, пытаясь повернуть Чжинёна так, чтобы видеть его лицо, - Хочешь наконец получить первый опыт? - А можно? Вот в этом весь Чжинён. Ну и как такого не любить. Вредного, неугомонного, странного, но такого дурашливо-детского, вечного ребенка, который одним словом может перевернуть мир с ног на голову, а потом утверждать, что так оно и было, и, вообще, купите ему мороженого. Он наконец отрывает голову от подушки и удивленно таращится на хихикающего Чжебома. Растрепанный, с огромными искрящимися от безумной любви глазами. И молчит. Ждет, что же ему ответят. А что может быть лучше в таком случае, кроме как сразу перейти к действиям? Чжебому признавать не хочется, что он тоже не такой уж и опытный в этих делах, но он запихивает сомнения подальше в угол, а сам придвигается чуть ближе к Чжинёну. Судя по его лицу, младшего сейчас хватит сердечный приступ, плюс он, кажется, забыл как дышать. Все, что ты делаешь в первый раз, получается неуверенным, скомканным, смазанным. Кроме первого поцелуя. Чжебом не знает, чувствует ли Чжинён то же самое, но его самого слегка потряхивает, когда он прикасается к губам младшего. Его трясет, когда поцелуй затягивается на три секунды. В голове взрываются фейерверки, что-то совсем непонятное происходит в груди, а сердце уже давно поселилось в районе пяток и шлет оттуда пламенные приветы. Ему хорошо, как в тот первый раз, когда он прикоснулся к Чжинёну иначе, не как друг, не как одногруппник. - Понятия не имею, что это было, но если так будет каждый раз, черт возьми, у нас же времени больше ни на что не останется. Ошарашенно выдает младший, когда поцелуй наконец разрывается. Чжебому остается только улыбаться. Ну и к черту книги, фильмы, сериалы, букеты из листьев и их совместное дураковаляние. Подобное времяпрепровождение нравится ему куда сильней.