Страсть в рисунках

      Тихий шорох бумаги, резкий затвор камеры, терпкий запах краски и угольный карандаш под рукой — самые незабываемые звуки, запахи и виды за всю мою жизнь. Я настолько сильно прониклась любовью ко всему этому, что даже лёгкое отвлечение меня от занятия раздражает до кончиков пальцев. Прочувствовать каждый миг; увидеть тон, который будоражит фантазию от необычности своей; привыкнуть к испуганной тишине, что появляется, когда ты, затаившись и покусывая кончик карандаша, вглядываешься в наброски и поправляешь ошибки; или же та секунда, та миля, что проносится так необычайно и быстро, едва ты её разглядишь, когда ты подмечаешь какой-то судорожный момент - будь то в природе или же в жизни, в позе человека; яркая эмоция, великолепное проявление характера и высоты. Именно такая моя жизнь…       Очередная девчонка, кажется, из очередной семьи миллионеров, прокручивается вокруг своей оси, разглядывая косым взором свой великолепный профиль в зеркале. Модель. Такие особы сопровождают меня на протяжении уже пяти лет в моих занятиях фотографиями. Когда я на секунду, всего лишь на секунду, отстраняюсь от фокуса камеры, прищуриваясь и разглядывая девчонку, которая надула губки и, не сменив позы, прогнула спину, но промолчала, я заметила тот момент, когда она пораженно распахнула свои серые глаза и взгляд полностью оказался невинным из-под полуопущенных ресниц, даже вызывающая поза не портила столь милый, идеальный образ. Не теряя ни секунды, я нажала на съемку. Раздался громкий для такой тишины щелчок.       — Что же ты творишь? — Девчонка негодовала. Резко встав лицом ко мне, она сложила руки на груди и сдула короткий тёмный локон. — Ты даже не предупредила!       — А зачем? — я насмешливо глянула на неё. Она немного растерялась, но потом быстро взяла себя в руки.       — Я же на этой фотографии получилась крайне ужасно!       — Давай посмотрим, — я поставила камеру в режим просмотра и взглянула на фотографию. На цыпочках ко мне подошла модель, заглядывая через плечо.       Фотография получилась ужасно прекрасной! Серые глаза стали ещё глубже, тёмные вьющиеся локоны блестели, а прядь, упавшая на лицо, подчеркивала светлые ресницы. Маленький вздёрнутый носик, усыпанный веснушками, выглядел ещё миниатюрнее на фоне ярких алых губ, улыбающихся левым уголком.       Девчонка поражённо вздохнула. Закусив губу и тихо прошептав «Прости!», сорвалась с места и побежала в гримёрку.       Присев на маленький диванчик, я рассматривала фотографии других моделей. Кажется, идея восстановить желания и мечты на будущее лето и весну людей была прекрасна. На первой фотографии хрупкая блондинка в шифоновом кремовом платье и распущенными волосами сидит на ажурной лавочке, перекинув ногу на ногу, придерживая маленький букетик пионов в руке, пробуя их аромат. Кстати, по комнате до сих пор витает этот слабый сладковатый запах.       Вторая фотография словно из сказки. Озорная шатенка в тёмно-синих шортах и розовой кофточке-разлетайке, ухмыляясь, сидела скрестив ноги по-турецки на траве, о чём-то задумавшись. Казалось, будто девчонка, словно эльф, сошла с картинки и играет с лучами солнца на поляне.       Была ещё одна фотография. В сиреневом сарафане девочка с причудливой прической из тёмных волос стояла около виноградной лозы, что вилась вокруг высокого мостика над дорожкой.       От экрана фотоаппарата меня отвлекают шаги. Резко вскинув голову и поймав рой чёрных точек перед глазами от резкого движения, вижу моего улыбающегося наставника — Константина Лазарева. Именно он утроил меня сюда, помог, чтобы я привыкла ко всему. Он главный редактор нашей фирмы. За ним творчество, оригинальность, яркость и оформление нашей работы. Мне так повезло, что главный директор - Диаман Драгоций - лучший друг Константина, так как их дети дружат буквально с песочницы. С его сыном (говорят, первым красавчиком), я не виделась и, благодаря слухам, даже видеть этого избалованного мальчишку не хочу. А вот с сыном Лазарева прекрасно знакома. Веселый, добрый парень, учится в колледже на архитектора. Как вышло, что окончила журфак раньше — не понимаю, но то, что Ник старше меня почти на три года — прекрасно знаю. Приезжая, его отец иногда даже шутил, что из нас отличная пара, хотя знает, что у сына на примете есть невеста.       Спрятав руки в карманах, Константин разглядывал меня, а потом, обдумывая каждое своё слово, медленно произнёс:       — Василиска, — он чуть сощурился, когда я покраснела от такого обращения. Ну не люблю я всеобщее внимание к себе! — Я тут подумал, что мне нужен очень опытный фотограф для журнала знаменитых холостяков.       Что-то не нравится мне это. Холостяки, журнал, фотосессии... Почему Лазарев тянет? Нельзя сразу всё сказать? Я от нетерпения заёрзала на диванчике и от скрипа кожи чуть не выронила камеру из рук.       — Не подскажешь кого-нибудь?       — Ну… — я совершенно растерялась, откладывая подальше камеру, чтобы, не приведи Люцифер, не разбить её. Опустив взгляд на скрещенные руки, лежащие на коленях, я нервно разминала пальцы. — Мне кажется, Диана Фрезер отлично подойдет на эт...       — Огнева! — Я моментально замолчала. Не нужно было говорить что-либо. Скорее всего это был риторический вопрос или же просто мысли вслух.       — Да?       — Ты не поняла меня, Василиска. — Лазарев по-доброму усмехнулся, подходя ближе и заглядывая мне в глаза. — Ты в курсе, что я сейчас был у Драгоция? — Я отрицательно помотала головой, громко вздохнув. Усмешка мужчины стала шире. — Он сказал, что его сыну нужен фотограф. И мне представилась шикарная возможность выбрать лучшего. — Я тихо всхлипнула и, даже не знаю почему, начала плакать. Скорее всего от досады, что выберут Дианку. Она лучше меня, быстрее работает и не такая неуклюжая, как я. Да и симпатичнее. — Ну вот чего ты ревёшь? Радоваться надо, а она ревёт.       — И чему же мне радоваться?       — Конечно, успехам! — Константин радостно хлопнул в ладоши. Я подняла на него взгляд, вглядываясь в весёлые карие глаза, которые как две капли воды похожи на глаза Ника. — Я сказал, что выбираю тебя, и уверен, что Диаман подпишет моё заявление.       Я, поняв насколько это прекрасная новость, с визгом кинулась на шею старшему Лазареву. Пока я душила его в объятьях, сзади кто-то издал тихий смешок. Отстранившись, я моментально залилась краской. Около дверного прохода стоял Диаман. Его улыбка дала понять, что он ни капли не злится. Переминаясь с ноги на ногу, я тихо пробурчала:       — Здрасте, — сказала я, смотря в пол. И, рассматривая свои кеды, поняла, что пора бы либо новые покупать, либо туфли надевать.       — Огнева, вы справились с моделями? Они крайне импульсивны и харизматичны, тяжело с ними работать, — он подошёл ближе, смотря на меня, пока я всё гуще заливалась краской. Мужчина подарил мне широкую ухмылку и направился к столу со снимками. — Они... эксцентричны. Капризны и избалованы. Но стоит признать, что это лучшие модели нашего города и ближних областей, — его руки перебирали один за одним снимки, пока я краснела и понимала, что если он что-то найдет и ему это не понравится, то мне грозит увольнение. Может, сейчас это выглядит слишком странно, что на самом деле доброго и честного начальника я выставляю жестокими тираном, но если бы это был мой единственный косяк, то ничего страшного. А вот когда ты так провинилась почти пять проклятых раз...       Первый был, когда я только пришла. Стыдно вспоминать! Тогда я ещё не привыкла к здешним людям, оборудованию, предметам и обстановке. Константин вежливо попросил принести ему крепкий кофе, так как он сам ничего не успевает с самого утра. Сделав крепкий, горячий кофе, я с гордо поднятым подбородком и прямой спиной его понесла в студию к Лазареву. Там моё грациозное дефиле и закончилось. Почти дойдя до Константина, я споткнулась о лежащий на полу провод от прожекторов и, естественно, весь кофе был на моём наставнике. Ужас.       Второй раз был, когда я феерично упала перед кабинетом Диамана, все рассыпав важные документы по полу, который, к моему невезению, был мокрым. Конечно, буквы на бумагах расплылись кляксами. Ой, криков было! Хорошо, что всё обошлось, когда выяснилось, что я сделала ксерокопии. Двое мужчин буквально меня расцеловали. И этот косяк можно не считать даже.       Третий случился, когда я случа-а-айно нажала не на ту кнопочку и — бух! — вся компьютерная система в офисе не работала около 12 часов. Бам, одно действие, и электричество вырубило на полдня. Молодец, Огнева!       Четвертый... Вам серьёзно рассказать? Я приболела, но на работу пришла. И вот когда я решила пойти в дамскую комнату умыть лицо, я перепутала двери и забрела в мужской туалет. А там... Там, удивлённо на меня вытаращившись, стоял Драгоций и мыл руки в раковине. Вот тогда реально было стыдно. Очень.       А сейчас может случиться мой пятый косяк.       Пересмотрев работы, Диаман повернулся ко мне с широкой, довольной, гордой улыбкой.       — Чего ты дрожишь? — смеётся Диаман, приобнимая меня за плечи, весело косясь на Лазаревого-старшего. — Как будто не знаешь, что всё идеально! Как обычно!       Теперь я расслабляюсь, чувствую тепло и терпкий запах одеколона. Когда я смело улыбаюсь, сзади раздается тихое покашливание. Драгоций разворачивается и тут же хмурится. В дверном проеме, замотавшись в одну простыню, стоит та самая модель-брюнетка, которая, ни капли не стесняясь двух мужчин, сложила руки на груди.       — Я польщён, что модели так рвутся познакомиться со мной, но впредь постарайтесь в более приглядном виде появляться, — твёрдо и уверенно произнёс Диаман и, как джентльмен, отворачивается в сторону.       Лазарев делает вид, что рассматривает высокие пики многоэтажек в окне, а я, вся полностью красная, опустила голову вниз. Робко подняв взгляд, замечаю, как пальцы Драгоция сжимаются в кулаки, а на скулах играют желваки. Модель робко потупилась на месте, стараясь прикрыть тёмными локонами пылающие щёки.       — Я... Я хотела с-спросить… — заикаясь произносит девушка и подтягивает простынь выше, делая шаг и почти скрываясь в дверном проеме. Я замечаю, как из-за испуга девушка наступает на простынку, пятясь назад.       — Эмили, простынь...       Только я успеваю предупредить девчушку, когда она резко наступает на простынь, и большая часть ткани спадает вниз. Может быть, ткани вообще бы не оказалось на теле девушки, если бы не её резкая реакция.       Громко охнув, модель взвизгивает, подхватывает простынь и прижимает к обнажённой груди. Мужчины тихо чертыхаются себе под нос, думая, что я не слышу.       — Чёрт, — рычит Драгоций-старший, разворачиваясь к двери. — Огнева, зайдёшь ко мне.       Я испуганно смотрю вслед уходящему начальнику. Он захлопывает дверь так, что подпрыгивают испуганно столики и картины подрагивают на стенах. Скашиваю взгляд на модель, которая, вся красная, пожимает плечами, что-то шепча одними губами. Лазарев встаёт с дивана, запуская в светлые волосы руку, лохматя их. Смотря мне прямо в глаза, он изображает одними губами: «Прости!» и скрывается следом за Диаманом, но уже тише прикрыв за собой несчастную дверь.       Громко выдохнув, я вытерла вспотевшие руки об джинсы, оглянувшись на Эмили. Той уже и след простыл: девчонка спряталась за лакированной дверью гримёрки. Устало покачав головой, я развернулась на пятках и зашагала в свою, можно сказать, комнату, чтобы успеть хоть что-то порисовать.

* * *

      Полностью зарывшись в рисунках, я держала в руках самый обычный грифельный карандаш. Замерев над бумагой, старательно продумывала каждую линию. На листе тонкими линиями были выделены точные и острые скулы, длинные, закрученные светлые ресницы. Светлая штриховка радужки глаз: в цвете они были бы голубые или серые. Длинные ресницы, озорной блеск в глазах и выбившаяся прядка из гладкого и пышного каре говорили о ярком, озорном, весёлом и немного буйном характере девушки. Взяв ластик, я сделала пару коротких, словно кистью, линий, выравнивая форму лица девушки. Тонкие губы на бумаге растянулись в довольной и широкой ухмылке, что не портило портрет, а придавало девушке некий шарм.       Рядом с белым листом бумаги разбросаны маленькие белоснежные клочки. На некоторых из них можно рассмотреть, как я расписывала карандаш, находя более удобное положении и давление, чтобы получить наилучшую штриховку. Ещё разные сетки, линейные симметрии и множество других вещей для хорошего и качественного портрета, о которых мне говорили в школе искусств, но я не задумываюсь о них и сейчас делаю на автомате.       Чёткие линии, одна за одной, выделяют блестящие волосы и до безобразия длинные угольные ресницы. Вздернутый подбородок, тень, падающая на скулы, и выбившаяся прядка. Можно подумать, что девушка на картинке не всего лишь портрет, нарисованный мною, а чёрно-белая фотография с фотосессии одной из самых популярных моделей.       Поверьте мне, я за все эти два года повидала множество капризных и авантюрных моделей, что до крайней степени избалованны деньгами своих папочек и думают, что им всё дозволено. Да, может быть, они так и думают, но хоть часть уважения и сострадания к другим осталась?       Я усердно выводила линию на рисунке. Скользнув пальцем около подбородка, подушечкой смягчила линию карандаша. Стержень был слишком мягкий для светлых тонов и полутонов. Тем более эту лёгкую тень на ключицах я не смогу передать им. Это будет выглядеть крайне некрасиво, жёстко и уродливо. Потянувшись за грифельным карандашом на углу стола, я услышала скрип, противный до ужаса скрип двери.       Повернув голову, бросила короткий взгляд через плечо. Около дверного проёма стояла Дианка, весело ухмыляясь, склонив голову чуть набок, да так, что её волосы упали на более соблазнительный и выразительный пробор сбоку. Её ухмылка была копией той, изображённой на рисунке. Но всё-таки ему не хватало жизни. Как бы я ни старалась увеличить тональность, прибавить и затемнить участки, переместить тени на более выгодное место и, в крайнем случае, изменить полностью выражения лица, у меня ничего не получалось. Не было той искорки, той загадки и тайны, что, по-моему мнению, должна быть в портрете. А если это портрет девушки, то тем более.       Подойдя на цыпочках, Диана легонько обняла меня руками за шею и опустила свой выразительный, чёткий и в то же время с мягкими контурами подбородок мне на макушку. Притворно-обиженно и с горечью вздохнув, девушка тихим и мрачным голосом произнесла:       — Ты всё в работе, — наигранно вздохнув ещё раз, она всхлипнула. А я, закатив глаза, ухмыльнулась, покачав головой, давая ей знать, что такие фокусы с сожалением и притворной слезой на меня не действуют. — Найдёшь хоть минутку на меня? Я так боюсь тебя потерять...       — Знаешь, что, — захихикала я, пока Диана строила мордочки зеркальной стене прямо перед нами. — С твоими данными, Фрезер, тебе пора увольняться из фотостудии и бежать в театр.       Отпустив меня, она отошла чуть подальше и продолжила позировать, глядя в зеркало. Оно же точно её любило. Даже сейчас, когда Диана изображала из себя старую бабушку или кого она там задумала - с нахмуренными бровями, сморщенным носиком и искривлёнными губами, взъерошенными волосами - она выглядела более, чем привлекательно.       Уперев руки в бока, она наклонилась вперёд, широко расставив ноги. Надув сначала губки, а потом показав своему отражению язык, умно и медленно произнесла:       — Да ну их. — Встав ровно, расчесала пальцами волосы, укладывая их так, как нравится именно ей. Она никогда не шла на поводу у других, не слушала чьё-то мнение. Диана всегда делала так, как хочется ей самой, а никому-то другому. Этим она и отличалась от меня, от многих людей. Не боялась быть открытой, откровенной, вызывающей, вульгарной, немного сумасшедшей, и при этом к ней всегда тянулись люди, хотелось быть рядом с ней. Магнетизм - врождённая штука. — Они не ценители, они вряд ли оценят таку-у-ую красоту.       Она протянула последний слог и, так смешно нахмурив бровки, вгляделась в своё отражение, пока я тихо хихикала, подправляя ластиком размазанные линии на рисунке. Быстро вернув своё настроение, она показала ещё раз язык отражению и, словно обидевшись на несуществующего собеседника, отвернулась от зеркала и широкой походкой от бедра направилась ко мне.       — Да... не оценят! Пропадет это всё!       — Ну да, — засмущалась Диана, бегая глазами по листку бумаги, что лежал передо мной. — Я тебе говорила, как шикарно ты рисуешь?       Теперь пришла моя очередь краснеть и прятать за рыжей чёлкой свои красные щёки. Прокашлявшись, я решила перевести тему:       — Ты за чем-то пришла, не так ли? — Вскинула голову вверх, чтобы посмотреть на Диану. Её взгляд был прикован к рисунку, затем буквально на секунду метнулся к зеркалу, наверное, сравнить схожесть с рисунком настоящий образ девушки. Потом она посмотрела на меня.       — Всё-таки ты шикарно рисуешь! И не смей отрицать, — она весело подмигнула, а я почувствовала, как щёки опять начинают пылать. Ненавижу свою физиологию! Но, не опустив голову, я хитро прищурилась, пытаясь дождаться ответа на свой вопрос. Диана же как будто не замечала. Она развернулась на маленьких каблучках своих балеток и пошла вдоль стены с фотографиями. Там были всякие моменты: из моей жизни, то, как мы вместе с друзьями гуляли, дурачились; фотографии животных и природы. Необыкновенные моменты, схваченные камерой из жизни людей: машины на парковке, суета людей по улицам от магазина к магазину, отблески закатного солнца на высотных зданиях. Это выглядело настолько нереально, что казалось, будто такого не может существовать и это всего лишь картинка из фотошопа.       Но это так. Именно в этом, наверное, моя единственная способность — поймать момент, который не все видят.       Диана, перекатываясь с пятки на носок и сложив руки за спиной, ходила вдоль стены, разглядывая квадратные снимки. Она уже видела их, вполне возможно, раз десятый, если не больше, но то, как она заинтересованно и восхищённо на них смотрела, означает, что они ей нравятся, сколько бы она на них ни смотрела. Это вызывает во мне частичку гордости.       — У меня есть предложение, — заговорщицким шепотом начала девушка, резко повернувшись ко мне лицом, оставляя руки за спиной. Ее бордовая юбка-солнце красиво поднялась, закрутившись вокруг бёдер Дианы. Полупрозрачная белая кофточка на перламутровых пуговичках заправлена в юбку с лёгким напуском. Широкий пояс элегантно обтягивал тонкую талию девушки. Розовые балетки с перламутровыми вставками блестели на её ноге, отражая свет лампы. Воротничок с круглым отворотом подчеркивал чёткие ключицы, тонкую хрупкую шею и великолепные формы девушки. Чернильные гладкие волосы, подстриженные под каре, ярко констатировали с белоснежной, словно фарфоровой кожей девушки. Глубокие серые глаза широко распахнулись в обрамлении чёрных длинных ресниц. Диана была похожа на фарфоровую куколку. Такая любому мужчине понравится. И достойна она только лучшего.       У меня же наоборот. Рыжие длинные волосы, которые тяжело уложить и даже расчесать, потому что они вьются. Я чаще всего их собираю в высокий хвост или в растрепанную гульку. Большие синие глаза только лишь портили моё маленькое личико. Красные губы и слишком бледная кожа, почти сияющая синевой, выглядели не слишком эстетично. Худощавая фигура, которую я прячу под свитера и брюки, обтягивающие мои тонкие, как спички, ноги и недостаток округлых мягких мест. Мне казалось, что я вообще не нравлюсь никому из представителей мужского пола. Чертова гимнастика! На ней нас заставляли по шесть-восемь часов работать над номером и запрещали что-либо есть. Ну не всё, конечно, можно было только то, что разрешает тренер. А тренер разрешала немногое.       Тихо вздохнув, я в который раз убедилась, что не слежу за своим видом и никакая косметика и дорогие вещи из элитных магазинов это не исправят. Поджав губы и стараясь принять наигранно раздраженный вид, с неестественной ухмылкой произнесла, сощурившись:       — И что там? Не молчи!       — Да вот... — решила поддразнить меня еще немного Диана. Она раскачивалась на пятках, бегая взглядом совершенно по разным вещам в комнате. То глянет на диван, то на фотографию, которую только что рассматривала, то на карандаш, то застрянет на изучении светлого блика солнечного зайчика на стене. — Мне дали разрешение уйти пораньше. Мы могли бы сходить с тобой в кафе, посидеть и поболтать. Как думаешь?       Я задумалась. Если идти мне в кафе, то как же личный разговор с Диаманом о том неизвестном журнале, который якобы мне поручил Лазарев. Я не думала, что смогу успеть. Тут мне до чёртиков захотелось узнать об этом журнале получше. Повернув голову к Диане, я слегка наклонила её набок. Девушка в точности скопировала мою позу. На наших лицах расцвела весёлая и игривая улыбка, и я решилась узнать.       — Диан, а ты не знаешь, что за журнал о холостяках?       — А с чего ты вдруг интересуешься? — хитро сощурившись, она довольно облизнула губы. Закатив глаза, я выжидающе на неё уставилась. — Да обычный журнал. Там написано про обычную жизнь холостяков.       Я продолжала молча выжидать её полного ответа. Она вздохнула и принялась, как маленькому ребёнку, мне всё разъяснять:       — Магнаты, бизнесмены, владельцы крупных фирм. Все те, кто были замечены с разными девушкам на разных вечерах, собственно, попадают в этот журнал. В этом журнале, можно сказать, собраны все свежие сплетни.       Закусив губу, я стала думать, что же за такой «холостяк» меня может постичь. Нормальный или какой-то псих, помешанный на каком-нибудь ненормальном фетише? Или же тихоня, мальчишка-школьник, который боится всех и всего?       Разрушив мои мысли, девушка быстро продолжила:       — Там есть как и избалованные маменькины сынки, так и бабники всех времён. Но можно и нормального найти. Хотя они редко попадаются.       Я прыснула. В наше время вообще мало нормальных парней. Если красивый, то внутри может быть ужасный и грубый. Обертка может быть яркой, привлекательной, блестящей и соблазнительной, начинка же - горькой и невкусной совершенно.       — Так ты пойдёшь со мной в кафе?       Кинув игривый взгляд на подругу, я хитро ухмыльнулась:       — Подумаю.       Засмеявшись чистым и звонким смехом, Диана развернулась на пятках и пошла к двери. Остановившись около неё, она кинула быстрый взгляд через плечо на меня и произнесла:       — Задумаешь идти в кафе, я буду у себя.