"7 " счастливое число (быв. Сокровище)

Первое пробуждение было приятным - тело казалось невесомым, каждая клеточка тела радостно пела от наполнявшей её энергии, сознание было ясным, память хотя и чувствовалась мной подобием выручай-комнаты из фильмов о Гарри Поттере, той самой вариации "где всё спрятано", но этого должно было быть вполне достаточно, чтобы привести её в порядок. Изнутри рвалось довольное урчание, хотелось петь и танцевать, а еще... Я предвкушающее облизнула губы и заурчала, окунаясь в приятные фантазии рисуемые воображением. Хотелось поохотиться, почувствовать, каково это преследовать загоняемую дичь, чувствовать вкус еще горячей крови на языке. Два нежных успокаивающих поцелуя со стороны спящих сэкирэй, как и их ставшие не на долго более крепки объятья подействовали лучше любого транквилизатора и отправляя меня в состояние лёгкой полудрёмы. Но вот только блаженное состояние утренней неги долго не продлилось. Звуки голосов и начавшейся тренировки волновали кровь, настраивая на игривый и благодушный лад, возвращая к тому с чего собственно утро и начиналось - желанию поохотиться. Правда, пускать кровь никому уже не хотелось, но повалять кого-нибудь в пыли я бы не отказалась. Не расстроилась, если бы что-то подобное сделали со мной. Опыта сражений у меня кот наплакал, да и откуда бы он у меня мог появиться? Как судмедэксперт я прекрасно знала, что от пули или толпы с водопроводными трубами и заточками одним "кийя!" не отмахаешься, даже с супер крутым и жутко тайным "кийя", как бы это грустно не было. Скорее я была последователем мнения, что "Бог сотворил людей разными, а мистер Кольт уровнял их", потому улучшала скорость реакции, уровень восприятия, и паркур мне в этом деле был в помощь. Нет, пару приёмов я знала, но они мне так за всю жизнь и не пригодились-то ни разу. Среди магов на курсах боевой магии я долго не продержалась, маленький резерв закрывал мне возможность использовать большинство нужных для дуэлей щитовых чар, вследствие чего и минуты продержаться не могла, отправляясь прямиком в больничное крыло. Потому вместо них я ходила на курсы по изготовлению ритуальной одежды, танцы, а еще прошла несколько дополнительных курсов по МЛТ. В этой жизни мне посчастливилось быть облагороженной знанием багуа.* Причем изначально меня хотели научить популярной лечебной гимнастике Тай чи, но вот так оказалось, что знакомых, которые бы могли со мной заниматься подобным и которым меня могли бы доверить родители - отсутствовали в природе, а вот один должник у отца в Китае знающий багуа и способный ему обучить был. Но как показала практика, милый невзрачный мужчина Ван Лэй оказался не только должником, но человеком с очень хорошей памятью и мстительным характером. История вышла мутная, не прошло и пяти лет с начала моего обучения, как моя мать, бросив нас с отцом, сбежала с этим мужчиной с говорящим именем. Ведь Лэй означает гром, и их совместный побег стал для отца громом среди ясного неба. Сначала отец трясся надо мной, потом спустя пару лет влюбился в одну привлекательную и богатую вдову, с сыном старше меня на несколько лет и я через некоторое время стала невидимкой в доме мачехи. Выбор специальности при поступлении в университет был очередной пусть и довольно вялой попыткой привлечь к себе внимание семьи, на которую и внимания никто не обратил, как и на мой переезд на съёмную квартиру. Не сказать, что в том, что в семье отца так прохладно ко мне относились, была в их нежелании идти на контакт, а скорее в том, что чувства окружающих были для меня настоящей тайнописью, например, я продолжала тренировать показанные китайцем упражнения или цитировать слова матери когда того по моему мнению требовала ситуация... Сложно сохранить доброе отношение к человеку, который постоянно делает тебе больно, даже если ты прекрасно знаешь, делать нечто подобное он не хотел. Не удивлюсь, если они испытали не малое облегчение, когда я переехала от них. Кстати, а почему бы мне не возобновить прерванные из-за переезда тренировки? Может это не очень круто ходить по кругу между девяти воображаемых столбов, меняя различные стойки, но это, по крайней мере, даст мне сбросить скопившуюся в теле беспокойную энергию. Да и мне самой было бы неплохо прочувствовать произошедшие в теле изменения. Сладко зевнув, я осторожно выскользнула из объятий, недовольно нахмурившихся сэкирэй, улыбнулась. Какие же они удивительные! Но потом немного нахмурилась, возможность наличия у асикаби более одного сэкирэй я как-то не рассматривала с той точки зрения, что подобное поведение может быть заложено у них на уровне инстинктов. Насильное окрыление это одно, а вот реакция на асикаби уже имеющего сэкирэй это нечто совсем другое. Хотя, может дело в той "настройке" что они все проходили? Может ли быть, что связь сэкирэй с асикаби следствие проведённых над ними изменений? Хм... У кого бы спросить? Как бы со своим наследием разобраться? Чтобы надеть на тренировку? Именно после этого мысленного вопроса мне захотелось нервно хихикнуть, ситуация была прямо как в том анекдоте: "-Как вам удалось сбежать из тюрьмы? -Сидим день... два, а на третий день индеец Зоркий Глаз заметил, что одной стены не хватает". Вот и я, только после того как подумала о том что же надеть на тренировку осознала, что на мне и клочка одежды нет. Это нужно исправить. Заглянув в шкаф Хомуры, я реквизировала у него темно бардовую рубашку, с яркими полосками разных оттенков красного, всколыхнувшую в памяти несколько ярких картинок давших подсказку как из мужской рубашки сделать очень даже платье. Дело одной минуты: надеть на себя, застегнуть несколько пуговиц, вытащить руки из рукавов, перевернуть задом наперёд, поправить перед зеркалом складки, чтоб ничего не вывалилось стянуть рукава за спиной, а потом завязать рукава рубашки спереди и всё.** Я придирчиво с минуту гипнотизировала своё отражение, думая о том прилично ли выгляжу, и показаться людям можно или всё-таки нужно ещё что-то придумывать? Ясно, что идея тренироваться в таком на чужой территории, по меньшей мере, глупая, но придумывать что-то иное с внешним видом не хотелось, а вот хотя бы глянуть на чужую тренировку очень даже. Мда, именно это и называется в народе "урезать осетра" - проснёшься, думаешь, мир захватить, а потом как подумаешь о том, сколько с этим будет мороки и понимаешь, что и чашечка ароматного горячего кофе с пироженкой вполне подойдёт в качестве альтернативы победоносной войне. Мда, авось никого мой вид не лишит зрения и в нокаут не отправит. Спустилась вниз, то и дело зевая, дошла до места села в позе сэйдза рядом с девочкой сэкирэй и стала с наслаждением наблюдать за тренировочным боем. За то время пока я сюда добралась желание что-то делать выветрилось окончательно, сменившись усталостью и желанием вернуться под бок к своим сэкирэй. Когда я встала, собираясь возвращаться в комнату чуть нос к носу не столкнулась с застывшим, с остекленевшими от удивления глазами, Сахаши. - Доброе утро, Сахаши-кун, - от звуков моего голоса парень отмер, заливаясь краской. - Ка...Кабаяси-сан, ни когда бы не подумал что Вы девушка. Нет! То есть я хотел сказать... - я рассмеялась столь милой и неуклюжей реакции, обычно на информацию о моём поле она была примерно такая: "да ты, братан, гонишь! П*шь и не краснеешь. А говорили, что у тебя чувства юмора нет. Ха-ха-ха". А потом они понимали, что у меня чувства юмора действительно нет. Печальное событие для их психики. - Не беспокойся Сахаши-кун, я прекрасно всё поняла и совершенно на тебя не сержусь. Я давно привыкла к тому, что все меня принимают за парня. Так что не стоит извиняться. Я не совсем еще пришла в себя, так что я пойду, отдохну. Всего доброго, Сахаши-кун, - с этими словами я двинулась обратно в комнату, но и трёх шагов не сделала, оказавшись в руках Хомуры. - Хару! О чем ты только думала, уйдя из комнаты в одиночку и никого, не разбудив? - Мне это было нужно, Кагари, - выделяя голосом каждое слово, сказала я. - Не могу же я вечно путешествовать у тебя на руках? - Думаешь, есть кто-то способный справиться с этим лучше меня, Хару? - спросил сэкирэй очень выразительным голосом, от которого по спине пробежала толпа мурашек, давая ощутить себя сапёром на минном поле. - Я умею ходить сама, Кагари, - ответила я ему в тон, напряжение усилилось. И я решила перевести тему и уже совершенно другим, больше похожим на птичье щебетание, тоном спросила: - Кстати, мне эта рубашка идёт больше чем тебе, или нет? Как думаешь, ммм? Или всё-таки стоило выбрать другую? Я в этом пока плохо разбираюсь, но... я своей одежды не нашла, пришлось одолжить у тебя. Ты не будешь сердиться на меня за это? - Хару...- огненный смутился, подавился заготовленной фразой, когда получше меня рассмотрел, закашлялся, покраснел и отдёрнул от меня руки пряча их за спиной. - Тебе очень идёт. Очень. Но… мммм… не думаешь, что на тебе эта рубашка смотрится несколько… ммм… коротковато? - И какой должна быть длинны моя юбка, чтобы выглядеть достаточно приличной? - В пол, - прозвучал моментальный ответ от Хомуры. - Юбка должна быть в пол. - Я подумаю над твоими словами, - пообещала я. - Дашь мне пройти обратно в комнату? - Кабаяси-сан, Кагари-сан, надеюсь, Вы не собираетесь нарушать правила поместья Изумо? - от приостановившей тренировку Мии повеяло угрозой смерти, я с любопытством взглянула на хозяйку мило улыбающейся и источающую вокруг себя тёмную удушающую ауру. - Обманчивая бодрость после сна бесследно ушла, Мия-сама, - приветливо улыбаюсь в ответ. - Всё что я сейчас хочу это немного отдохнуть, восполняя улетучившиеся силы. - Ара, будьте внимательней к себе, Кабаяси-сан. Всё-таки теперь Вы не одна и столь легкомысленное поведение неприемлемо. - Мне еще сложно принять это до конца, Мия-сама. Но я научусь этому, можете не сомневаться. Всего дорого, Мия-сама, Сахаши-кун, Мусуби-сан, Кусано-тян, - я вежливо поклонилась собравшимся и немного покачнулась, из-за чего немедленно оказалась сграбастана Хомурой и унесена в его логово, провалилась в сон я раньше, чем сэкирэй успел меня туда донести. Я скольжу тенью по улицам города. Город взбудоражен, он пьян и сердит, лихорадочно весел и по своему справедлив, как и любой город, частями, осколками, кусочками разноцветного стекла спаянного в плывущий от спрятанного в недрах города жара - витраж Новый Восточный Токио. Стеклянная разноцветная плёнка мечется меняя свой облик, ищет своё лицо, перебирая тысячи тысяч сбрасываемых людьми масок - примеряет, откидывает в сторону. Счастье сменяется горем, беда оборачивается спасением - внутренний жар построенного из железа, стекла и бетона города против холода людей, не видящих разницы между храбростью и глупостью, перемалывающих обе эти грани жизни в стеклянную крошку невнятного цвета. И так раз за разом. Но... Они взрываются, они кричат, они смеются, они рыдают навзрыд - искренне, отчаянно целиком от макушки до пяток! Утопают в невнятной стеклянной крошке сжирающей веру, надежду и размалёвывающую, обряжающую любовь так, что берёт оторопь. Они - люди, тоже люди, только горящие яркими звездами или тлеющие готовые взметнуться пожаром едва краснеющие угольки. На улицах и в домах - внутри города, как мимолётные мысли повторяются знакомые, старые как мир истории о добре и зле, о мужестве и бессилии, о лютой ненависти и святой любви. Разные люди, разные истории, разные чувства, разная музыка - долго и счастливо, как в сказках выпадает так же часто, как и джек пот в казино - от этого голова идёт кругом. От всего этого рука тянется к чему-то простому и понятному, отвлекающему от мелькающих тут и там образов: злых ведьм, разбойников с отравленными яблоками, оборотнями, прячущимися за благодушными масками, куклами со стеклянными глазами безумно похожими на людей... Рука тянется и у каждого находит своё, кто-то ловит пустоту, до побелевших костяшек сжимая её в кулак и бросается в бой. Ведь, кто если не он? Кто еще сможет удержать подобную тяжесть в сжатых до боли кулаках? Удержать и не исчезнуть с жадным чавканьем поглощенным ею? Кто-то ловит, то и дело, вырывающиеся из рук края чужой одежды пытаясь таким образом устоять на трясущихся от тяжести ногах. Кто-то ведь сможет понять его? Должен же кто-то уметь разделять чужую тяжесть? Кто-то бережно держит в своих руках чужие руки, создавая волшебный круг, в котором нет места страху, отчаянью и беде. Только кто-то толкает в открытую спину, дергает за одежду, кричит на ухо, но пока волшебный круг действует - это всё мелочи жизни, которые так просто и естественно решать, что даже смешно. А кто-то ничего не держит, никого не ищет, никого не ждёт. Устал? Пьян? Рассержен? Обижен? Забыт? Предан? Не замечен?... Справедливо ли это?... Нет. Витраж Новый Восточный Токио плывёт от спрятанного в собственных недрах жара, трескается от холода - его лихорадит. Я скольжу тенью по улицам, не отражаясь в зеркалах, бесплотным духом, ворованной идеей, недописанной песней застрявшей в чьей-то душе на полпути, выдуманным ночным кошмаром. Птицы, так похожие на людей, испуганно разлетаются в стороны, чувствуя жаждущего крови хищника вышедшего на невидимую человеческому взгляду охоту. Вот в подворотне человек избивает одну из них, тянется к её сути стремясь смять крылья и обвязать цепями, чтобы потом дёргать и дёргать, дёргать и дёргать за впивающие до крови в изломанные крылья цепи. Маленькая забавная шутка, небольшая игра сгустившихся теней и у взвывшего от ужаса садиста немножко не выдерживает сердце. Это так просто, что даже смешно. Это так глупо, что на удивление значимо для птички от страха сжавшейся в забавный комок из невидимых для людей перьев, громко возмущенно и грозно пищащий стоит мне хоть немного приблизиться. Кто-то раскинул сеть над городом и дёргает людей и неокрепших птенцов за тонкие болезненно режущие, забывших об осторожности жителей города, ниточки. Новый Восточный Токио большая сцена для грандиозной трагической пьесы, игры на выбывание, хеппи-энда для забавляющегося с паутиной слепца. Город вспыхивает ярче, злее взвивается холод - паутина начинает тлеть, кое-где обращаясь безобидным пеплом, трескается от жгучего холода, обращаясь в стеклянную пыль. Кто-то спотыкается на ровном месте, кто-то опаздывает, кто-то успевает, встречаются те, кто искал, с тем с кем никогда бы не встретился. Я скольжу хохочущей тенью, извиваясь улицами, ломаясь углами домов, скрываясь проулками, тупиками, разливаясь мелкими трещинками под лучами непримиримого солнца. Птенцы так похожие на людей сжимаются, настороженно крутят головками, раздуваются и топорщат перья, стараясь выглядеть то ли грозно, то ли несъедобно, одни замолкают, другие верещат не переставая, думая, что могут так меня отогнать. Милые разноцветные комочки в липкой стальной паутине. - Покажись! - кровожадно скалится отливающей сталью уже не птенец, но еще и не взрослая птица, дергая плохо слушающимися её слабыми крыльями. Скольжу рядом с ней, настолько близко, что она, обнажив свои когти, кидается, пытаясь ими разрезать тень. Издаёт воинственные звуки, клюётся, что-то пытается доказать угрожающе раскрывая ужасно непослушные крылья, кувыркается через голову после неудачных попыток взлететь, следует за жуткой тенью будто он просто упрямый червячок обязанный быть проглоченным ею. Выдыхается, тяжело плюхается на покорёженный её же когтями асфальт, я смеюсь разбивающимися от её ярко вспыхивающей яростью стёклами. Птица замирает, затаивается, чувствуя на своих перьях мои руки, сотканные из мрачных теней, вслушивается, ожидая, когда я появлюсь перед ней противником из плоти и крови, которого можно будет разорвать стальными когтями. И вот я показываюсь из тени, улыбаюсь предвкушающая весёлую охоту-игру. - А ты весёлая...- говорю я, довольно урча. - Может быть, в следующий раз я дам тебе повалять меня в пыли. - Я убью тебя!- кричит птица. - И тебе снова станет скучно, - она зло скалится. - Разве я не права? - Ты... - прикладываю палец к её губам, заставляя молчать, и едва успеваю его вовремя отдёрнуть, чтобы его не лишиться. Бьются стёкла, снова являя в этом месте смех кровожадной тени. Я касаюсь её лба своими ледяными губами, позволяя ей увидеть город моими глазами, прочувствовать очаги его тяжелой, почти смертельной болезни. Паутину, мешающую ему самостоятельно справиться с лихорадкой. - Неужели все, что ты хочешь от этой жизни это быть вечно прикованной к земле? Сколько еще ты будешь изображать из себя человека? - Я найду тебя, и ты будешь вечно сожалеть, что не убила меня, Тень. Я найду тебя, неизвестный номер, и заставлю пожалеть о нанесённом мне унижении, как и твоего асикаби,- превращаясь в полный злобы перьевой шарик, говорит птица, а затем, добавляя в голос весь возможный для неё яд выплевывает. - Навеки вечные. И снова лопаются стёкла озвучивая смех кровожадной тени. - Ты такая весёлая, птичка. Я определённо буду скучать, если убью тебя. *https://ru.wikipedia.org/wiki/Багуачжан **http://4podrugi.ru/kak-nosit-rubashku-devushke/