Бабулечка

Учиха Итачи сидел в темном затхлом зале убежища Учиха, ерзал на твердом каменном троне и репетировал эпичную позу, в которой встретит брата перед их последней битвой. — Не то, — шипел Итачи и, сменив позу с «мыслитель подпирает лоб кулаком» на «кокетливая мадам закинула ногу на ногу», представил, как он выглядит со стороны. Представив, Итачи расстроился. То, что битва с Саске произойдет сегодня ночью, на этом самом месте, Итачи чувствовал всем нутром: внутренний голос звал его в это Богом забытое место. Это чутье привело Учиху сюда, а не оставленная Саске надпись из выжженной травы перед офисом организации «ИТАЧИ, ЖДУ ТЕБЯ В УБЕЖИЩЕ УЧИХА, БУДУ СТРАШНО ТЕБЯ УБИВАТЬ. НАИЛУЧШИЕ ПОЖЕЛАНИЯ, САСКЕ». Да, надпись была примерно такой, если не считать грамматических ошибок, три из которых Саске допустил при написании своего имени. И Итачи, слезно попрощавшись с нукенинами, получил благословение Лидера-самы и под покровом ночи улизнул в старое учиховское убежище навстречу своей смерти. Саске пунктуальностью отнюдь не отличался. Прождав его полтора часа, Итачи порядком умаялся. Наконец, когда послышались шаги в темноте, Итачи, задремавший на троне, встрепенулся, пригладил волосы, сел в эпичную позу и высокомерно поднял голову. — Учиха Итачи, — проскрежетал голос Саске из темноты. — Встречай смерть свою… Итачи еле удержался от того, чтоб не закрыть лицо рукой. Саске, придержав явно спадающие с него широченные штаны и, вскинув катану, помчался на брата. — Да что ж ты делаешь, уголовник бесстыдный! — послышался к ужасу Итачи знакомый голос. — Ах ты паразит патлатый, что творишь, Сталина на тебя нет! Бабулечка, появившись из толстой каменной стены, стукнула Саске деревянной ложкой по лбу и, схватив за шкирку, оттащила от Итачи. — Бабушка, — прошипел Итачи. — У нас кровные разборки. — А ну не спорь с бабушкой! — гаркнула бабулечка. — Тьфу ты, опять без шапки, уши надует, голову застудишь, а с твоим гайморитом только без шапки ходить. Это хорошо, что я спохватилась… И, достав из своей огромной сумки пуховый платок, принялась оборачивать его вокруг поясницы Итачи, невзирая на сопротивления того. — Ну бабушка, — взвыл Итачи. — Ну жарко же! — У тебя температура! — возразила бабулечка и, нагнув голову Учихи, смачно поцеловала в лоб. — Тридцать девять и два, Господи, внучек, как ты вообще дошел! А ну надень шапочку! Саске, хлопая глазами, не знал, гоготать ли ему или просто стоять, как статуя. — А ты что стоишь расхристанный, а? — прогремела бабулечка, повернувшись к нему. — И лохматый какой, ужас… А ну брось саблю! — Это катана! — возмутился Саске. — И катану свою тоже брось, ишь ты, гопота дворовая, бандит проклятый, на честных людей с саблей своей кривой кидается, ни стыда, ни совести, горе твоей бедной матери, паразит такой! — причитала бабушка, подбежав к попятившемуся назад Саске. И, разглядев поближе, всплеснула руками. — Батюшки, худющий какой! Итачи, поняв, что битва сегодня не состоится, присел на каменный трон и подпер голову рукой. — Голый совсем, — покачала головой бабушка, оглядывая легкую рубаху Саске. — А ну застегнись, душу свою напоказ вывалил. Ой, а глазища красные, тоже, небось, от компутера не отходишь. Ох уж мне этот ваш компутер проклятый, сидите в нем, голых девок разглядываете… — Бабушка! — в один голос возмутились братья, и тут же переглянулись. — Тю, покраснели как, — хихикнула бабушка. — Дело-то молодое, в мое время не было ваших этих компутеров, все, что надо, мужики на сеновале… И, спохватившись, треснула Саске ложкой по лбу. — Зубы мне совсем заговорил, маньячина проклятый! Саске возмущенно открыл рот, но, вспомнив, что он — шиноби, потянулся за катаной. — Положь саблю! — крикнула бабулька. — Дворовое воспитание… милок, как тебя в колонию еще не забрали? — Бабуля, это брат мой, Саске, — бесцветным тоном произнес Итачи. — Он пришел мстить. — Я ПРИШЕЛ МСТИТЬ! — услышал знакомое слово Саске и, вскинув катану, помчался на Итачи. — От паразит патлатый! — снова крикнула бабушка, схватив Саске за ворот рубашки. — Брат на брата с саблей? Да что ж ты, не по-православному это! Саске, дернувшись, получил тычок в лоб от Итачи и беспомощно взвыл. — Чидори! — проорал Саске. В сию же секунду в его руке засветился сгусток потрескивающих молний. Бабулечка всплеснула руками. — Матерь Божья, Царица Небесная! — ахнула она. — Внучек, это ж чудо какое! Можно к тебе кипятильник подключать и пылесос! Чудеса какие! Саске не слушал, все пытался атаковать брата Чидори. — … и на «Битву Экстрасенсов» тебя надо отдать, срочно, такое талантище пропадает…, а ну не бей братика! Горе мне с этими буйными подростками, без царя в голове, им бы только морды бить, у компутера сидеть и без шапки ходить, — причитал призрак и, метнув взгляд в сторону Итачи, добавил. — А ты не сиди на холодном, застудишь там все, а бабушка еще правнуков понянчить хочет. — Ну бабушка, — подскочив с каменного трона, покраснел Итачи. — Не спорь с бабушкой, — отрезала бабуля и, в очередной раз схватив Саске за шкирку, поманила Итачи за собой. — Пойдем домой, внучки, я рассольник вам разогрею. Не рыпайся, патлатенький, бабушка из тебя человека сделает: отмою, приодену, волосню твою обстригу, откормлю, а то тощий, ребра пересчитать можно. Саске, обалдев от такой наглости, завертел головой, и попытался вырваться, но скорбный взгляд Итачи гласил, что спорить с бабулей невозможно.

***

Ночное время неумолимо приближалось, и если в сей час Учиха Итачи был занят тем, что «вытряхивал душу из брата», то у остальных нукенинов жизнь была не такой бурной. Лидер-сама что-то черкал в блокноте, не забывая при этом зловеще хохотать (явно продумывал стратегию завоевания мира на следующий квартальный период). Рядом с ним по-турецки сидел Какузу и занимался примерно тем же — составлял сводку доходов и расходов организации. Конан, уже одетая в пижаму, подпиливала ногти. Сасори третий час разгадывал кроссворд. Хидан заскучал и повесился на люстре. Зетсу давно уже уснул на диване. Кисаме же молился за здравие своего обожаемого напарника. Идиллия, казалось бы, тянулась бесконечно, и дай Бог, чтоб не заканчивалась. Но у судьбы были свои планы. Дверь скрипнула и в общую комнату ввалился Дейдара. Бледный, растрёпанный, с выражением ужаса на осунувшемся лице. Прижавшись спиной к двери, Дейдара хрипло задышал. — Что там, Дейдара? — повернулся к нему Лидер, нехотя оторвавшись от своего дела. Но подрывник лишь пробормотал что-то несвязное, периодически заикаясь. Конан, налив воды в чашку, протянула ему. Меленькими глоточками осушив чашку, Дейдара глубоко вздохнул и прошептал: — Бабушка пропала. — Как пропала?! — рявкнул Хидан, болтаясь в петле. — Ты что говоришь, пидарок? — Я за пряником на кухню ходил, — шептал Дейдара. — А нет там пряников. И бабулечки тоже нет. — Товарищи, без паники! — гаркнул Лидер. Но его уже не слышали. — НЕТ БАБКИ? — И еды тоже нет! Холодильник пустой! — надрывался Дейдара. — МЫ ВСЕ УМРЕМ! — верещал Зетсу, проснувшись мигом. — Надо было согласиться петь под ее это пианино, — сокрушался Сасори. — Бабушка! — Где бабушка?! — Без паники, я сказал! — прорычал Лидер, глядя на то, как Конан рвет волосы на голове, а Кисаме бьется головой о стену. — Бабка не могла пропасть… — Ищите бабку! — орал Хидан, высвободившись из петли. — Ищите, блядь, бабку! — Господи, мы же с голоду помрем, — прошептал Какузу. И спровоцировал новую волну паники. Конан и Сасори забегали по офису, звали бабушку, даже использовали «заклинание вызова бабулечки» — фразу «Бабуль, я три часа не ел». Дейдара укутался в плащ и, покачиваясь взад-вперед, был в шаге от истерики. Кисаме звал бабушку, вопя из окна. — А если ее похитили шиноби Суны? — сокрушался Какузу. — Она же избила их Казекаге. — Решено, идем в наступление на Суну! — проорал Хидан, схватив косу. — Бабуля, я иду тебя спасать! — С тобой мои бомбочки, — крикнул Дейдара. — И мой меч, — сказал Кисаме. — И мои марионетки! — И моя бумага! — И я, — сказал Зетсу, не зная, чем ему козырять. Лидер закрыл лицо рукой. — Усядьтесь! — прогремел он. — Бабку они спасать собрались! Мы пытались изгнать дух бабки, а теперь что? Продались вы за пирожки и борщи, позор вам, нукенины. Все обернулись к нему. — Повторю для тех, кто не понял: нет бабушки — нет еды, порядка, чистой одежды, — прошипела Конан. — И твоих любимых ватрушек тоже нет! Лидер побледнел. — Совсем нет? — Ни единой ватрушечки. — Так чего ж мы стоим?! — рычал Лидер. — Какузу, Хидан — захватите резиденцию Казекаге, Кисаме и Конан — обыщите тюрьму, Сасори, Дейдара — нападете на гражданских, уничтожьте главную улицу Суны, Зетсу — сиди в кустах, прикинься кактусом… А пока нукенины натягивали свежевыстиранные плащи, в коридоре послышались шаги. — Оставь, внучек, саблю свою в коридоре, нечего тут махать, глаз не дай Бог кому выколешь, — послышался знакомый голос. — И рубаху свою снимай, я ее постираю… Батюшки, грязнючий какой, а ну бегом в ванную! — Бабушка, — в один голос прошептали нукенины и ломанулись в коридор. — Итачи-сан! — воскликнул Кисаме, стиснув напарника в таких мощных объятиях, что если бы не чудотворный пуховый платок, обмотанный вокруг его поясницы, сломал бы Учихе позвоночник. — Бабуля, мы рады, что вы вернулись в организацию в столь тяжкие времена, — забубнил Лидер. Но его снова никто не слышал. — Бабушка! — Бабушка вернулась! — А мы голодные! — И носки мои какая-то блядина спиздила! — А Дейдара нехорошие матюки на столе маркером написал! — Бабулечка, не уходи больше, мы ж помрем! Саске Учиха, бледный, перепуганный и вконец запутавшийся, выглянул из-за двери ванной, куда его направила бабушка, и, увидев картину «Самые опасные преступники обнимают бабушку», покрутил пальцем у виска. «Завтра сбегу» — подумал Саске и закрыл дверь в ванную на замок.