Black and White

Что такое счастье? Арю не считал, что у него достаточно опыта и мудрости, чтобы ответить на этот вопрос. Однако, лежа на смятых простынях в теплых объятиях любимого человека, ощущая тяжесть его головы на собственном хрупком плече, перебирая пальцами его жесткие волосы, Арю считал себя полностью счастливым. «Еще бы закурить», — мечтательно подумал он, косясь на лежащую на тумбе пачку сигарет, и тут же потянулся к ней, не спрашивая разрешения подымить в спальне чужой квартиры. А разрешение давать ему никто не собирался. Как только тонкие пальцы вытянули из пачки сигарету и потянули ее к губам, Хазуки, мирно лежавший, подмяв под себя любимое нагое тело и уткнувшись влажным лбом с прилипшей к нему челкой в не менее влажную шею Арю, резко выставил в сторону руку и вырвал сигарету из пальцев любовника, пока тот не знал, куда глядеть и блуждал взглядом то по смятой в чужом сильном кулаке сигарете, то по лицу Хазуки, которое весьма трудно было рассмотреть из-за позы, в которой они лежали. — Не кури в постели, — пробормотал недовольно мужчина Арю в ключицу, скользя по ней губами. Делал он это, скорее всего, не специально, ленясь приподняться, взять под контроль свое отяжелевшее, уставшее после трудного рабочего дня и бурных ласк тело. — Ты сам куришь где попало, — попытался возмутиться Арю, но ничего у него не вышло: губы упрямо растягивались в улыбке, когда Хазуки, выбросив сигарету, устроил свою руку на талии парня и, укладывая поудобнее голову, потерся носом о нежную кожу на шее. К тому, как царапается щетина мужчины, Арю уже давно привык и больше этого не замечал. — Но не в постели, — строгим тоном пояснил старший, и у его любовника пропало всякое желание курить в этой спальне. Все-таки и без сигарет он был очень счастлив. «И как мы вообще оказались вместе?» — постоянно задавался этим вопросом Арю. Они с Хазуки были слишком разными: один — мягкий, капризный, заботливый и малость инфантильный, другой — грубый, придирающийся к мелочам, высокомерный, эгоистичный, холодный, что особенно было заметно во время ссор, которые случались часто, но не были серьезными и быстро забывались. А разница в возрасте у них составляла целых одиннадцать лет. Раньше эта цифра пугала Арю, казалась ему неприемлемой, и он был уверен, что Хазуки считал так же, хотя ни разу не выдал этого. Но теперь все было иначе, Арю закрыл глаза на эту разницу, ведь в Хазуки он любил не возраст. Он вообще не видел объективных причин любить этого человека, которому смеяться над младшим и выводить его из себя нравилось едва ли не больше, чем заниматься с ним любовью. Нежности, которой Арю поначалу критически не хватало, от Хазуки ждать не стоило. Он не был романтиком. Да ему даже вежливость банальная давалась с трудом! Хазуки был гордым, самоуверенным, наглым. Но совесть у него все же присутствовала. Также он был, как казалось Арю, чертовски красивым и обладал чем-то, что притягивало других людей, вопреки его отвратительному характеру. Возможно, хорошо скрываемые положительные стороны, так и рвавшиеся проявиться. Например, на самом деле Хазуки любил радовать Арю, но просто не умел этого делать, каждый раз омрачая приятное насмешками или своим наигранным безразличием. Но младший чувствовал, что его любят и им дорожат. Не только чувствовал — он твердо знал это. Ему дали это понять еще очень давно. И это знание делало его счастливым, потому что он тоже любил, хотя и не понимал, за что. * * * — Сенсей! — позвал кто-то из ребят учителя, опередив Арю, все никак не решавшегося это сделать. Присутствие поблизости Хазуки-сенсея волновало его. Ему было неловко и боязно, когда расстояние между ними составляло меньше метра. Арю впервые в жизни оказался в такой ситуации, поэтому он не знал, как ему поступать и как разбираться в своих чувствах. Он был уверен, преподаватель пытается с ним заигрывать. Конечно, он не делал этого открыто и действия, которые Арю называл заигрываниями, могли казаться абсолютно невинными и недвусмысленными. Однако Арю был уверен, что учитель относится к нему по-особенному, смотрит на него не так, как на остальных, разговаривает с ним в совершенно другом тоне, нежели с остальными… — Ну и в чем проблема? Посмотри внимательнее на формулу, которую ты ввел. Вместо тройки должна быть двойка, тогда все выйдет, — и хотя мужчина был учителем, работающим с детьми, пусть даже взрослыми — учениками старшей школы, — в его словах, в его голосе, в его взгляде и выражении лица сквозили насмешка и удовлетворение собственным превосходством, когда ученики обращались к нему за помощью. Но все менялось, стоило поднять руку Арю. — Сенсей... — вдохнув полной грудью, набрался смелости и позвал учителя парень. — Можете подсказать? — Да, конечно, — улыбнувшись одними уголками губ, кивнул Хазуки-сенсей, видимо, довольный тем, что у Арю возникли проблемы и он был вынужден позвать учителя. В такие моменты Арю казалось, что учитель нарочно делает опечатки в заданиях, зная, что они обязательно вызовут вопросы у одного из самых внимательных и способных учеников класса. И когда сенсей подошел и склонился над столом Арю, перенимая из рук ученика мышку, тот невольно задержал дыхание, опасаясь пощекотать им кожу руки учителя. Он должен был следить за манипуляциями Хазуки-сенсея с программой, с которой они работали, однако испуганно отводил взгляд в сторону, умоляя сердце биться в привычном ритме, никуда не спешить. Арю не понимал, почему так реагирует на учителя, ведь другие ученики чувствовали себя комфортно на его занятиях и не думали о глупостях. Но поделать ничего с собой он не мог. Сердце билось все быстрее, руки дрожали, к лицу приливала кровь. Когда урок наконец-то закончится, Арю планировал первым покинуть класс, сбежав от своего мучителя, бросив напоследок вежливое «до свидания» и ощутив между лопаток насмешливый взгляд. Но ему не повезло. — Арю-кун, задержись. Услышав эти слова, произнесенные голосом учителя, Арю вздрогнул всем телом, за что ему стало стыдно, ведь сенсей наверняка внимательно следил за ним в тот момент. Стараясь сохранять спокойствие, подавляя испуг и удивление, Арю послушно застыл у своего компьютера, с сумкой в руках, не сразу осмелившись обернуться к учителю. А тот не торопил его, не начиная говорить, пока в классе находились другие ученики. И это беспокоило Арю, строящего в секунду по двадцать предположений, зачем его могли задержать, одно другого краше. Внутреннее напряжение немного ослабло, когда Хазуки-сенсей, дождавшись, пока все уйдут, наконец-то заговорил. Его слова были лучшим из рассматриваемых Арю вариантов. — Ты хорошо разбираешься в информатике, поэтому я настаиваю на том, чтобы ты принял участие в конкурсе, проводимом между школами нашего города, целью которого является определение лучшего знатока информационных технологий среди школьников. Приз будет денежным, сумма немаленькая. Соглашайся. Подобных конкурсов Арю не боялся, но и желанием принимать в них участие не горел. Особенно если ему пришлось бы демонстрировать свои знания по предмету, который преподавал Хазуки-сенсей. Объяснить это было непросто, Арю сам не знал, чего боялся больше: разочаровать его или обрадовать. В любом случае, согласись он на участие, учитель станет уделять ему еще больше внимания, а Арю этого не хотелось. Но гипнотизирующий взгляд учителя, смотрящего своему ученику прямо в глаза, не позволял ответить отрицательно, Арю чувствовал, что у него язык не повернется сказать «нет», иначе этот тяжелый голодный взгляд задавит его. Или сожрет. — Я не уверен, что готов... Сегодня я допустил ошибку, вы сами видели, — начал едва разборчиво бормотать Арю. Он и не надеялся, что сенсей передумает и отпустит его. Скорее, он давал ему возможность переубедить себя, заставить себя согласиться. — Все мы допускаем ошибки, но их никогда не бывает поздно исправить. Я с радостью проведу для тебя несколько индивидуальных занятий, после которых ты сможешь смело претендовать на первое место в конкурсе, — Хазуки улыбнулся и положил широкую ладонь на тонкое плечо Арю. Прикосновение вынудило того вздрогнуть, и кожа под пальцами учителя тут же запылала огнем. «Какого я на него так реагирую?!» — мысленно прикрикнул на себя Арю. Слова Хазуки-сенсея, которые должны были убедить его дать согласие, только напугали и оттолкнули. Перспектива оставаться один на один с волнующим его учителем Арю не радовала. Но он все-таки кивнул. Робко тряхнул головой, желая поскорее завершить этот разговор и выскользнуть из кабинета информатики. — Я знал, что мой лучший ученик примет верное решение, — Хазуки улыбнулся. Вероятно, его тешил вид покрасневшего Арю, смутившегося словосочетания «мой лучший ученик». Зачем-то сенсей крепче сжал его плечо, и ученик поднял на него взгляд, до этого блуждавший по полу. — Каждый вторник и четверг я буду ждать тебя после шестого урока у себя в кабинете. Конкурс пройдет в конце февраля, думаю, мы успеем подготовиться. — Да... — только и выдавил из себя Арю, согласно кивая. Сейчас медленно тянулась первая половина января, времени на подготовку должно было хватить, учитывая, что ученик схватывал все на лету. Поклонившись, Арю пулей вылетел из кабинета, не спрашивая разрешения учителя уйти и даже не попрощавшись с ним. Захлопнув дверь кабинета, парень прислонился спиной к холодной стене, а затем и приложился к ней пылающей щекой, чтобы остудить себя. Дрожащими пальцами он вцепился в плечо, пожираемое пламенем. Сильные прикосновения учителя будут чувствоваться еще долго, и, возможно, на тонкой чувствительной коже молочного цвета расцветут фиолетовые синяки, глядя на которые, Арю будет думать о странном учителе даже дома... * * * Первое дополнительное занятие прошло без происшествий, учитель не делал никаких намеков, чем вызвал у Арю подозрение, зато дал много нового интересного материала, в котором способный ученик быстро разобрался. На следующем занятии тоже было тихо и мирно. Знания, и ничего кроме знаний. И на третьем не произошло ничего странного, Хазуки-сенсей вел себя сдержанно и не позволял себе лишнего, разве что завел однажды разговор на отвлеченную тему, да и тот касался школы. Вскоре Арю начал сомневаться, не додумал ли он себе лишнего, не почудилось ли ему, что сенсей относится к нему не так, как следовало относиться учителю к ученику. Но через какое-то время начал замечать, что Хазуки все чаще улыбается при нем, все больше с ним разговаривает, почти не смеется над ним и редко ругает, в то время как к другим ученикам он продолжал относиться холодно и смотрел на них свысока. Но тепло, проявляемое сенсеем, больше не пугало, как и сам учитель, которого Арю начинал считать хорошим человеком. Хотя сказать, что парень совсем не боялся учителя, будет означать соврать. Он не боялся находиться с ним в одном кабинете, однако внутри по-прежнему начиналась буря чувств, когда старший подходил слишком близко. А однажды Хазуки, задержав Арю допоздна — на самом деле он его не держал, просто ученик слишком увлекся заданием и перестал следить за временем, а Хазуки, наблюдая за ним с улыбкой, не стал отвлекать, — порадовал Арю, в конце занятия угостив его чаем с печеньем. — Ты, наверное, не ел с утра, так что не отказывайся, — с этими словами сенсей поставил перед учеником чашку и блюдце, на которое неаккуратно высыпано было шоколадное печенье. — Спасибо, но... — попытался возразить Арю. Он был бы рад угоститься, но только не из чашки учителя. Касаться губами бортика, которого своими касался Хазуки-сенсей? К поцелую, пусть и косвенному, Арю готов не был. А сенсей, наверное, и не догадывался, о чем думал парень, разглядывая его темно-синюю широкую кружку. Или, наоборот, прекрасно знал, а потому и улыбался так хитро, внимательно следя за лицом старшеклассника. — Никаких «но», ешь. И так худее девчонки, — заметил учитель, а Арю стало неловко от понимания, что того волнует его фигура. Но он послушно сунул печенюшку в рот, не спеша прикасаться к чашке. И это было верным решением, ведь он обязательно подавился бы чаем, узнав, что Хазуки-сенсея волнуют не только его фигура и, конечно, знания. — У тебя и волосы как у девчонки. Густые, длинные... Обрезать не заставляют? Учитель отодвинул стул, усаживаясь за соседний выключенный компьютер. Немного наклонив голову и подперев рукой щеку, он повернулся к Арю, продолжая изучать его своим пронзительным взглядом. Младшему страшно было обернуться и посмотреть, какие чувства отражены в глазах сенсея. Чувствуя, с какой жадностью на него смотрят, он вообще боялся сделать какое-либо лишнее движение или ляпнуть что-то не то. — Меня просили, но я не хочу... — осторожно признался Арю, продолжая тихонько, как мышь, грызть свою печенюшку. — Ну и правильно. Для таких волос можно сделать исключение из правил, — Хазуки говорил вполне серьезно, а затем, обнаглев в край, как отметил Арю позже, когда вернул себе способность соображать, протянул руку к голове ученика и запустил пальцы в его шелковые волосы, немного потрепав их, а затем пригладив. — Простите, мне пора идти, уже поздно. Спасибо за угощение, — тут же отчеканил Арю, вновь предпринимая попытку спастись бегством. Сенсей все-таки переступил черту. Сперва втерся к нему в доверие, а затем так внезапно атаковал. И предположения Арю не были ошибочными, он действительно привлекал учителя. Это пугало. И льстило. Страшно было не из-за чувств другого человека, а из-за того, кем тот являлся. И из-за того, что Арю не знал, что делать дальше. Из-за того, что внутри что-то шевелилось от одного упоминания имени учителя. Хазуки. Симпатия взрослого мужчины определенно была ему приятна. И это пугало больше всего. — Арю-кун, я бы не советовал тебе одному гулять по темноте. Могу подвезти, если хочешь, — видя, как спешно собирается ученик, отдернувший от себя его руку — да так, что разодрал ее ногтями, — Хазуки тоже поднялся и, убрав чашку с печеньем, подхватил свои ключи и куртку. «Нет, ну он решил меня сегодня добить! Или прибить в своей машине и... Ой». — Нет! — выкрикнул Арю вслух, не заметив этого. Он попытался отмахнуться от дурных мыслей, но те продолжали упорно лезть в голову. Одна другой глупей, они лишь усиливали волнение парня. Руки дрожали и не слушались, так что попытка застегнуть белое пальто, придающее Арю еще больше сходства с девушкой, превратилась в самую настоящую пытку. — Арю-кун, — вздохнул Хазуки, подходя к нему. Неожиданно он подхватил пальцами его подбородок и поднял голову ученика, обращая его взгляд на себя. Младший думал, что прямо в тот момент грохнется в обморок, но ноги продолжали его держать, а картинка перед глазами и не думала плыть. Арю четко видел, что делает учитель, и хорошо слышал его слова. Ничего непозволительного тот не замышлял. — Прекрати так трястись. Не бойся меня и того, что здесь. Хазуки приложил ладонь к груди Арю, которую пыталось пробить бешено колотящееся сердце. Он несколько секунд серьезно смотрел ему в глаза, а затем уступил место себе прежнему. Вновь самоуверенное, веселое выражение лица, усмешка на губах, а пальцы скользнули на пуговицы пальто Арю, ловко их застегнув всего за несколько движений. Но после Арю все же сбежал, вырвавшись первым из кабинета и воспользовавшись тем, что учителю еще надо было выключить компьютер и закрыть дверь. Парню предстояло многое обдумать, переварить слова Хазуки, проанализировать события сегодняшнего вечера, и только тогда он сможет отказаться от побегов и начнет поступать увереннее. Не факт, что так, как хочет сенсей. * * * «Не бойся меня и того, что здесь», — прокручивал в голове слова учителя Арю, стоя перед дверью его кабинета и положив ладонь на грудь, где недавно его касался Хазуки. Если бы Арю еще понимал, что творится в его сердце... Но творилось там что-то грандиозное по своим масштабам. Чувства сходили с ума, метались туда-сюда, не желая уступать друг другу место и варварски громя внутренний покой парня. Вероятно, это означало, что к учителю он неравнодушен. Слишком много он о нем думал, слишком много фантазировал, слишком много интимных сцен представлял, и в итоге сам поверил, что у них с сенсеем должно что-то быть. Но ведь это непозволительно! Даже не потому, что они оба мужчины, а потому, что Хазуки гораздо старше, он — его учитель, в конце концов... «Но ведь это он проявляет инициативу, а не я. Так что виноват тоже он. Я всего лишь жертва этого нахального охотника», — решил Арю, отнимая руку от груди и кладя ее на дверную ручку. Он решил не строить никаких планов и действовать по ситуации. Как ему будет хотеться в конкретный момент, так он и поступит. Но даже принятое решение не умалило волнения парня, и тот вновь ощутил уже знакомую дрожь в руках, когда открывал дверь. Хазуки-сенсей обнаружился стоящим у открытого окна с сигаретой в руках. Он о чем-то упоенно размышлял и даже не заметил сразу, как в класс зашел другой человек. Арю трудно было заметить, сейчас он вновь сильно напоминал мышку. Сжавшись, ученик, не дыша и не моргая, засмотрелся на то, как учитель затягивается, обхватывая губами сигарету, а затем красиво выпускает дым в окно... — О, Арю-кун, здравствуй, — наконец-то заметил младшего Хазуки и, потушив сигарету о подоконник, выбросил ее из окна, которое тут же закрыл. Все-таки на улице было холодно, и если взрослый мужчина мог позволить себе стоять у открытого окна в одной тонкой водолазке, то о здоровье ребенка, пусть и взрослого, он должен был переживать. — Чего застыл у двери? Проходи. Я на сегодня подготовил тебе несколько интересных заданий, над которыми придется поломать голову... Учитель направился к компьютеру, за которым обычно работал Арю. Тот уже был включен, значит, парня ждали. Тот, в свою очередь, медленно повесил на крючок пальто и тоже пошел к своему рабочему месту. — Сенсей, курить в классе запрещено... — невнятно пробормотал он, подойдя поближе и выжидающе уставившись на учителя. — А ты такой правильный, Арю-кун, — хмыкнул Хазуки, даже не переведя на него взгляд. Конечно, он смеялся с этого, потому что сам был чертовски неправильным и позволял себе все то, чего другие преподаватели остерегаются. И это заставляло свидетелей его наплевательского отношения к правилам думать, будто рядом с Хазуки дозволено все... И Арю не был исключением. Он старался так думать, он списывал все их ошибки, пока еще только будущие, на странность учителя. Так было проще. В ответ Арю только хмыкнул и дернул плечом, выдвигая стул, на который собирался сесть. Хазуки, открыв документ с заданиями на его компьютере, отстранился, позволяя ученику начать работу. Отойдя к учительскому столу, старший улыбнулся своим мыслям и довольно посмотрел на Арю, сегодня смело подошедшего к нему и даже попытавшегося в чем-то его упрекнуть. Взгляд на себе ученик, конечно, почувствовал, но он уже не смутил его. Находясь рядом, Хазуки постоянно пялился на красивого и умного парня, и тот больше удивился бы, если бы сегодня учитель не стал за ним следить. Арю едва начал читать первое задание, которое, как обещал сенсей, должно было вызвать трудности, как его тут же отвлекли. — Я забыл показать тебе учебник, который может помочь подготовиться и выполнить эти задания в частности, — прямо за спиной послышался низкий голос учителя. Хазуки как будто умел перемещаться в пространстве! Еще секунду назад он стоял у своего стола, а теперь ладонь его накрыла руку, которую Арю не успел убрать с мышки. Ученик тут же ее выдернул и почувствовал, что она пылает огнем, как и плечо позавчера. Хазуки все это проигнорировал, уставившись в монитор, но Арю был уверен, что тот довольно усмехается у себя в мыслях. — Взгляни лучше на экран, Арю-кун, — пока учитель к нему не обратился, парень даже не заметил, что пялится на его шею, сжав правую руку левой, прохладной. Арю засмотрелся на привлекательного учителя не в попытке оценить его красоту, а потому что пытался найти хотя бы намек, зачем тот делает то, что он делает. Он пытался разгадать намерения Хазуки, но на данный момент сделать это было невозможно... Ничего не сказав учителю в ответ на унизившую его фразу, парень послушно повернул голову к монитору и стал разглядывать обложку раскрытого учебника. Хазуки, наверное, польстило то, что Арю на него засмотрелся, он счел это еще одной своей победой. Но почему, черт возьми, глупости делал только он, а дураком всегда в итоге выглядел Арю?! «Как будто он только этого и добивается», — раздраженно подумал младший, понимая, что на самом деле все гораздо сложнее. Хазуки мог поглумиться над ним и другим способом, заигрывать было вовсе не обязательно... И все-таки самую большую глупость совершил не Хазуки, а Арю собственноручно. Вернее, совершал он ее совсем не руками... Задания, которые подготовил учитель, и в самом деле оказались ужасно сложными. Над одним только первым Арю ломал голову полтора часа. Сенсей подшучивал, что такими темпами они и до утра школу не покинут, но, тем не менее, охотно объяснял Арю его ошибки, подсказывал и постоянно к нему подходил. Так много раз нависал над столом ученика, что тот перестал чувствовать аромат его парфюма. А когда Арю поймал себя на мысли, что хочет ощутить не запах химии, а запах кожи учителя, он понял, что перетрудился. — Может, отдохнешь? — весьма кстати предложил Хазуки, подходя сзади, кладя руки Арю на плечи и начиная их массировать сквозь ткань свитера. Парню следовало бы расслабиться, но он наоборот напрягся в ответ на прикосновения. Среди учителей ведь не принято делать массаж уставшим ученикам? — Сенсей... — сделав глубокий вдох и выдохнув, взвесив все «за» и «против», сжав кулаки, наконец-то Арю решился задать главный беспокоящий его вопрос. Все-таки если хочешь узнать что-то о человеке, лучше спросить его прямо, а не додумывать и выслушивать домыслы других. — Чего вы хотите от меня? Хазуки замер, прекратив движения. Видимо, он задумался, как ответить ученику. Но думал он недолго. — Странный вопрос, Арю-кун... Я хочу, чтобы ты пополнял свои знания и победил в конкурсе, — серьезно ответил мужчина таким убедительным голосом, что любой другой на месте Арю засомневался бы в своих догадках и устыдился бы их. Но Арю знал, что Хазуки-сенсей недоговаривает. Иначе что его пальцы делали на ключицах ученика, забравшись под ткань шерстяного свитера? Арю знал, что если обернется, увидит не искренность в глазах учителя, а очередную насмешку, но все-таки медленно к нему повернулся. Он не ожидал, что лицо учителя окажется так близко. Тот зачем-то склонился к нему и, сложив руки на спинке стула, широко улыбался. Арю словно током шибануло, внутри все забурлило, в ушах зашумело, он вновь не мог дышать и моргать, с восхищением и испугом, как маленький зверек на роскошную дикую кошку, глядя на сенсея, чье лицо было расположено всего в нескольких сантиметрах от его собственного. А затем какая-то невидимая рука толкнула его вперед, прямо в пасть своего хищника. Только боли Арю не ощутил — лишь пьянящий восторг и привкус табака, — когда его губы соприкоснулись с губами Хазуки. Учитель целовал умело, уверенно и жадно, а Арю... это был его первый поцелуй, и он пока не знал, как относиться к произошедшему. Но когда все повторилось, понял, что ни на секунду не жалеет о содеянном. Даже если человек, чей язык проникал в его рот, чья щетина колола его нежные щеки, чьи сильные руки до синяков сжимали его плечи и талию, был его учителем. * * * Арю казалось, что их с Хазуки странные отношения, которые отношениями называть он решался лишь мысленно, длятся уже целую вечность, хотя на деле прошло только две недели. Две недели, наполненные решением трудных заданий, стуком пальцев по клавишам, томными вздохами, крепкими объятьями и продолжительными страстными поцелуями, которые неизменно следовали после окончания работы, словно награда. Только Арю порою казалось, что это он награждает учителя, а не наоборот, ведь целовал тот с большим желанием. И все-таки Арю было безумно приятно получать эти ласки, просто он к ним все никак не мог привыкнуть. Он больше не боялся прикасаться к Хазуки и не вздрагивал под его прикосновениями, его тянуло к учителю, и он был рад, что имеет возможность удовлетворять свои непозволительные желания, в которых признался он себе тоже не сразу. Но ему все еще казалось, что их обязательно однажды застукают, хотя Хазуки и запирал в кабинете дверь. Арю казалось, что даже у стен есть глаза, и они наблюдают за ними с осуждением. Арю позволял себе нечто неправильное, он был виноват, но вины при этом не чувствовал, ведь ему нравилась их с сенсеем связь. Он боялся, что о его вине узнают другие и создадут ему ненужные проблемы. Еще боялся надоесть Хазуки. И того, что мужчина пожелает большего, чем просто поцелуи и объятья. К более решительным действиям он не был готов. И все-таки Хазуки потребовал то, что его юный любовник дать ему не мог. Это был особенный день для Арю — его день рождения, его семнадцатилетние. Он надеялся, что этот праздник будет самым лучшим, самым запоминающимся в жизни. В итоге было исполнено лишь второе его желание. Но о том, как все сложится, с утра он знать не мог, а потому и укладывал старательно волосы, выглаживал свой новый стильный свитер и даже рискнул надеть в школу серьги — проколы в ушах, а точнее, разрешение сделать их было частью подарка родителей. Но даже в этот день он старался не для себя — ему хотелось произвести впечатление на Хазуки, заметить бесконечное обожание в его взгляде. Это было бы лучшим подарком для Арю, который едва признался себе, что имел неосторожность влюбиться в учителя. Это была его первая влюбленность, и Арю с головой погрузился в новые для себя чувства, от которых начал получать удовольствие. Что ж, своего он добился, явившись к учителю в своем нежном образе. Это было ошибкой Арю, что, зайдя после шестого урока в кабинет информатики, он сразу не заметил, в каком настроении находился Хазуки, думая лишь о том, как будет радоваться, если учитель весь вечер не сможет отвести от него взгляд. Голые запястья, шея и ключицы, собранные в хвост пышные волосы, открывающие уши, в которых красовалось по два гвоздика, узкие штаны, обтягивающие тонкие длинные ноги, — все это без вариантов должно было привлечь внимание учителя. — Шикарно выглядишь, Арю-кун, — сделал ему комплимент Хазуки, оценивающе осмотрев парня с ног до головы. Тот возликовал, однако виду не подал, сдержанно улыбнувшись и поклонившись. Он не ожидал, что прозвучит следующая фраза. — Для меня старался? Арю растерялся, услышав такой вопрос. Да, он действительно старался для этого человека, но это не было единственной и даже основной причиной, почему он пришел в школу сегодня в таком виде. Хазуки спрашивал так, словно считал себя пупом земли или, по крайней мере, миром своего ученика. Арю это не понравилось. — Нет, просто у меня сегодня праздник... — попытался объяснить он, однако Хазуки его слова, похоже, не очень-то интересовали. Тот, пройдя мимо, закрыл на замок дверь и убрал ключи в задний карман своих джинсов, а затем повернулся к Арю и недобро на него взглянул. Только тогда младший заметил, каким напряженным и недовольным выглядел его сенсей. Видимо, кто-то с утра уже подпортил ему настроение... И неужели теперь тот планирует отыграться на имениннике? — Не оправдывайся, Арю-кун. Мы оба знаем, что ты течешь, как сучка, думая о своем сенсее, — хмыкнул Хазуки, подходя к ученику, кладя ладонь ему на щеку и начиная нежно ее поглаживать. При этом он смотрел парню в глаза и мерзко улыбался. Арю был слишком шокирован услышанным, чтобы как-то отреагировать на прикосновение. От хорошего настроения не осталось ни следа, широко раскрытые глаза, глядящие на учителя, быстро наполнялись слезами. — Что ты несешь?.. — шепотом спросил он, все еще надеясь, что все происходящее — просто дурной сон, приснившийся ему на уроке физики, на котором Арю нередко засыпал под монотонное бормотание учителя. — Не плачь, детка. Ты так развратно стонешь в поцелуи, что я ни за что не поверю, что ты у нас невинная овечка, — продолжал издеваться Хазуки, и, к несчастью Арю, все происходящее было более чем реально. — Заткнись! — прикрикнул на него Арю и с размаху ударил его ладонью по лицу. Хазуки убрал свою руку с его щеки и приложил к своей, которая тут же запылала. Но пощечина его не отрезвила, поэтому, быстро отойдя от легкого шока, мужчина схватил руки ударившего его парня и завел их ему за спину. Тонкие запястья он заковал в надежные наручники в виде тисков собственной левой руки, а правую опустил ему на бедро, начиная его гладить. — Какой ты сегодня дерзкий, — подметил Хазуки и припал губами к шее Арю, тот попытался отстраниться, но у него не вышло. Слезы горошинами катились по щекам и падали на лицо и шею Хазуки, но тот их игнорировал. Он сошел с ума, позволив себе оставлять следы на нежной коже ученика, которые тому потом придется скрывать, и запустить руку под кофту Арю, поглаживая поясницу и забираясь пальцами под резинку трусов. И это при том, что младший ничего подобного не желал и был против таких действий. — Какой ты сегодня ублюдок! — злобно выпалил он и, когда Хазуки дернул бегунок на его ширинке, яростно наступил ему на ногу, придавливая ее каблуком своих тяжелых ботинок. Боль, которую ощутил учитель, все же вынудила его отстраниться от бедного парня. Тот спешно застегнул брюки и отскочил на несколько шагов назад, словно это могло спасти его от тронувшегося умом сенсея, с которым он находился наедине в закрытом кабинете. Размазывая ладонями по щекам слезы, чтобы выглядеть не слишком жалко и смешно, обиженный и разгневанный Арю смело рассказал повышенным голосом учителю все, о чем думал последние несколько минут. — Хотя, наверное, ты всегда был таким ублюдком и видел во мне только интересную игрушку. Изначально хотел просто поиметь меня, вот и начал эту дебильную игру в школьный роман. Ты мерзкий, Хазуки! И ты выбрал не тот день! У твоей игрушки вообще-то сегодня день рождения, который ты безнадежно испортил. Выпалив все на одном дыхании, Арю, провалив попытку выглядеть хоть немного мужественно, всхлипнул, вновь заливаясь слезами, которые не успевал утирать. Это был худший день рождения в его жизни, и он был благодарен неизвестно кому хотя бы за то, что Хазуки не смеется с его позорного вида прямо ему в лицо. С него сталось бы. Но даже не смеясь, он умудрился ранить Арю не менее сильно, чем если бы расхохотался, глядя на плачущего парня, у которого от мужчины был один член между ног. — Это значит «нет»? — не особо вникая в бурную речь ученика и не чувствуя укола вины после его последних слов, спокойно спросил Хазуки, приподнимая одну бровь? В этот момент Арю захотелось врезать ему повторно. Не просто врезать, а завалить на пол и до полусмерти запинать ногами. — Какой догадливый! — вместо того, о чем желал, выкрикнул он, пропитав свою короткую фразу сарказмом, а затем покосился на дверь, расположенную за спиной к Хазуки. Приближаться к учителю хотелось меньше всего, но при этом больше всего хотелось покинуть этот кабинет. Найти решение проблемы было, пожалуй, труднее, чем решить задания повышенной сложности по информатике. Арю был уверен, что так просто учитель его сегодня не отпустит. — А ты уверен, что не хочешь этого? — ожидаемо продолжал Хазуки-сенсей этот бессмысленный диалог, хотя и дурак понял бы, что переубедить Арю шансов нет. «Его эгоизм имеет границы? Как я мог влюбиться в такую скотину? Как я мог рисковать репутацией ради него?!» — недоумевал младший, не зная, как бы ответить на этот вопрос. Даже сейчас его чувства к сенсею не покинули его, и он, конечно, хотел все, что было связано с Хазуки. Однако после того как он поступил, после всего, что он сказал, Арю не мог подпустить его к себе. Даже если у него начнется ломка по ласкам этого человека, он не позволит ему даже посмотреть в свою сторону, собрав остатки своей побитой гордости. — Да я лучше труп крысы съем, чем займусь с тобой... этим! — в сердцах заверил Арю учителя, искренне веря своим словам. Но они не были ответом на вопрос Хазуки. Возможно, прошло бы какое-то время и Арю подготовился бы к физическому слиянию с учителем и был бы этому рад. Но теперь в приоритете было спасение гордости, а не удовлетворение желаний. — Хорошо. Можешь идти, — равнодушно ответил на заявление ученика Хазуки-сенсей, махнув головой, отойдя с прохода и протянув парню ключи. Этот его поступок задел Арю почему-то сильнее, чем предыдущие. Он не хотел, чтобы его переубеждали, он просто надеялся, что хоть что-то значит для Хазуки. А тому, кажется, было все равно, есть в его жизни этот школьник или нет. — А? — растерянно переспросил Арю, прекратив плакать. — Вали. — Хазуки раздраженно выдохнул, и младший почувствовал себя так, словно его макают лицом в грязь, грубо ухватив за волосы. — Я не стану тебя насиловать. Ты не единственный человек на земле, я уж найду кого-нибудь посговорчивей. «Тогда какого черта ты приставал ко мне?» — чуть вслух не спросил Арю, только после задумавшись, что, возможно, Хазуки, заведя роман с ним, хранил ему... верность? Это звучало глупо, но было вполне вероятно, что мужчина так набросился на него потому, что у него никого давно не было и он считал, что именно Арю должен его удовлетворить. Такие догадки вызвали в младшем весьма противоречивые чувства. Ему было бы приятно узнать, что все именно так и было, и в то же время он был зол на Хазуки, который, ничего не объясняя, кинулся на него с обидными обзывательствами, разозленный кем-то ранее, возомнил, что может отыграться на том, кто был готов открыть ему свое сердце, нагрубил, наплевал на слезы и новость о празднике, демонстрируя ледяное равнодушие к тому, кто желал быть любимым, а теперь прямо заявил, что переспит с кем-то другим. И неужели Арю больше не был ему нужен? Неужели он был прав, предполагая, что учитель закрутил с ним отношения только ради секса? Так зачем тот был так ласков и осторожен ранее? Почему искренне улыбался шуткам Арю? Почему не спал с другими, если это действительно было так? — Ты... Ты... — выдавил из себя парень, не зная, какое обзывательство будет более удачным и подходящим данной ситуации. — С днем рождения, Арю, — зачем-то произнес безразлично Хазуки, чем окончательно вывел парня из себя. — Сука! — сквозь зубы едва слышно выдавил он, хотя хотелось заорать так громко, чтобы было слышно даже на улице. Вырвав ключ из руки Хазуки, Арю трясущимися руками с трудом открыл дверь и, чуть не забыв забрать с вешалки пальто, вылетел в коридор, а затем со всех ног рванул во двор, бегая так быстро, как не бегал даже тогда, когда сдавал нормативы по физкультуре. Оказавшись на улице, Арю, повинуясь внезапному желанию, обернулся и посмотрел на окна кабинета информатики. И все-таки увидел там того, кого надеялся и не надеялся увидеть одновременно. Хазуки курил, глядя прямо на него мрачным сосредоточенным взглядом, а затем прикрыл лицо одной своей рукой, туша сигарету и прислоняясь плечом к стене. Если бы он этого не сделал, Арю точно показал бы ему фак. Но он, пользуясь тем, что на него не смотрят, быстро выбежал за ворота и рванул в противоположную от дома сторону. Глаза опять слезились то ли от досады, то ли от холодного ветра, насквозь продувающего ненадежное пальто Арю. Но тому просто необходимо было освежиться и подумать, немного прогулявшись по городу. Тем более мать не ждала его домой так рано и наверняка еще не успела закончить приготовления к праздничному ужину, присутствовать на котором у Арю не было никакого желания. * * * В качестве небольшого бонуса к подаркам на день рождения Арю попросил у матери дополнительный выходной, чтобы в среду, на следующий день после сцены в компьютерном классе, отсидеться дома и прийти в себя. Мать, видя, что ее ребенка что-то тревожит, неохотно, но разрешила сыну пропустить занятия. В итоге Арю весь день не вылезал из постели, закрывшись у себя в комнате. Укутавшись в одеяло, он разглядывал вишню, растущую за окном, на голые ветки которой аккуратно ложился первый в этом году снег, и думал о том, что чувствует. Несмотря на то, что сделал Хазуки, чувства Арю к нему не изменились, к ним разве что добавилась обида, настолько сильная, что трудно было сдерживать все никак не кончающиеся слезы. Хазуки был скотиной, но Арю любил эту скотину, и чем дальше бежало время, тем больше все произошедшее в его праздник напоминало ему сон. В реальной жизни Хазуки не мог так поступить, он все-таки был учителем, работал с детьми, он все-таки всегда был аккуратен с Арю, хотя и вел себя с ним не так, как взрослый, а как его сверстник или парень на пару лет старше. Во вторник с сенсеем что-то явно было не так. «Может, он сможет оправдаться? Если вообще захочет...» — невесело размышлял Арю. Он не должен был возвращаться к Хазуки ради спасения своей гордости, однако мысль о том, что тот и не желает его возвращения, была просто невыносимой. А еще Арю было стыдно, что после того, как с ним обошлись, он пытается оправдать этого человека и тайно надеется, что ситуацию удастся исправить. Он хотел этого, хотел, чтобы у них с Хазуки все было как раньше, а вчерашний день просто стерся из истории их отношений. Но ведь это была первая влюбленность Арю, которая имела все шансы перерасти в любовь — по крайней мере, до вчерашнего дня, — и он не хотел, чтобы все так быстро и печально закончилось. В четверг Арю все же пришлось пойти в школу, предварительно убедив мать, что у него там нет никаких проблем и что грустил он потому, что боится взросления. Та охотно поверила в это вранье и даже попыталась поддержать сына, который ее не слушал. Это был четверг, день очередного дополнительного занятия по информатике, однако до нужного кабинета после уроков Арю так и не дошел. Он не решился встретиться с учителем, на которого все еще был зол, и собрался тихонько уйти домой. Ему необходимо было заниматься, чтобы победить в конкурсе, на участие в котором уже был записан, однако он не видел смысла стараться, если победу не сможет разделить с сенсеем, если тому она будет безразлична. Конечно, избегать Хазуки до конца обучения в школе у Арю не вышло бы, поскольку в их школе был всего один учитель информатики, проводивший уроки в их классе дважды в неделю. Превращаться в прогульщика добросовестный ученик не собирался, но за отсутствие на дополнительном занятии «н» ему никто не поставит, а значит этим уроком можно пожертвовать. Парень был намерен как можно дольше оттягивать неприятную встречу. Но планам его не суждено было сбыться. Уйти ему не дали. Заткнув наушниками уши, Арю рванул прочь с территории школы, засунув в карманы руки и глядя себе под ноги. Стоило ему выйти за ворота, как его тут же кто-то схватил за руку и рывком потянул в сторону. Растерявшийся Арю чуть не упал и не сразу сообразил, что произошло. Вытащив из ушей наушники, он поднял глаза и увидел перед собой Хазуки, расслабленно покуривающего и держащего подмышкой какую-то коробочку. Безмятежность его явно была напускной, ведь рука, сжимающая предплечье Арю, сильно напряглась, и парень не сомневался, что на его чувствительной коже останутся синяки от пальцев учителя. Тот должен был об этом знать, однако ослабить хватку не рискнул. — Так и знал, что сбежишь, — привычным насмешливым тоном произнес Хазуки, лицом при этом оставаясь мрачным. — Я не сбегал! — огрызнулся Арю, тоже напрягшись и приготовившись в любой момент вцепиться ногтями в лицо посмевшего насмехаться над ним после всего, что сотворил, мужчины. — Да? Мой кабинет вообще-то в другой стороне, — Хазуки кивнул в сторону здания школы, оставшегося позади, и Арю скрипнул зубами. Врать и оправдываться он не собирался. Этим мог заняться Хазуки, ведь проблема была в нем. «Как ты себе это представляешь? Я пришел бы к тебе в кабинет, поздоровался и как ни в чем не бывало сел бы делать твои задания? А потом позволил бы тебе целовать меня во все места, сидя у тебя на руках и разглядывая звезды, сияющие за окном?» — мысленно обращался к учителю Арю. Ему очень хотелось произнести свои вопросы вслух, однако вредность и обида приказывали ему молчать. Он, не произнося ни слова, сверлил учителя злобным взглядом, пытаясь достучаться до совести. Может, она не полностью сдохла в этом мужлане... И, кажется, Арю удалось. — Прости, — с минуту молча поиграв с младшим в гляделки, наконец-то едва слышно произнес Хазуки. Швырнув на землю сигарету, он перехватил пальцами коробку, которую все это время держал. Это были конфеты. Протянув их парню, мужчина отвернулся и гордо задрал голову. Арю удивился, как он не подавился этими словами, сумев произнести их с первой попытки, и как это ему хватило мозгов не швырнуть конфеты ученику в лицо. Да, Хазуки извинялся, но делал это так, словно оказывал услугу. Словно его вынудили оказать услугу, а он вовсе не был виноват. Арю раздражало, когда гордые петухи пытались выглядеть круто даже во время извинений, при этом действительно рассчитывая, что их простят. — Да пошел ты, — фыркнул Арю, резко вырывая свою руку из ослабевших пальцев сенсея и разворачиваясь, чтобы уйти. Ему очень хотелось простить Хазуки. Не сказать неискреннее утешительное «прощаю», а на самом деле перестать злиться, винить и позволить себе и мужчине вернуться к тому, на чем они остановились, прежде чем все испортить. Но Хазуки не мог даже правильно извиниться, чтобы Арю стало хоть каплю легче. Ни поздравлять не умел, ни извиняться. И как нежного, эмоционального, чувствительного Арю жизнь свела с этим куском льда? Далеко парень не ушел. Едва он сделал шаг, его опять схватили и дернули назад с такой силой, что Арю потерял равновесие и рухнул на учителя. Разлеживаться на нем он не собирался, но Хазуки обвил рукой его талию, тесно прижимая к себе. Арю вновь залился краской, и он испуганно посмотрел по сторонам, надеясь, что все сейчас на уроках и никто не увидит двоих, обнимающихся за забором. Вырываться он даже не пытался, зная, что Хазуки сильнее и не выпустит его, пока сам не захочет. Склонив немного голову, сенсей прислонился губами к уху Арю, покалывая его своей щетиной. — Я знаю, что не умею извиняться, потому что ни перед кем никогда этого не делал. Но тебя сейчас прошу меня простить. За то, что я натворил, действительно необходимо извиниться, — вкрадчиво произнес он, после чего отстранил от себя удивленного парня и вложил ему в руки конфеты. — Неужели ты думаешь, что я так быстро тебя прощу? — не зная, что еще сказать, так как произнести то, что желал услышать Хазуки, не был готов, спросил Арю. — Ты... — Я был как никогда зол, узнав не очень хорошие новости от друга, а ты выглядел как никогда соблазнительно в своем прелестном наряде. Я не смог себя контролировать, — объяснил Хазуки. Его аргументы показались Арю не очень убедительными, однако он напомнил себе, что не имеет права судить человека, не побывав на его месте. Если Хазуки утратил над собой контроль, значит, слова друга и внешний вид любовника на самом деле сильно его впечатлили. Залюбовавшись задумчивым лицом Арю, Хазуки взял его за плечи, отводя немного назад, чтобы их не было видно из окон, а затем ласково провел большим пальцем правой руки по его щеке, обхватив тонкий подбородок парня. — Не обижайся на то, что я хочу тебя. «Хочу», а не «хотел» — и настроение Арю быстро поползло вверх. Он все еще был нужен Хазуки, более того, тому без него было настолько хреново, что он первым пришел мириться. И хотя делал он это отвратительно, Арю уже начинал подумывать о том, чтобы отпустить свою обиду. Ну как можно ломаться, находясь в теплых объятьях этого гада, когда он смотрит на тебя глазами, полными надежды и желания? «Сильно же его... в меня», — не без удовольствия подметил Арю. Ему было приятно, что его чувства разделяет и тот, к кому они испытываются. Умел бы Хазуки их выражать еще... — Я обижаюсь на то, что ты свинья. Мог бы хотеть меня и повежливее. — Арю вздохнул и сдался, уткнувшись лбом мужчине в грудь, и тот обнял его ссутуленные плечи. — Значит, прощаешь? — с ноткой надежды в голосе, не удержавшись, уточнил Хазуки, не отрывая от себя парня. Сейчас он старался быть нежным, не делать резких движений и не говорить ничего резкого тоже. Он очень осторожно обнимал Арю, хотя последнему и хотелось, чтобы его стиснули сильными руками до хруста костей. — И не надейся. Пока что не могу ни простить, ни забыть. Но даю тебе шанс все исправить, — Арю улыбнулся мужчине в грудь одними уголками губ, а тот нахмурился, недовольный тем, что младший пытается им управлять. Однако выбора у него не было. Тем более если Арю простит его, всегда будет возможность наказать его. — Можно уже приступать к исправлению? — неожиданно серьезно спросил Хазуки, отстранив Арю, и тот, не переставая удивляться сегодняшнему его поведению и предвкушая что-то интересное, согласно кивнул. — Тогда мы отправляемся пить кофе с пирожными, что стоило сделать еще позавчера. Это тебе шестнадцать исполнилось?.. — Семнадцать, — покачал головой Арю, не сдерживая счастливой улыбки. Они с Хазуки натворили много ошибок, но сейчас Арю был счастлив, хотя и подозревал, что с таким человеком, как его учитель, это ненадолго. Едва не забыв о конфетах и чуть не уронив их, он спешно спрятал коробку в сумку и поспешил за ушедшим вперед Хазуки, который и не подумал притормозить, чтобы подождать его. — Семна-а-адцать, — тянул он, словно пробовал это слово на вкус. — Совсем взрослый уже, а все еще такой ребенок. Хазуки усмехнулся в привычной манере, а Арю пожал плечами. Спорить он не собирался, ведь сам порою ловил себя на похожих мыслях. Хазуки, во всяком случае, тоже взрослым не был. Вернее, он был взрослым, но не таким, к каким привык Арю, ведь те обычно снисходительно относились к детям, вели себя благоразумно и умели сдерживаться. А Хазуки смеялся над всем миром, и на все ему было плевать. Но только не на Арю, что тот понял, когда старший впервые произнес «прости». * * * Первое место в конкурсе Арю занять не повезло, и он догадывался, что это потому, что они с Хазуки тратили на ласки то время, которое следовало тратить на учебу. Но никто из них об этом не жалел, тем более что Арю присудили второе место, которому и учитель, и ученик, и руководство школы были несказанно рады. Правда, радость длилась недолго — пока Арю не понял, что его дополнительным занятиям с Хазуки пришел конец. Но все равно по привычке в следующий четверг он пришел после уроков в компьютерный класс. И Хазуки его там ждал. — Ты хочешь заниматься со мной и дальше, Арю-кун? — насмешливо поинтересовался Хазуки, приподняв одну бровь. Младший мог бы задать ему тот же вопрос, но решил проигнорировать насмешку и честно ответить. — Ага, только не информатикой, — кокетливо взмахивая ресничками, прошептал парень, подкрадываясь к учителю и кладя свои холодные ладони на его теплые плечи. — Тогда мы можем продлить наши встречи. И участить их. И перенести в другое место... — так же тихо предложил учитель, опуская руки на талию парня и поглаживая его бока, запуская пальцы под задирающийся свитер и прикасаясь к теплой коже холодными пальцами, из-за чего Арю начинал вздрагивать и извиваться. Это стало концом их вечерних поцелуев в запертом, темном кабинете информатики и началом регулярных походов в кафе, кинотеатры, где пара устраивалась исключительно на последних рядах, и свиданий у Хазуки дома, которые поначалу пугали и интриговали Арю, но со временем стали неотъемлемой и горячо любимой частью его жизни. Так Хазуки, дождавшись выходных, впервые пригласил Арю к себе под предлогом празднования занятия его учеником призового места в конкурсе, к которому они готовились полтора месяца, полтора месяца, которые раз и навсегда изменили их жизни. Арю недолго колебался, но все же согласился, хотя и понимал, чем могут закончиться посиделки с учителем на его территории. Неприятные события, некогда чуть не развалившие их едва зародившиеся отношения, имели место месяц назад. Теперь же Арю и Хазуки были ближе друг к другу, больше друг другу доверяли и позволяли. И Арю знал, что сенсей по-прежнему верен ему, и ему было стыдно, когда каждый вечер он, ерзая у него на коленях, чувствовал под собой твердый орган мужчины, но не помогал справиться Хазуки с возбуждением, причиной которого являлся. Теперь же Арю ехал в гости с определенной целью. Даже если Хазуки не будет к нему приставать, он был намерен наградить учителя тем, что тот желал. Теперь он был готов, теперь он знал, что действительно этого хочет. — Чай будешь или сок? — хитро улыбаясь, спросил Хазуки у Арю, восхищенно изучавшего его просторную кухню. — Эй, брось уже свои тупые шуточки! — возмущенно ответил ему младший, выдирая у мужчины из рук бутылку коньяка, которым тот наполнил свою рюмку, и наливая алкоголь и себе. Хазуки окинул Арю оценивающим взглядом и, хмыкнув и вновь продемонстрировав свою привычную ухмылку, приподнял рюмку. — Тогда за то немногое, чего мы добились, — произнес он тост, после чего они выпили. Арю жадно влил в себя алкоголь и чуть не выплюнул его, скривившись и швырнув на стол рюмку. Хазуки, расправившись с напитком без проблем, тут же захохотал. Он даже не сомневался, что этот ребенок, впервые поцеловавшийся в шестнадцать лет, не пил ранее, а теперь переоценил себя, желая впечатлить учителя. Впечатлил. — Надо было соглашаться на сок, — отсмеявшись, произнес Хазуки, после чего отломил дольку от шоколадки, лежащей на столе, и, обхватив ее губами, протянул Арю, сжимая его в объятьях и притягивая к себе. Парень жадно вырвал шоколад у Хазуки, однако тот оказался горьким, и Арю скривился еще сильнее, так как любил только сладкий молочный шоколад. Взглянув на Хазуки, он понял, что тот вот-вот заржет опять, и чтобы избежать этого, Арю заткнул его поцелуем, поначалу неловким и легким, но позже глубоким и полным страсти, таким, как любил Хазуки. И на этом самая невинная, но не самая приятная часть вечера была завершена. Прекратить целоваться всегда было непросто для этих двоих. Они отрывались друг от друга, переводили дыхание, поправляли другу волосы и вновь вцеплялись в губы, продолжая терзать их с тройной жадностью. И если обычно их вынуждали прекратить обстоятельства — позднее время, стук в дверь кабинета, завершение сеанса кино, случайные не в меру любопытные прохожие, — то у Хазуки дома тормоза у обоих отказали, а чувство вседозволенности опьяняло сильнее выпитого алкоголя. Арю и не заметил, как из кухни они перебрались в спальню, просто в какой-то момент он ощутил под собой мягкое покрывало, а крепкие руки Хазуки, придерживавшие его за спину, пробрались под одежду и теперь ласкали грудь парня, вынуждая его постанывать в поцелуй, когда пальцы сжимали соски. Раздевал Хазуки его неожиданно медленно, зацеловывая каждый оголившийся сантиметр бледной кожи. Арю и не ожидал, что этот нетерпеливый мужчина, слишком долго ждавший этого момента, будет так нежен с ним в постели. Сам он, недооценивая выдержку Хазуки, пытался его поторопить, помогал ему стягивать с себя одежду и раздевал самого мужчину, насколько позволяла поза. Он не видел смысла оттягивать неизбежное, ему даже хотелось поскорее ощутить в себе любимого человека и стать по-настоящему взрослым. Возможно, так влиял на Арю алкоголь, возможно, сам Хазуки, не вызывающий страха, не причиняющий ни физической, ни душевной боли своими действиями, рождающий в младшем лишь бесконечную любовь и необъятное желание. — Ты больше не сомневаешься? — уже без насмешки, серьезно спросил Хазуки, беспокойно глядя в затуманенные глаза Арю, когда они наконец-то избавились от одежды. Тот знал, что мужчина делает правильно, спрашивая разрешение, ведь в прошлый раз именно из-за своеволия Хазуки произошла ссора, но все равно разозлился на него за то, что он сделал это не совсем вовремя и затормозил в такой волнительный момент. Отвечать ничего Арю не стал, лишь мотнул головой и призывно поерзал под мужчиной, и тогда тот продолжил действовать. Расфокусированным взглядом Арю рассматривал потолок, до конца не веря в происходящее, а потому и не видел, с чем там возился Хазуки, но понял все, когда ощутил в своем теле чужие пальцы, смазанные чем-то холодным и скользким. Ощущения были не из приятных, но Арю мужественно терпел, пока его растягивали, и прикусывал губу, когда хотелось вскрикнуть, хотя и догадывался, что его крики и стоны — музыка для ушей любовника. Не смог промолчать Арю, когда Хазуки толкнулся в него своим членом, и издал протяжный стон, который был свидетелем не удовольствия, а боли. У мужчины был большой член, и Арю сперва показалось, что тот разорвет его изнутри, но постепенно он привык к чувству заполненности и перестал бояться каждого толчка и вскрикивать, когда мужчина двигался в нем и сильно надавливал на бедра. Когда Арю давал понять, что ему больно, Хазуки старался его целовать, и тот расслаблялся в его руках. Но длилось все недолго. Едва Арю начал получать удовольствия от секса с Хазуки, обнимая его и притягивая его голое потное тело к себе, тот достиг предела и покинул тело парня, чтобы кончить прямо на свое пушистое покрывало. Когда наступит утро, Арю будет неловко смотреть на это пятно и будет жаль мягкую вещицу, однако он был рад, что мужчина не решил кончить в него. Выпустив из своих тисков парня, Хазуки перекатился на постель, заваливаясь на спину и жадно вдыхая полной грудью воздух. Однако отдышаться он себе не дал, ведь рядом лежал растерянный неудовлетворенный Арю, который, как выяснилось, сам о себе позаботиться не мог. Когда рука старшего опустилась на его член, Арю испытал нечто похожее на смущение, что было странно, учитывая, что всего минуту назад Хазуки вбивался в его тело и это парня не смущало. Мужчина быстро и умело расправился с возбуждением Арю, двигая рукой уверенно и получая удовольствие, глядя на лицо отдавшегося ощущением парня. Особенно когда тот кончал. А после они наконец-то получили возможность праздно поваляться на постели, восстанавливая дыхание и осмысляя произошедшее. — Подумать только, я переспал со взрослым мужиком, пока мать думает, что я на свидании с девушкой, — хохотнул Арю немного истерически, однако из-за ситуации он сильно не переживал, она просто казалась ему забавной. — Подумать только, я переспал с ребенком, который после секса рассказывает мне о своей матери, — фыркнул в ответ Хазуки, усмехаясь в темноту. — Да ты у нас гребаный педофил, Зуки, — с укоризной буркнул Арю, хотя и сам при этом широко улыбался, ничуть не обидевшись на слова Хазуки. Правда, он немного иначе представлял себе то, что должно происходить после секса, и немного сожалел, что Хазуки не закурил прямо в постели, обняв его и поцеловав. — Не называй меня Зуки, иначе на всю жизнь останешься пассивом, если ты понимаешь, о чем я, — пригрозил парню Хазуки. Арю понимал, что тот шутит, но ему все равно стало не по себе. — Ладно, буду называть тебя просто педофилом, — повернув голову, прошептал Арю Хазуки на ухо и, придвинувшись поближе, обнял его двумя руками, прижимаясь к нему всем телом. Именно в такой позе он желал уснуть этой ночью, а об отмазке для матери он планировал подумать утром. — Глупый ребенок сам этого захотел. Хотя некогда утверждал, что скорее труп крысы съест, чем переспит со мной, — неожиданно вспомнил Хазуки старые слова Арю, и тот немало удивился этому. Он-то думал, что сенсей его совсем не слушал во время ссоры, думая только о собственных проблемах. — Неужели тебя задели эти слова? — усмехнулся Арю, радуясь, что заполучил хотя бы одну маленькую победу над любящим придраться к нему учителем. — Просто признай свою глупость и не переводи стрелки, — недовольно приказал Хазуки, но слушать Арю его не желал, продолжая колупаться в трещинке, образовавшейся на ледяной маске высокомерия мужчины. — Ты прогнал меня потому, что обиделся? И ни с кем после не спал, конечно, — победным тоном озвучивал свои догадки Арю, наслаждаясь каждым словом. — Спокойной ночи, ребенок, — бесцветным голосом ответил Хазуки, а Арю услышал «да, ты прав» вместо этой нелепой фразы, которой мужчина в немой панике попытался оборвать неприятный ему разговор. Вечер явно удался. Арю пришел к выводу, что готов сколько угодно долго терпеть свинские поступки и дурной характер Хазуки, ведь только этот человек может подарить ему столько счастья, сколько с трудом будет в него помещаться. Потому что Хазуки любит его, хотя и не умеет выражать свои чувства. * * * — Чего улыбаешься как дурак влюбленный? — приподняв удивленно бровь, полюбопытствовал Хазуки. Он только пошел в спальню с наброшенным на мокрую голову полотенцем, а значит, Арю пора было прекращать рыться в воспоминаниях, встать с кровати и идти в освободившуюся ванную, чтобы тоже принять душ. — Вспоминаю, как у нас все начиналось, — признался он, и не думая делать то, что надо. Началось у них все четыре года назад и до сих пор не закончилось. Теперь Арю учился в университете, изучал то, что лучше всего ему давалось в школе, — информатику, а Хазуки до сих пор работал учителем в его бывшей школе и нередко подшучивал, что однажды ученик сместит своего учителя. Правда, когда у Арю возникали трудности с учебой, Хазуки добавлял, что произойдет это не раньше, чем он уйдет на пенсию. — О. И как, не стыдно за свое поведение? — улыбнулся Хазуки, с вызовом глядя на младшего и вытирая свои волосы. — Эй, это кому еще стыдно должно быть?! — возмутился Арю и швырнул в мужчину его же подушку. Та врезалась ему в грудь и рухнула на пол. Вздохнув, Хазуки отложил полотенце, поднял подушку и залез на кровать, забираясь на Арю и заламывая ему руки, чтобы мелкий гаденыш еще чего в него не кинул. — Конечно, тебе. Но ты не осознаешь, пока не вырастешь, детка моя, — подло улыбаясь, заявил он, глядя в глаза младшему, в которых уже заплясали искорки, каждый раз неизменно перерастающие в пламя. И пламя это вспыхнуло бы с минуты на минуту, и тогда Арю обжег бы им Хазуки, а тот обязательно наказал бы его в ответ, если бы не одно неприметное слово. «Моя». Арю был его деткой и о лучшей роли даже не мечтал. Для него таковой просто не существовало. — Какая же ты сволочь, Хазуки. Умеешь сделать так, чтобы тебя одновременно хотелось и избить, и поцеловать, — прошептал одними губами Арю, выдергивая руку, которую Хазуки рискнул отпустить, и провел ею по волосам мужчины, откидывая назад свисающие пряди, с которых капала холодная вода на голое тело парня. И хотя Хазуки редко проявлял нежность и заботу, которые, без сомнений, испытывал, Арю отказывать себе в этом не умел и нередко ласкал мужчину осторожными, невесомыми поглаживаниями, поправлял ему одежду и волосы, заботился о его ранах, которые сам оставлял в порывах страсти, и делал много других милых вещей. — Ты тоже не отстаешь, знаешь ли, — заметил Хазуки. Освободившейся рукой он провел по губам Арю, затем по его подбородку, шее, пока не добрался пальцами до липкой груди и твердых сосков, вокруг которых красовались свежие засосы. Этим вечером Хазуки кончил два раза, а теперь он уже сходил в душ и готовился ко сну, все-таки через шесть часов ему вставать на работу. И все равно этот ненасытный нахал опять начал ласкать любимое тело, которое не надоело ему за четыре года. Каждый день он набрасывался на Арю с такой страстью и восторгом, словно видел его в первый раз. А Арю старался сохранить заинтересованность Хазуки его телом, старательно ухаживал за ним, а однажды даже рискнул на эксперимент и сделал себе тату в виде бабочки на груди, контур которой Хазуки теперь так любил обводить пальцами, губами и языком. — Когда-нибудь я выберу первое, — пригрозился Арю, намекая на то, что однажды все-таки исполнит свою давнишнюю мечту и изобьет этого старого мудака, как он его нередко называл, когда злился. Хотя на самом деле Хазуки едва перевалило за тридцать и к нему до сих пор обращались «молодой человек», причем не только пенсионеры. Арю даже пообещал себе когда-нибудь выбрать первое. Ему было интересно взглянуть на Хазуки, когда его будет бить не шестнадцатилетняя хрупкая истеричка, а взрослый, окрепший парень. Когда-нибудь он жестоко отомстит ему за все обиды, если, конечно, сможет договориться с нежностью, чтобы та немного отдохнула. Когда-нибудь, но не сегодня. Сегодня они кончат еще раз и уснут в обнимку. Решив так, Арю потянулся за очередным поцелуем, в который не мог перестать улыбаться.