Чужестранец в Вивеке

      

***

„Я, Тайбер, сын Классиуса Безумного Чтеца, почетного и проклятого жителя сиродиильского города Брумы, названный так в честь Бога нашего и Человека — Тайбера Септима в жизни и Талоса — на небесах, пишу этот дневник для всех будущих жителей Тамриэля - тех, кто невежеству предпочтет разум и тех, кто будет накормлен, одет и возвышен этим разумом…“ — из дневника путешественника. — Восславим же Трибунал за чудеса, сотворенные по их прихоти! — конец молитвы путешественника был не очень каноничен, зато отражал его чувства. Ровно одно — восхищение открывшейся перед ним картиной. Это был утренний Вивек — в лучах солнца как в лучах славы этот необычный город на воде поражал уже издалека, со спины силт-страйдера. «То ли еще увидишь — горделиво усмехнулся извозчик — данмер по прозвищу Откушенное ухо (прозвищу, данному им путешественником, конечно, настоящее имя у того было чисто данмерским и невыразительным, а путник любил выразительность во всем). — А что это за… а, понял, та самая воздушная тюрьма — путник сощурился, пытаясь разглядеть застывшую в воздухе глыбу. — Та самая, только туристов пускают по особым пропускам. — Каким же? — А ты укради рулетик какой и тебе сразу такой и выдадут, ха! Как иноземному шпиону и осквернителю святого города. — Не думал, что здесь даже рулеты святые. — купол Квартала чужеземцев уже выглядывал из-под кромок деревьев. — Рулеты - нет, а септимы - да. — извозчик довел силт-страйдера до стоянки этих животных, помог выгрузить скарб и как-то грустно посмотрел на кошель путника, — добротный такой, набитый звенящими головами Тайбера, — если куда пойдешь, без карты заплутаешь, — он сплюнул и продолжил —, но могу помочь и с этим… — Спасибо, я сам как-ни… — Ну смотри, — возница повернулся, и, сразу потеряв интерес, стал спускаться с животного в ближайший сарай, служивший спальней. „Забавно, и как он свое добро — путник вышел с животного и придирчиво оглядел его — не охраняет, своруют ведь, а они дорогие все“. Впрочем, если извозчик спокоен, значит, причина в том есть. Путник повернулся и, наконец, смог разглядеть громаду Квартала Чужеземцев, выросшего перед ним: „Если подумать, что-то вроде сильно усеченной пирамиды, но взор притягивает“ — согласился он сам с собой и, подняв скарб, твердым шагом пошел наверх в направлении Плазы. Его путешествие в Вивек началось. „Родственники с завистью назвали бы меня сумасшедшим, если бы узнали, что я продал все приносящие доход книжные лавки — имущество отца — за септимы своего тезки. Жаль, насытиться завистью им не суждено — сгоревшим нет дел до дела смертных — во всяком случае, в нашем городе всегда было так. Продав все, кроме своего, теперь уже проклятого молвой, дома, ранним утром и под взглядом сияющего Магнуса я тронулся в путь…“ — из дневника путешественника. Вид с высшего яруса Квартала святого Олмса был потрясающим особенно на закате: огромный камень Воздушной тюрьмы отбрасывал тени на лазурь Внутреннего моря и здание министерства так, как идиллию гробницы нарушает проскочивший по своим делам дух. Путник любовался на эту картину, стараясь запечатлеть в памяти своей все до мельчайших деталей — и не мог, будто что-то важное постоянно ускользало от него. „Усталость — подумал он — усталость и раздражение, только и всего“. Что он делает в этом чуде света? Чудовище, легче сказать, сожравшем месяц его жизни. Поиск путник начал, как водится, с ознакомления местных книжных библиотек. Первый владелец лавки, высокий, старый и худой альтмер, с усталым высокомерием отнесся к его просьбе. — Двемерские тексты? Имперец, как я понимаю? —  — Норд наполовину, — с раздражением ответил путник, — вам это мешает? — Нет, ну что вы — альтмер покачал головой — местные уже назвали Вас с сотню раз чужеземцем, не правда ли? Не беспокойтесь, это они ко всем так — он фыркнул — даже к своим братьям. Я спросил об этом потому, молодой человек, что десятилетия не проходит, как очередной любитель сдохнуть под землей приходит сюда с этим вопросом. И в основном все младшие сыновья знатных сиродильцев — комплексы у них, что ли? Вам нужны двемерские тексты, где Вы попытаетесь найти карты подземелий со всякой машинерией, правда? — Нет — альтмер вскрыл разум путника как одну из своих сто раз перечитанных книг и эго того было задето, - нет, что Вы, я не собираюсь идти под землю и машины мне тоже не нужны, тем паче, что они еще ни у кого не работали… — Вот потому все и лезут туда, вниз, чтобы они заработали! — владелец лавки взмахнул руками — и никто, слышите, никто после этого ко мне обратно не приходит. И, судя по всему, не возвращается вообще! Вы, Вы хотите быть следующим?! — Я же сказал, что нет — путник понял наконец реакцию альтмера: часто ли простой продавец посылает на смерть, пусть даже глупцов? - нет, что вы, как раз наоборот, я собираю сведения о магии двемеров. — Что ж, в любой библиотеке Тамриеля об этом найдется пара книг… — Но в Морровинде их должна быть не пара, а больше — этот разговор медленно приводил путника в бешенство — и если их нет в Вивеке, то где же еще искать? — В подземельях. Вся техника двемеров — и магия и механизм одновременно. Вы меня не одурачите, молодой человек — владелец посмотрел путнику прямо в глаза —, но за вашу жизнь я не ручаюсь — он пошел в смежную комнату и через пару минут вернулся с большой и красиво сделанной картой Вварденфела и маленькой книгой. — За все — пятьсот монет. — Пятьсот?! — опешил путник? — всего за карту и книжку? — Плата за муки совести — голос владельца стал ниже —, а не нравится — катись и подыхай там сам… — Ладно — путник примирительно поднял руки — что за карта-то? — На ней — все известные крепости. Красные — откуда не возвращаются, зеленые — обследованные, там ничего не найдешь. А книга… то, что нужно тебе в первую очередь. Остерегает от опасностей развалин. — Что-то вроде путеводителя? — Путник взял обе вещи в руки — они же новые, книга даже не вскрыта — он открыл ее и перелистнул пару первых страниц с описанием двемерских паровых ловушек. — А как ты думаешь, почему? — альтмер мрачно усмехнулся — берешь? Только если найдешь что, зайди ко мне — запишу что, добавлю в путеводитель — если найдешь. — Ну если за муки совести… по рукам — путник отдал монеты, попрощался и вышел из лавки. Разговор утомил его. „Значит, не я один такой — горько думал он — впрочем, нечего было надеяться на иное —, но если другие не возвращаются либо возвращаются ни с чем, то какой шанс у меня? И ведь выдал, дурак, своей секрет“. Путник поднялся на верхний балкон — или ярус, как тут его называют? — квартала святого Олмса и посмотрел на прекрасную картину заката, что предстала сейчас перед ним. «А не такой этот продавец и совестливый, как подумал я сперва: деньги взял и продал все как миленький — путник непринужденно облокотился на перила и вновь открыл книгу, в следующую секунду чуть не уронив ее в воду — вместо рисунков с пояснениями там был список тех, кто купил карту с книгой и пропал навеки. „Отец мой — папой иль другим уменьшительным именем назвать его не поворачивался язык — был человеком яростного духа и тиранического характера. Нет, не ждите от меня подробностей, как пьяный родитель бьет плачущего малыша в винном угаре. Отец почти не прикасался к алкоголю и лишь изредка гневно и разочарованно глядел на своего сынка, когда я в очередной раз доказывал свою глупость учителям математики, магии или истории. Ярость его была в другом — страстном и жутко тайном деле, поиске какого-то секрета, ради которого он золотом платил за альтмерскую и прочую тысячелетней давности труху. Пара беззлобных кошаков, слуги отца, говорили мне часто, что каждая новая книга, попавшая к нему в руки, для него все равно что скуума для них. Отчасти, лишь отчасти, это было правдой. Большинство книг, на которые набрасывался отец, вскоре так же яростно отбрасывались и тогда — лишь тогда — его властный взгляд тух и затуманивался. „Не то, все не то“ — бормотал он в эти мгновения. Но мгновения недолги — и отцу возвращалась не понятая никем решимость…» — из дневника путешественника. Второй по счету торговец оказался сморщенным человеком с ниспадающими длинными волосами и чересчур услужливой, фальшивой улыбкой. — Карта с книгой… да, узнаю старого проказника! — он сощурился так, что его улыбка стала хищным оскалом, — помнится, все из-за его пасынка: тот тоже грезил руинами гномов, вот и догрезился, что ни слуху, ни духу уж как двадцать лет…, но Вы пришли за тем же самым? — Да — путник наклонился чуть вперед — карта есть, осталась книга. — стыд от прошлого раза еще холодил душу, и потому путник был намерен получить то, что хотел. „Что принадлежит мне по праву!“ — чуть не сорвался сказать он, но излишняя болтливость теперь лишь все сгубит. А второго позора он не потерпит. — У старого Бульвуфа есть все, что вам нужно, милорд: хотите книг с описанием двемерской магии — будут, хотите с ловушками — найдем, а хотите сто способов выжить в руинах — так дадим сразу! — торговец еще сильнее раздвинул губы и согнулся. Путнику это не понравилось. — Давайте все, что есть, но если Вы меня обманете… — Никаких обманов! — сказал торговец и ретиво отправился искать нужные книги. Путник присел и, ожидая торговца, лениво оглядел убранство магазина. В отличие от первого — владения альтмера — это заведение больше походило на лавку не книжника, а оружейника — развешанные на стенах, тут и там попадались на глаза луки, арбалеты и мечи разных видов. — Вот, милорд, все как Вы просили. Посмотрите, старый Бульвуф не соврал, старый Бульвуф принес то, что надо. — Слово „милорд“ вновь резануло слух путника. „Значит, и этот догадался, что я с Сиродиила“ — подумал он — так скоро весь Вивек прознает, куда я собираюсь». Это последнее, что хотел путник: известность повлечет проблемы. Путник просмотрел книги, выбрал приглянувшиеся и, рассеянно кивнув, пошел прочь. Его мысли вновь вернулись к делу. … Бульвуф был старым человеком и неизменно подчеркивал перед всеми свою дряхлость, даже в те времена, когда был еще относительно молод. Это, как он считал, прекрасный маскарад для работы. Клиенты — безусые юнцы и те, кто постарше — из-за врожденного уважения к старшим проникались к нему симпатией, а старики находили его своим, чуть ли не братом по старости. Бульвуф этим умело пользовался и за годы жизни смог собрать солидный круг знакомств, вытеснив с Квартала Чужеземцев прочих книжников. Однако была у его торговли и оборотная сторона, и она, как и сам Вивек, пряталась глубоко внутри его стен. Новый посетитель в лавке был среднего роста, с немного пухлым лицом, на котором играла простодушная и застенчивая улыбка. И лишь взгляд портил картину: холодный, он был подстать наемнику с севера, но не изнеженному сиродильцу. Посетитель был одет просто, по моде имперской провинции, но материал одежды был дорог и, если он хотел затеряться в толпе простолюдинов, то выбрал не тот наряд. „Впрочем, простаки всегда предвещают деньги“. А деньги Бульвуф любил. Когда посетитель ушел, он негромко сказал мальчишке, что сидел в задней комнате: — Передай волчатам. У нас появилось дело. … Титос сегодня показал себя настоящим волком, таким, что изображен на его лице. Он руками и зубами забил парня с соседней улицы, что вызвался проучить лидера волчат. Изодранное лицо парня теперь будет напоминать тому, кто здесь настоящий зверь. Это было главное. Но Титос чувствовал и то, что устал он сам. Выйдя из круга своей и вражеской банд, весь в своей и чужой крови, он не чувствовал себя победителем. Но хотя бы его считали таковым другие. Это грело душу мальчика. Он всегда волк, иначе быть ему овцой. То, другое, овечье изображение было вырезано с корнем и от него оставался лишь уродливый шрам, на который когда-то — уйму лет назад — нанесли волчью татуировку. Те воспоминания до сих пор отзывались болью, что гнала Титоса вновь и вновь доказывать, что он волк, а не овца. — Титос! — дорогу ему загородил мальчишка младше его на пару лет — Главный зовет! — Я занят, Мика — резко ответил Титос, вытирая руки куском ткани, сворованной из доков. — Шестери перед ним сегодня сам, ты привыкший. — А ты сам ему скажи — парень насупился: было видно, что неуважение к Главному он принял на свой счет — он ждет. — На старом месте? — Да, Главный говорит, есть работа. — посыльный присмотрелся к Титосу — тебе к лекарю надо, Главный не одобрит. — Не твое сучье дело! — чуть не взревел Титос и бросил уже грязный обрывок ткани в парня: реветь и выть — это по волчьи, а статус волка - все, что у него есть. Намеков на слабость он не потерпит. — Не забудь, дурак! — уже на бегу прокричал посыльный и скрылся в переулке. Титос вышел совсем уже из себя. Он бы придушил мальца, да тот убежал. За взрывы ярости Титоса и прозвали однажды волчонком, и теперь вырос настоящий зверь. Мысль эта успокоила Титоса. „Но к Главному надо идти — волк ты или нет, а жрать хочется всегда“. Он умылся окончательно и пошел собирать свою стаю. „Сердце двемеров умерло. У всего народа одно сердце? Надо понимать иначе — некий символ, их идол, может, некая идея. Идеи умирают? Только со своими носителями. Двемеры как раз сгинули, но мы даже не знаем, умерли они либо… либо они там, куда нам, простым смертным, не добраться. Нет, бессмыслица, бессмыслица, бессмыслица…“ — из дневника путешественника. Путник шел по вечерним, блекло освещенным улицам, что тянулись вдоль каналов с проплывающими по ним лодками. Было немноголюдно: из ближайших питейных заведений доносился привычный многоголосый шум десятков орущих глоток, мимо проходили прохожие, жавшиеся к теням у стен; шелестел ветер, а в воде каналов отражались луны. Но путешественник не замечал мира пред собой. Купленные книги оказались ничем, пустой игрой слов и заимствований древних авторов, переплетенных с местными баснями. При таких тратах деньги закончатся скоро, быстрее, чем нужно. Неужели он станет одним из тех гомонящих неудачников, что пропивают последнее в кабаках, забыв о том, что делают в этом городе, размышлял путник, шагая, уже не разбирая дороги. Выпить вина хотелось более всего, но он отринул эту мысль. Не время пить, не время шагать бесцельно. Завтра он начнет все сначала, решил путник и посмотрел наконец по сторонам. Место, куда он пришел, было не знакомо. Он еще раз укорил себя за трату денег: мог бы и карту города купить, кто-то ему предлагал…, но сейчас уже не важно. Куда идти? Он в квартале Чужеземцев, рядом звуки льющейся воды — признак городской канализации, повернуться спиной — и вот уже водная гладь канала весело блестит в двух лунных цветах. Путник услышал пару шорохов: крысы, и верно, канализация. Он повернулся и зашагал прочь, к лестнице, ведущей на верхние ярусы. Что-то темное быстро промелькнуло рядом. Опять крысы, подумал путник: местные, правда, рассказывали о волках, что живут в канализации, а также змеях, н«вахах и скальных наездниках. Бред, кто допустит эту живность сюда, в город? Опять шорохи. Путник невольно ускорил шаг. Волки, нашел что вспоминать, нервно подумал он, как это мое воображение разыгралось то. Он завернул в переулок, вдали уже был виден маленький странствующий огонек — ординатор с факелом, бронзовая броня и характерный гребень отражали всполохи огня. Быстрее к нему, быстрее, сказал себе путник, но тут одернул себя: не позволит он крысам вызвать страх. Страха нет, это всего лишь богатое воображение в конце неудачного дня. Крыса впилась в его затылок. „Это крыса, ничего страшного, — подумал путник, падая лицом в мостовую, — большая, неожиданная крыса“. Он извернулся, в последний момент инстинктивно подставив ногу, и упал на бок. „Какая большая крыса, она же сожрет меня“, — понял он, впадая в забытье, когда крыса подошла к нему. Сон превратился в кошмар: тело крысы было человечье, а в лицо путнику смотрел волк. … Когда ординаторы подошли к телу, Титос сидел в тени вдали и напряженно наблюдал за происходящим. Рук, его ручной ящер, не справился — брошенный им камень повалил путника, но не насмерть, в этом Титос был уверен. Мертвые не оборачиваются после удара в затылок. Крепкая у цели башка оказалась, а это значило, что они провалили дело. Главный узнает — убьет, меланхолично подумал Титос, убьет, но не его. Он сам придушит Рука в наказание: давно пора было сбросить ублюдка в каналы, и теперь есть подходящий повод. Давно — по меркам Титоса целую вечность назад — когда он был татуирован овцой, в банде не было большего мучителя для него, чем прошлый вожак, и Рук был его вечным подпевалой. Даже сейчас он смотрел на Титоса с хитрецой в глазах — либо так Титос привык думать. Но сейчас Руку уже несдобровать. Ординаторы осмотрели тело и подняли его. Судя по их движениям Титос вновь убедился: жертва — жива. Он проследил за ними взглядом до тех пор, пока они скрылись в ночи, задержался на минуту, встал и пошел прочь. … Кошмар продолжался. Он хотел бы закрыться, убежать от него, но суровый отцовский голос повелительно твердил ему: Сражайся, повернись лицом, ты не трус, мой сын не может быть трусом. Я не могу отец, рыдал он, ты не вырастил меня воином, и ты не смог, как же я смогу?! Но отец был непреклонен: сражайся! Он встал и взял в руки меч. Крыса с волчьей головой кружилась вокруг него, кусала и отрывала по кусочку плоти, и он все уменьшался в размерах, так же как и его меч. Он яростно отмахивался, но крыса была проворнее и выше и выше, пока не стала нависать над ним, словно гигант над карликом. Он не смог: „Прости, прости меня, отец!“. Он повернулся и побежал. Но и тут крыса нагнала его и стала рвать затылок. Ее укусы стали огнем, и от затылка этот огонь пошел дальше, прожигая череп. Его сознание стало уменьшаться: воспоминания слой за слоем пожирались огнем, пока маленький уже комочек души не почувствовал, как от жара лопаются глаза, а череп плавится и стекает внутрь шеи. Это не Он горел, это его душа танцевала на огненном пиру, пока наконец ее свет не стал угасать до тех пор, пока от нее не остался лишь пепел. Лишь после Он, наконец, почувствовал, что проваливается в небытие: кошмар закончился и на смену ему пришло молчание. … — Убью крысу! Понять, что на душе у Главного, было решительно невозможно. Улыбался он вечно и каждому встречному, будто старому другу или любимой жене. Титос иногда думал, что старик и во сне лыбится во всю ширь. Однако улыбка оскалу рознь и иногда Главный мог скривиться так, что становилось не по себе. Сейчас, однако, он превзошел сам себя. В помещении, кроме Титоса, стоял, сжавшись в стену, Рук, и выслушивал ругательства Главного. Впрочем, тот никогда не был многословен и не орал на волчат. Более того, старик никогда не марал руки избиением подопечных. Провинившегося били все волчата, укрепляя, как старик смеялся, тесные семейные связи. Титос гордился, что не позволил себе ошибиться ни разу: каков он был бы вожак после этого? Смотреть на унижение ящера было приятно. Титос заржал бы вовсю, да что-то удерживало, однако скалился во всю ширь. — Ты что лыбишься? — прервал его размышления Главный. Титос сам сжался в стену. „Лишь бы Рук этого не заметил“ — затравленно подумал он. — Рук, выйди — Главный повернулся к Титосу, Рук выбежал, и они остались вдвоем. — Титос — чересчур ласково для него начал Главный, — скажи мне, из матки какой суки ты у меня такой тупой вылепился? — Да что я сделал… Начал говорить Титос, но удар увесистой книгой остановил его. Везде бывают исключения, даже в избиении; впрочем, как всегда, свои руки у Главного остались чисты, а какая разница, бить книгой или использовать чужой кулак? Титос в глубине души со всей своей ненавистью хотел бы ответить, но удержался — как всегда — в последнее мгновение. Главный оскалился. — А теперь ответь на мой вопрос. — Я… всегда был такой… — Вижу. Главный оглядел Титоса с головы до ног. Он знал, как задеть парня за самое больное. — Либо ты, сын шлюхи и барана, делаешь то, что я скажу, и делаешь правильно, либо у стаи будет вожак поумнее. Ты же хочешь остаться вожаком, или твое овечье нутро наружу прорывается? А, Титос? „Ничего ты не знаешь!“ — хотел бы закричать Титос в ответ, но стоял молча, потупив глаза. — Я что-то ничего не слышу. — Я исправлюсь, в следующий… — Нет. Ты доделаешь этот. Сам. Найдешь богатого ублюдка, убьешь, достанешь его кошель и какие есть бумаги принесешь ко мне. Понял, овца? — Понял. — Тогда пошел вон. И не приходи, если не справишься. Титос поклонился и быстро вышел, споткнувшись пару раз. Ноги были ватные, но он хотя бы остался живой. На пороге стоял Рук, хвост которого дергался в волнении. — Что сказал Главный, Титос? — Что если ты не справишься в следующий раз, он тебя убьет. — Титос показал Руку кулак. — вот этой рукой убьет, понял? Заметив страх в глазах ящера, Титос немного успокоился. Сегодня он обязательно кого-нибудь изобьет, а завтра… завтра ему предстоит путь наверх. … Голова гудела как армия рассерженных ос, и путник, разбуженный ими, наконец открыл глаза. Происходящее вокруг жило своей жизнью: потолок и лампа, стоящая на столе, расплывались как пустынные миражи, кружась в то против, то по часовой стрелке. Тело омертвело: путник попытался сдвинуться, но не смог пошевелить и кончиком пальца. Мысли вдруг ворвались в его сознание и перекрыли даже шум в голове. Где он? Что он делает в этом месте? Ответа не было. Он шевельнул пересохшими губами и громко для себя, но шепотом для остального мира прокашлял: — Где я? На вопрос ушли все силы. Не в состоянии больше говорить, он закрыл глаза. Волки. На него напали волки. Тогда почему он жив? Или это были крысы? Крысы с волчьей головой и человечьими руками — в путеводителе о таком не предупреждали. Раскаты грома донеслись до путника, заглушив шум в его голове. Это был голос, шипящий, но вполне сносный: — Андоран, этот очнулся. Покрытая чешуей голова нависла над путником. Аргонианин, вскользь заметил путник, а ведь и у них, и у крыс есть хвосты. К путнику подошел данмер. — Говорить можете? — голос отдался в голове звоном. Врач —, а то, что это был лекарь, путник уже не сомневался, осмотрел его голову. — Да… долго живу, а такую крепкую башку у сиродиильца первый раз наблюдаю. У вас предки с орками никогда не гуляли? На всякий случай спрашиваю. — Андоран — подал голос ящер — ты его спроси, чем платить будет. — Что у полудохлого спрашивать? Впрочем… — врач наклонился к уху путника — деньги у Вас есть, чужеземец? Мы после пропажи лорда нашего Вивека бедствуем, мягко говоря. — Да. Звук собственного голоса принес новую волну боли. Когда же она уймется, подумал путник. — Я же говорил, Танцующая, в таком балахоне только приезжие богачи ходят — лекарь довольно потер руки, — неси снадобья, будем пациента отпаивать. Голоса вокруг стали постепенно стихать и неясные фигуры данмера и аргонианки исчезли. Как быстро врач поверил в то, что у него есть деньги, или они уже осмотрели мой кошель, усмехнулся про себя путник. Он попытался повернуть голову, но сонм игл, вонзившихся в затылок, не дал ему сделать этого. Дурак, несносный дурак, проговорил одними губами путник, зачем я полез в это дело. Долг перед отцом — что может быть глупее? Отец там, за морем и горами, спит в своей могиле, сжегший сам себя и половину знати Брумы. Впрочем, отчаиваться уже поздно — давно поздно, и не время сейчас об этом думать. Он закрыл глаза и стал напевать любимую детскую песню, медленно проваливаясь в сон. … Новое пробуждение принесло старую, но теперь менее сильную, боль. Путник открыл глаза и увидел нависшее перед ним лицо с волчьей татуировкой. И нож. — Только тихо, сука, — прошептало лицо голосом подростка, — только тихо. Горло путнику сжали сильные пальцы. „Это конец“, — подумал путник, — „конец или новый кошмар?“. Горло ощутило сталь. Что-то кошмар медлит, заметил путник. Впрочем, для паники у него не было сил, как и для того, чтобы вырваться, закричать, попытаться спастись. Сталь впилась в горло. — Камень! Говори, где он?! Отвечай на вопрос! — прошелестел голос от волчьей татуировки. У меня их целая куча, этих вопросов, мелькнула у путника мысль, и первый — какого даэдра тебе нужно. Тут до путника дошло, что пол немного вибрировал. Лицо с татуировкой оглянулось, немного разжав пальцы и так застыло. Издали послышались быстрые шаги. К кровати подошел врач со свитком с заклинанием. — Еле успел — сказал он, обращаясь в пустоту —, а Вы, значит, непростой турист, раз за вами волчат прислали. Он свернул свиток, резко замахнулся по голове подростка и тот, подкошенный, упал. Врач оттащил его в сторону. — Кто это? — прошептал путник более уверенно. Отрешенность пропала и он ощутил нервную дрожь. — А, бандюг местный, с каналов. Высоко они забрались, в наше то неспокойное время. Путник попытался подняться. Вновь не удалось, но хотя бы голова теперь поворачивается без боли. Кровать вновь завибрировала и врач нервно посмотрел по сторонам. — Никогда такого не было в Вивеке… — впрочем, у нас дела важнее. Если Вас заказали, то надо уходить. Ординаторы не спасут, эти продажные твари куплены всеми ворами Вивека уже давно. А я… постараюсь всех убедить, что вас не было… Уходить… я подняться то не могу, красноглазый ты упырь, подумал путник, но его уже вытащили с кровати и понесли. — Мы тут взяли на себя смелость немного взять денег, на лекарства, разумеется — по пути говорил врач — и я заметил, что у Вас бумага гостя в Гостевом доме Редорана. Это недалеко от нас, надеюсь, Вы о нас и не вспомните. Танцующая! Что ты остановилась? Тащи этого волка следом. Нет, не надо его тащить через парадную, дура ты хладнокровная, через черный ход его! — А он не вспомнит нас? — сказала шипящим голосом ящерка. — Я его так накачал, что он мать родную не вспомнит, не то, что свою татуировку. — Я про богача, Андоран! — Про него? Путник почувствовал, что они остановились. — Сейчас сделаем. Рот путнику разжали и стали вливать мерзкого запаха жидкость. Что вы делаете со мной, в ужасе подумал он, я же сейчас задохнусь! Он начал выблевывать жидкость. Руки, державшие его, ослабли, и он повалился на землю. Конечности по-прежнему не слушались, но теперь хотя бы можно было дышать. Путник жадно вдохнул воздух и почувствовал, что проваливается в темноту. Он попытался обернуться, но увидел лишь тени, быстро отдаляющиеся от него. Темнота навалилась на него и последним, что он ощутил, была теплая, пыльная земля. Она продолжала дрожать. „Всё началось с простого, самого банального стука в дверь нашего загородного дома, где наша семья жила после смерти матери, изредка переезжая в Бруму. Гонец принес письмо и небольшую шкатулку — со мной он говорить отказался, и отдал посылку лишь отцу, подошедшему на мой крик. Отец всегда занимался своими исследованиями в своем большом кабинете на втором этаже, который — этаж — был завален множеством драгоценных фолиантов и пробирок, камней душ и перегонных кубов. Кабинет обычно был открыт настежь, хотя я и никогда не решался потревожить отца во время его работы. Сейчас же отец, прочитав письмо, резко взял шкатулку и пошел в свой кабинет, заперев его изнутри…“ — из дневника путешественника. …. Волк умирал. Титос так и не решился идти обратно к хозяину: убьет, вестимо. Волк. Нет, он должен сделать что-то такое, чтоб снова выслуживаться. Поможет ли? Остерегаясь своих собратьев, Он пробрался по туннелю к своему тайному закутку, зажег свечу, достал из тайника деньги. Убежать бы? Убегает ли волк? Он не знал. В импровизированную дверь закутка постучали. Титос обернулся, резко выхватил нож и встал в стойку, как его учили старшие. Над ухом закапало. Здравствуй, Титос. Ты больше не волк. Удар по голове сзади. Ящер. Мерзкий подхалим, прокрался к нему! Титос вновь резко развернулся и, бросив руки, полоснул ножом по воздуху. Раздался крик с шипением. Задел! Голова… Титос провалился в небытие. …. — Выкиньте н'ваха отсюда! Громоподобный голос ножом пронзил путника, приводя того в сознание.  — Севус, это же наш постоялец, старый дурак! Второй голос был тоном выше. Как кинжал по сравнению с топором, но душу разит также, подумал путник. Думать было тяжело, еще тяжелее было ощущение немощи. Он попытался встать, но поскользнулся и упал бы, если бы его не подхватили. Со мной же такое случалось, вдруг пришла мысль, и недавно. Мысль переросла в немой вопль. Как долго он будет куклой, которую тащат с угла в угол? Новое воспоминание пронзило его: волки, всему виной проклятые волки! Или крысы? Талос всемогущий, куда я попал?! И почему я не помню ничего?! Его втащили в помещение и стали раздевать. К путнику стали возвращаться чувства: тут он понял, что весь облеван и в пыли, одежда превратилась в лохмотья, а голову покрывает тряпка. От осознания этого затошнило снова, но он сдержался. Видел бы его отец… Но отца нет и надо выбираться самому. Путника повели в местный аналог скайримской бани, умыли, и одели в простую рубаху. — Для нашего дорогого постояльца сделаем все, что угодно — расплылся в улыбке владелец Гостевого дома Редорана Севус Кривые зубы, обнажая постоянно причину своего прозвища в подобие улыбки. — Для грязного н'ваха, вы хотели сказать. Сил у путника наконец прибавилось. — Да если б я знал… — Ничего, сам виноват. — путник уже держался на ногах, — когда я лежал там… При мне не было сумки? — Не было, ми… — Не надо, я не милорд и не был никогда им. Владелец гостиницы пожал плечами. — Комната была закрыта с тех пор, как вы ушли. Если забыли, я провожу. — Буду благодарен. Кстати… — путник резко дернулся, — Не вы первый меня кличете милордом, но так называют лишь знатных сиродильцев. Допустим… — задумался путник, — выговор меня сдает как сиродильца… — А деньги выдают знатность. Для нас конечно хорошо — владелец гостиницы подмигнул, —, но чтобы потом вас не нашли в канаве, милорд, не разбрасывайтесь направо и налево. Это призывает местных крыс и зверей, что похуже. Вас наверняка оглушили, сняли все до нитки и выкинули рядом с нами из-за этого. В Вивеке стены словно уши, а серебром звенели вы знатно.  — Перевязав рану? Выкинув около гостиницы, в которую я заселился? Путник стал разминать пальцы. — в благородство бандитов не верю.  — И не стоит. Обратитесь к властям, мой вам совет. Впрочем, узнать бы сейчас, кто в городе власть… — Севус покачал головой — в старые времена такого не было. Крысы не бегали по Плазе, не обкрадывали благородных людей… — А простолюдинов — скривился путник — резали, что тогда, что сейчас. — Вы не понимаете, — укоризненно посмотрел на него Севус, — При Вивеке закон лорда уважали, знали, что Бог буквально рядом, в Храме, наблюдает за всеми смертными. Сейчас же — кто за нами наблюдает? Воры? — Есть империя… — заикнулся было путник, но Севус прервал его. — А! Бросьте вы! Кто сейчас помнит о ней, а? Последний Септим пал, что осталось после него — одно название! Севус поднялся и только тут путник понял, насколько стар хозяин гостиницы. — Вы, молодежь, может и не понимаете, зато я понимаю. Он вздохнул. — Настали страшные времена, милорд, и только даэдра знают, сколько они продлятся. Севус развернулся и стал было выходить из комнаты, как пол затрясся. С потолка посыпалась пыль, а с кухни послышались звуки падающей посуды и следом за ними ругательства жены хозяина гостиницы. Старик посмотрел на потолок и откашлялся. — Тюрьма дрожит. — Что? — Я сказал, милорд, что наша воздушная тюрьма над храмом уже несколько дней дрожит как бешеная, раскачивая город как волны качают корабль. Старик развернулся и уже на выходе из комнаты произнес: — Уезжайте. Мы с Кассией уже старые, а вам жить еще. Уезжайте, мой вам совет, и забудьте Вивек как страшный сон. Старик вышел из комнаты. Путник ошеломленно посмотрел ему вслед. Большой камень воздушной тюрьмы, что висел в воздухе над домом самого Вивека с незапамятных времен, теперь, даже не упав на город, ломал его изнутри. Камень этот, как путник помнил из книг, был послан злым Шеогоратом на город Вивека, дабы навсегда стереть эту насмешку над даэдра. Однако Вивек остановил летящий к городу камень своей божественной силой. Но он теперь пропал. Умер, как шепчутся за глаза даже ординаторы, но может ли бог умереть? Может, с ним ушла и его сила? Путник поморщился. Отец терпеть не мог, когда что-либо называли божественным. Божественное познать нельзя, а непознаваемое не существует, говорил он иногда заходящим в гости знакомым. Лишь двемеры когда-то подошли к тому, чтобы познать богов, но они сгинули, а нам достался лишь Трибунал. — И теперь, отец — проговорил путник в пустоту, — и они пропали. Может, зря он приехал сюда? Путник встал и пошатываясь пошел к сундуку с вещами. Хозяин гостиницы предусмотрительно оставил на столе рядом второй ключ, взамен того, что был при путнике раньше. Сундук открылся с легким скрипом. Путник порылся в нем и достал небольшое письмо с печатью своего отца. На нем было начертано лишь несколько слов: „Сердце двемеров умерло. Сарин Фир Хлаалу, Вивек“. Внутри же был маленький камушек огненно-красного цвета. В руке он стал гореть так ярко, что путник прикрыл на мгновение глаза. Дом затрясло вновь, намного сильнее, чем прежде. От неожиданности путник вскинул руки и камень полетел в дальний конец комнаты. Он воспылал таким ярким светом, что озарил всю комнату красными всполохами, которые стали биться в такт трясущимся стенам. Дом, казалось, сейчас рассыпится, а свет от камня стал так невыносим, что пробился и сквозь закрытые глаза. Путник попытался встать, но новый толчок опрокинул его вновь на пол. Постепенно камень стал тускнеть. Как сердце умирающего, он с каждым своим огненным всполохом съеживался в размерах, а вслед за ним успокаивалась и земля. Наконец, камень потух окончательно, и землетрясение прекратилось. Не в силах выговорить и слова, путник сидел на полу и глядел на камень. В дверь постучали. — С вами все в порядке?! — донесся голос Севуса. Нет, про себя проговорил путник, со мной всё не в порядке. Он встал и, пошатываясь, подошел к камню, взял его и прошептал: — Но приехал я сюда не зря. … Город просыпался. Все кварталы сбросили с себя тысячелетнюю пыль и люди, что ютились в их гигантских чревах, выходили на улицы, ослепленные ярким солнечным светом. На солнце тучи пыли, что поднялись от землетрясения, играли всеми красками, но пыль не могла застелить солнца, и ослепленные им горожане щурились, пытаясь разглядеть виновника своих бед. Камень Воздушной тюрьмы висел в воздухе на своем привычном месте, сбросив как ненужные теперь одежды все деревянные мостики, что были построены на нем. Министерство и Храм, что были под Камнем, пострадали более всего: их статуи были сброшены и многие внутренние проходы завалены. Из-под завалов слышались крики о помощи и стоны раненых. В казармах ординаторов, библиотеке и длинных коридорах оказались заточены десятки людей. Лишь немногие счастливцы имели при себе свитки телепортаций: позже ходили слухи, что благородные служители культа дрались за них как последние разбойники. Вивек стал похож на разворошенный пчелиный улей: город шептался и обрастал слухами, как опухолью. В темных подворотнях и трактирах, домах богачей и лачугах бедняков, сверху, и снизу больших кварталов со страхом в голосе говорили, что видели, как ординаторы сбрасывали свои доспехи и уплывали домой. Говорили, что Призрачный придел пал уже как несколько лет назад, и вечная стража разбежалась из Призрачных Врат кто куда. Ужасались, что оставшиеся ординаторы забыли свои обеты. Теперь горожане видели их в трактирах по всему городу, разодетых во что попало либо без амуниции. Видели, как будто, что один ординатор даже рыдал на улице верхнего яруса квартала Святого Делина, бросив в воду свой великолепный шлем: Кому служить?! — говорят, кричал он в беспамятстве — и зачем, если нет Бога, жить?! И вслед за шлемом, заканчивали свой рассказ горожане, он шагнул в канал: гордость, индорильский доспех, сразу увела его на дно, на встречу со своим богом. Другие служители Трибунала старались не попадаться на глаза на улицах: тех же, кто осмеливался выходить в служебных одеждах, окружала толпа с мольбами. Крик несся по всему Вивеку, и был он воплем отчаяния. Как и при всех великих бедах, люди не замечали их до самого последнего момента, а, заметив, искали помощи и утешения у своих богов. Бог же — что было главным бедствием Вивека — пропал сам. На пятый день после землетрясения путешественник вышел из своей гостиницы. Рассвет только-только вступал в свои права. Воздух был полон пыли, в утреннем тумане сделавшейся тяжеловесной, и потому медленно оседающей на город и тех, кто вышел рано из дому. Путешественник не мог прокашляться, вдыхая влажный, тяжелый, грязный смог. Повсюду валялись горы мусора и обломков. Местные жители, что встречались на пути, медленно и нехотя разбирали завалы, грабя то, что попадалось в них ценного. При виде путешественника одни из них прятались, другие не обращали внимания, а третьи смотрели вполне враждебно. В этот раз путник, наученный горьким опытом, подготовился к выходу из гостиницы. „Мечом — сказал он прошлым днем Севусу — я все равно владеть не умею, так зачем еще утяжелять себя“. Однако защитой путник не пренебрег. На голове у него сейчас покоилась высокая меховая шапка со вставками, а тело защищал плотная куртка из дубленой кожи, пропитанная зельем и чарами восстановления. На руке красовалось пара колец с теми же эффектами. Защита не ахти какая, думал сейчас путник, обходя очередную груду мусора, но и убежать позволит. Из оружия у него была пара огненных свитков да нож, на которые он надеялся мало. Сейчас его путь пролегал в квартал Великого Дома Хлаалу. Волшебники из этого Дома, в отличие от тех же Телванни, не живущие внутри гигантских грибов, но, как можно было услышать в городе, периодически грибы употребляющие, тем не менее слыли сильными магами. И среди них был друг отца по переписке. На входе дежурила стража. — Вход в квартал запрещен, гражданин! — высокий стражник в костяной броне вышел вперед на мосту, преграждая путь. Костяная броня привлекла взгляд путника. Он осмотрел стражника с головы до ног. — Вы не ординаторы. — Это собственность Дома Хлаалу. — У меня дело в квартале. — такого приема путник не ожидал. — К волшебникам, я заплачу за вход! — Сказали, проход закрыт! Гражданин, отойдите, пока мы сами вас не отодвинули! — Кто опять ломится?! — позади стражников раздался волевой голос. К ним подошел стражник с не закрытой шлемом головой. Командир, подумал путник и оказался прав. — По какому делу, гражданин? — Я должен встретиться с волшебником Сарином Фиром. — У вас записано? — Нет. Но мне… — Тогда идите по своим делам. В сторону! — по знаку командира стража, особо не церемонясь, вытолкнула путника со входа. — Командир! Я заплачу! — крикнул он, но уже оказался на мостовой. Стража вернулась к своему посту. Путник услышал короткие смешки. Они вывели его из себя. Этот проклятый город меня если не убьет, так с ума сведет точно, процедил путник сквозь сжатые зубы. Он поднялся, отряхнулся и шагнул навстречу страже, сжав кулаки. С верхнего яруса кто-то поднялся на бордюр, шагнул в воздух и стал по нему идти. Путник на мгновение остолбенел. Левитация, запоздало вспомнил он: под ногами у человека было видно тусклое сияние. Вслед за ним пошли другие: рабы-аргониане, тащившие носилки, слуги Дома Хлаалу, каждый с мешком за спиной и сундуком, воины в костяных доспехах, и сами маги — разодетые Хлаалу шли последними. Среди них наверняка и тот, кто мне нужен, мелькнула мысль. Путник сощурился и посмотрел им в след. Процессия двигалась явно в сторону городской пристани. Путник постоял в нерешительности несколько мгновений, кивнул сам себе, развернулся и побежал к пристани, стараясь успеть первым, пока не понял, что вокруг него туда же спешат люди: одиночки, семьи, целые группы шли по направлению к морю и к лесу — во все стороны из города. Путник пригляделся и подбежал к старику, тащившему потрепанный деревянный сундук. — Отец, куда это все? Старик развернулся к нему, посмотрел на путника и закашлялся. — Что ты пристал?! Город скоро развалится, все и бегут отсюда. — Кто это сказал? — Вивек сказал, а теперь не мешай! Старик повернулся и, потянув сундук, пошел в сторону стоянки силт-страйдеров. Путник удивленно посмотрел ему вслед. Вивек вернулся? Не может быть. Он посмотрел в небо. Где маги? Укорив себя за беспечность, путник побежал к пристани. Пристань в этот утренний час представляла собой хаос смешавшихся толп, рев которых был слышен уже издалека. Сборище всех рас осаждало стоящие рядами корабли: крепкие норды, богатые сиродильцы, хаджиты, многие из которых носили рабские ошейники и наручи, но были уже без хозяев, темнокожие редгарды и даже эльфы, позабывшие свою спесь, наседали на суда, шедшие на материк; и тут и там валялись груды вещей, что выкидывали, дабы освободить места пассажирам и тела тех, кого смяла толпа. Вспыхивали все новые драки. Ординаторов нигде не было видно: слухи насчет них, кажется, оказались правдой. По воздуху шли группами и по одному счастливцы, закупившие зелья левитации, которые было теперь не достать: многие на глазах путника срывались вниз, в воду, не дойдя по воздуху и лиги пути: люди, отдавая последнее, забывали, что путь на материк долог, а чары заканчиваются быстро. На кораблях также свирепо господствовал хаос: люди, меры, кошки и ящеры лезли на корабли по канатам, тащили к ним лестницы, сражались с командами. Некоторые корабли уже горели разноцветным пламенем, но это людей не останавливало.  — Камень падёт, падёт, падёт! — трижды орал безумец на верхней мачте одного, видно, уже захваченного корабля, набитого толпой и сильно наклонившегося на один борт. — Спасайся от Тюрьмы! — вторили ему сотни глоток. Путник влился в хаос, тщетно стараясь разглядеть на небе нужных ему магов со слугами, но толпа давила и мешала ему. В конце концов он, подхваченный потоком, смог вынырнуть из него и забраться на груду мусора из перевернувшейся повозки с зельями. Встав на неё, путник присмотрелся и увидел их. Процессия Хлаалу поредела. Из толпы, то ли из отчаяния, то ли от злобной мести, стреляли по тем, кто шел по небу. Двое магов поддерживали третьего, державшегося за живот, а рядом шли воины, в руках которых были зелья. Шли они по направлению к кораблю, стоявшему недалеко от берега. Еще несколько слуг, уже без носилок, шли под магами, видно, для защиты от стрел и болтов. — Не поймаю! — Взревел от отчаяния путник. Последняя ниточка поисков ускользала от него. В толпе также обратили внимание на группку Хлаалу, начав стрелять в неё. То ли не хватило им зелий левитации, подумал путник, то ли магических сил, но выбрали они точно неправильный маршрут и шли слишком низко, из-за чего стрелы долетали до них. Один из слуг вдруг замахал руками, перевернулся и полетел камнем на землю, в ревущую толпу. Остальные были уже почти вне досягаемости, над водой, но тут кто-то запустил по ним огненный шар. Маги загорелись. Тот из них, что держался за живот, первым полетел вниз, в воду. Остальные двое замахали руками. Воины, что шли рядом, выбросили зелья и попытались помочь, но тут второй огненный шар попал в них. Все, кроме одного слуги, что шел ниже, полетели вниз, в воду в полусотне шагов от набережной. Это мой шанс, подумал путник. Он развернулся, наметил пространство, где было меньше всего людей, и побежал к воде, сбрасывая с себя тяжелую куртку и шапку. На корабле, что стоял вдалеке, подняли паруса, но путник уже этого не видел. Он погрузился с разбега в воду и поплыл спасать свой шанс. «Однажды я, вернувшись с дружеской попойки, подходил к своему дому и заметил, что в окне, выходящем на отцовский кабинет, горит очень яркий, алого оттенка, свет. Не придав этому значения, я зашел в дом, как вдруг пол ушел из-под моих ног. Очнулся я лишь утром, в своей постели, от воды, что пролила на меня служанка. Я спросил её про свет и встряску дома, но она лишь пожала плечами, сославшись на „молодого пьяницу-транжиру“. Однако я до сих пор помню её взгляд. Она была напугана так, как никогда прежде. И тогда во мне поселились зерна сомнения – или, может, любопытства? — по поводу того, что творилось у нас в доме…» — из дневника путешественника. — Кто ты? Пляж возле города казался безмятежным. Ровный теплый песок казался мягче постели, а зарывшийся в него грязекраб стал отличным ужином. Где-то в кустарнике слышались приглушенные звуки животных — концерт самых необычайных возгласов и криков, дающий ощущение цельной музыки природы. Вода тихо плескалась у ног, а костёр грел и тело, и душу. Обычно книги о Морровинде пестрели описанием ужасов, таящихся в глубине провинции, но сейчас поверить в них путник не мог. Лишь смутные силуэты вдали водной глади напоминали, что опасность рядом. Рядом, но не здесь, в этом кусочке рая. — Ты кто? Путник очнулся от своих мыслей. Вблизи от него на циновке сидел данмер неопределенных лет, закутавшийся в плащ магов Хлаалу. Безумным взглядом он смотрел на путника и дрожащими руками пытался сотворить огненное заклинание. — Ты бы ещё заморозить меня решил, сам бы от холода помер, — путник приподнялся, — я тебя спас, если что. — Какого… — данмер убрал заклинание. — я тонул, да? — Да. — Где все остальные? — В заливе. В вас стали стрелять из толпы на пристани. Данмер промолчал. — Н'вах гребанный, зелья ему мало было… — процедил он наконец, —, а тебе что за дело? -Меня зовут Тайбер. Я, — путник помедлил, — путешественник из Сиродиила. — Тиций. — Рад знакомству. У меня есть дело, к Сарину Фиру, волшебнику из вашего дома. Ты знаком с ним? — Да… есть такой. — данмера разговор не очень воодушевил. — зачем он тебе? Путник задумался. Говорить ли? — Мне нужна его помощь — ответил он уклончиво. — Так сходи и попроси. — Данмер поднялся, — если он её даст тебе, а я же пошёл к своим. — Подожди! К вашим меня не пустили. — И не пустят. Мы из из Вивека уходим. Город скоро погибнет. — Я уже понял это. — Путник встал и перегородил дорогу, — Но мне все же нужно попасть к Фиру, — он вложил руки в карманы. Данмер отшатнулся и поднял руки, готовя заклинание. Путник медленно достал из кармана красный камешек. — Видел такое? Камень сиял внутренним светом, как будто горя в руке. Данмер впился в него взглядом. Тонувший пару часов назад, он выпрямился, а в красных глазах вспыхнули недобрые нотки. — К Фиру, говоришь… Отведу. Только, — он сглотнул, — ты мне этот камень отдашь! Путник зажал руку в кулак. — Ты знаешь, что это? Камень душ? Данмер опустился на циновку. — Да. Но все камни душ Нирна не смогут уместить ту, что жила в нем. — Это где найдешь такую? Данмер расхохотался. — Смотри на Гору, путник, смотри на Гору! Вы, чужестранцы, думаете, что центр Морровинда — Морнхолд или Вивек, но настоящее наше сердце не там. Наш центр дышит дымом и огнём, он красен как наши глаза! — И орет как ваши глотки. — путник убрал камень в сумку. — Ты имеешь ввиду Красную гору? — Да. — данмер опять согнулся, — откуда он у тебя? — Мне нужен Фир, чтобы это понять. Камень из горы… — Он в тюрьме квартала Хлаалу. — перебил его данмер, - Фир, не камень. Привести к нему тебя возможно, там даже охраны не должно быть. Но дойти до неё один не сможешь. — В тюрьме? — Почему — не знаю. Я — простой наемный маг, знаю лишь слухи. — И, видно, уже безработный. — добавил путник. Данмер же продолжил: — Спросить бы тебе об этом старшего Советника, да только, — он ухмыльнулся, — если ты не врешь, он сейчас кормит рыб. — А его не могли увести с собой? — Шутишь? Зелья левитации у нас на охрану то не хватило, так ещё заключенного брать? А по-другому быстро уйти из города мы не смогли. Странно, что Вивек до сих пор стоит. — Так ты знаешь, почему его трясет? — Я и так сказал достаточно — данмер хлопнул в ладоши, - все! Пошли за твоим Фиром, скоро ночь, а в лесу оставаться опасно, не знал? — Путеводитель купить забыл. — путник поднялся. — По рукам? Камень, гляжу, большая ценность. — Для тебя он бесполезен. Для меня - нет. Пошли! Вдвоём они собрали скудный скарб путника и отправились в город. Вивек встретил их молчанием и пылью, что с утра продолжала виться вихрями над городом. Людей на улицах почти не было видно, лишь патрули ординаторов обходили кучи оставленного горожанами мусора. Мост с материка на квартал Чужеземцев был разрушен, а лодочников не было нигде видно, поэтому пришлось добираться вплавь. Данмер ворчал на свои старые кости, путник же думал о встрече с таинственным знакомым отца. Кто же этот Фир? Тиций ничего о нем не знал, кроме того, что это — уважаемый маг, не поделивший чью-то жену с вышестоящим начальством. Забравшись на первый ярус Квартала Чужеземцев, они столкнулись с двумя нищими в лохмотьях: один сидел на плечах второго и пытался дотянуться до чьих-то ног. Путник поднял глаза — четверо в ординаторских доспехах, но без шлемов, с выпученными глазами мертвецов висели над входом. К груди каждого была прибита табличка. — Трусы. — прочёл Тиций. — Не хуже тех, кто бежал по небу, — путник осмотрелся, — нас за мародеров не примут? — Сейчас все возможно. — ответил данмер, — ты хочешь вплавь? — Уволь. Прячась в вечерних тенях, они дошли до квартала Хлаалу. Здание издалека казалось покинутым, но, подойдя поближе, путник с данмером услышали голоса — несколько юных и один старый, отдающий приказания. — Мародеры! Пригнись! — прошипел Тиций. Данмер с путником спрятались за валуном — остатком верхнего моста. Путник присмотрелся. — Татуированные все. Ну и как мы пройдем? — Если ты записан в Гильдию Бойцов, можем прорваться, — данмер посмотрел на путника, —, но один я не справлюсь. — Я приехал сюда не махать мечом, — ответил путник. Данмер фыркнул. — Не любишь меч, полюбишь ванну с дерьмом. Закон Морровинда. — Хорошие у вас законы. Есть же обходной путь? — Да. — данмер усмехнулся, — так что насчёт ароматных ванн в канализации? Путник уныло посмотрел на темную гладь воды в канале. „В приключенческих книгах про такое обычно не пишут“, — подумал он. Вместе с Тицием путник спустился в канал и доплыл до ближайшего канализационного люка. Про запах данмер не соврал. „…С тех пор посетителей у отца стало больше. Новые, незнакомые лица, многие — синекожие и красноглазые, одетые во что придется, и в лохмотьях, и в дорогих одеждах, приходили в наш дом, кто на пару минут, кто гостил пару дней, и бесследно исчезали. Отец говорил, что это — клиенты. По мне они больше напоминали бандитов. Единственное, что их объединяло — неповторимый восточный, морровиндовский акцент…“ — их дневника путешественника. Дорога оказалась длинней, чем путешественник мог представить. Это было первое подземелье, которое он посетил за свою жизнь. В отличие от тех, книжных, которые массово штурмовали бесстрашные герои, в канализации под поселением Хлаалу было грязно. Абсолютная темнота и отсутствие светильников портили нервы, а факелы в сыром и затхлом воздухе то и дело гасли, доставляя беспокойство. Когда факел гас, путник беспокойно оборачивался, ловя каждый шорох пробегающих крыс. Вода, что лилась под ногами, была настолько же ледяной, насколько и вонючей. Большую часть времени шли на ощупь, держась за грязные стены и друг за друга. Данмер нервничал также сильно. В отличие от путника, он знал, что здесь могут водиться твари пострашнее крыс. Устав бороться с факелом, Тиций наконец зажег заклинанием небольшой и тусклый огонек бледно-синего цвета. — Когда нас только приняли в дом, — Тиций говорил почти неслышным в журчании воды шепотом, голос его дрожал, - нас, группу из четырех магов и одного рыцаря, отправили зачистить нечисть, что постоянно собирается в местной канализации. Мы все боялись животных, мертвяков, скелетов, какого-нибудь безумного даэдрота, а напоролись на рынок, где продавали детей. И знаешь, что? Не в рабство. Местным некромантам. Они детей убивали, вырезали сердца, делали из них жаркое и колдовали потом. У одного был целый отряд мертвяков вот такого — данмер дотронулся до пояса — роста. До сих пор не могу забыть этого. — Ты мне говоришь об этом, чтобы страшнее было? — путник шел уже не за данмером, а за бледным огоньком, — мне уже достаточно. — Какой храбрец, а. — Ты мне так и не сказал — путник также перешел на шепот, постоянно оглядываясь через плечо, в темноту, — зачем тебе камень? — А зачем он тебе? Для тебя — простой камень. Для меня — очень важная вещь. — Значит, — продолжил путник — я продешевил? Данмер остановился. Огонек в его руке завис прямо перед лицом путника. — Значит, — медленно проговорил он — ты отказываешься? — Нет. — путник выдержал взгляд Тиция, — просто я хотел бы знать, что меняю. — А ты знаешь, на что меняешь? Хорошо. Вот этот камень — красный, дышащий, как будто живой, откуда он, не думал? — Из Красной горы? Осколок из лавы? — Лава — и камень душ? Ты и впрямь чужестранец. — Сдаюсь — путник попытался присесть, но его ноги заскользили, и он плюхнулся в воду. — Аааа! — Камень не урони. — данмер протянул руку. Путник попытался встать опершись на неё. Данмер притянул его к себе и резко ударил в лицо. В глазах путника потемнело. Он провалился в ледяную воду. „Снова!“ — мелькнула страшная мысль. Голова загудела. Данмер навис над ним, пошарил по карманам и достал камень. Оскалившись, он сжал камень в руке и спрятал его. Бледный огонек, что в это время висел над ними, теперь стал удаляться. Над путником вновь сгустилась тьма. … Темнота. Заклинание света не срабатывало, да и не учился он никогда ему прежде. Даэдра с ним, выберется сам. Вивек — город воров и отребья, — подумал путник. Может, он лишь отразил суть своего мертвого Бога? Что ж, хороша мысль — сказанное вслух передалось стенами в эхо. Двуцветный Вивек и его лицемерный город, божественно красивый со стороны и гнилой внутри. Путник продрог и наконец, нашёл в себе силы подняться. Чьи-то маленькие злобные глазки прямо у ног посмотрели на него с желанием полакомиться всем, что ниже спины. — Ну уж нет! Крысы теперь его не достанут. Глазки отпряли, послышалось шипение. Путник заорал заклинание и пустил с рук огненный шарик, который озарил туннель. С визжаньем горящая крыса убежала дальше в тоннель. Путник, держась за стены, пошёл за ней. Длинный коридор вскоре закончился, и путник понял, не нащупав стен, что попал в какое-помещение. Звук урчащей воды из тоннеля теперь сменился тихим, отдаленным гулом. Он снова зажег огненный шар. Пролетев с полсотни шагов, тот погас в противоположном конце. Отлично, подумал он, рассмотрев, что посреди помещения есть канал с водой. Он встал на четвереньки и пополз к каналу, ища мост. Длинный же это канал. Спутнику сейчас больше всего хотелось придушить мера и убраться из города. Проклятый эльф, проклятый город. Сгнить здесь, на самом дне — что может быть хуже для молодого богача? Это и страх за свою жизнь — ни в жизнь бы путник согласился про последнее — заставили его ускориться. Ползком он добрался до первого мостика. Перейдя его, путника вновь озарила мысль, что он не знает куда идти. Следующей его идеей было ползти вдоль стен. Он вновь запустил огненный шар, который получился столь мал, что путник не рассмотрел ничего, кроме стен. Шаги и смех прозвучали глухо и со всех сторон. Путник помотал головой - нет, они послышались сверху! Куда ж идти? Он дошёл до самого края помещения, повернулся и отправился до противоположного края. Лестница! Там оказалась железная лестница. Путник почувствовал ещё, когда задел ее прутья локтем. Он медленно, очень осторожно стал взбираться по ней. Люк, что был наверху, поддался со скрипом. Приоткрыв его, Путник чуть не вывалился обратно. Яркий для его глаз свет сочился из верхнего помещения. Поборов себя, он с полузакрытыми глазами выбрался наверх. Когда глаза привыкли к свету, оказалось, что он находится на самом нижнем ярусе Квартала, где ещё можно встретить нормальную публику. Но публики не было. Ярус был пуст и его нему гулял ветер. Сиротами казались лавки, что стояли с пустыми полками, иногда перевёрнутые. Что оставалось прежним, так это магический свет, который, как и всегда, бил из ниш на потолке. Путник пошёл дальше. Вонь стояла невыносимая. Около одной из лавок были раздавлены фрукты. Возле другой гнили, поедаемые крысами остатки мяса. При виде путника они лишь зло оскалились. На другом конце яруса был выход, у которого лежали несколько тел, как будто их не выпускали отсюда. Тела были совсем свежие — размалеванные полуголые юнцы с пробитой грудью один, второй с перерезанным горлом. И у входа, приоткрыв дверь, стоял, озираясь вокруг, могучего вида дремора. … …однажды к нам в дом заглянул древнего и почтенного вида эльф в слегка светящейся мантии мага и в сопровождении пары слуг. Отец встретил его неприветливо, и позже в его кабинете они очень долго спорили о чем-то, чего я понять никак не мог, расслышав лишь что-то о Морровинде и тамошних богах. Когда маг уходил, отец провожал его тяжелым взглядом. Проводив гостей, он заперся в кабинете на целые сутки, а выйдя из него — свалился в лихорадочный сон… — из дневника путешественника. Дремора — могучий воин в черной как смола броне, — стоял посреди кучки исполосованных трупов и луж крови, покачивая в руках огромный и странно изогнутый топор. Прямо передним валялся дергавшийся человек — полуголый и татуированный. Дремора что-то спросил у него, и, получив ответ, медленно занес топор. Видя это — „Хоть бы он не заметил меня!“ — путник стал медленно отходить к лавкам, рядом с которыми находился смежный коридор. Дорога была завалена фруктами, и путник неосторожно наступил на один из них. „Даэдра тебя подери!“ — подумал он, как, оглянувшись, понял, что дремора пристально смотрит в его сторону, сцепив топор обеими руками. Путник остолбенел. Позади него послышались шорохи. Сильный удар сзади отбросил его вперед, а ноги подкосила чья-то подножка. Уже упав, путник увидел, что с коридора на дорогу выбежал с десяток татуированных бандитов. Побросав мешки со скарбом, они разошлись полукругом, обходя воина даэдра. В дремору полетели стрелы и болты. Одна ударила в грудь, другая отрикошетила. Пара болтов пошла в ноги. Дремора припал на одно колено, но топор не выронил. Он заорал так, что затрясся потолок. Схватив полуголого человека за волосы, он резким движением отрубил тому голову и кинул ее мародерам. Те отшатнулись, но один из них — толстый, лысый, и старше остальных по возрасту — прокричал что-то смутно знакомым путнику голосом, и мародеры пошли в атаку. Путник все это время лежал на земле. Лидер мародеров искоса взглянул на него и удивленно вытаращил глаза. Дремора не терял времени. Размахивая топором, он набросился на бандитов. Первый, ящер, попытался уклониться, но дремора рассек плечо и и пнул сапогом в живот. Второй бандит бросил в голову воину булыжник. Дремора развернулся и с размаху всадил мародеру топор в голову, разрубив ее пополам. Во все стороны полетели брызги мозговой жидкости и обломки костей. Бандиты заорали проклятия и разбежались в стороны, пытаясь обойти воина. Один из них — самый молодой, почти мальчишка, пригнувшись, забежал за врага и бросил тому в спину копье. Трое других с копьями наперевес накинулись с боков, а еще двое прицелились с арбалетов. Путник попытался отползти, но здоровенный норд в рогатом шлеме и с мечом пнул его в бок. Ухнув, путник осел на землю. Дремора тем временем размахивал топором, не подпуская врагов ближе. Квартал снова затрясло. С потолка посыпалась шелуха, стены стали покрываться сеткой трещин. Все остановились. Толчок прошел и в зале установилась тишина, лишь магические светильники потускнели и в Квартале образовалась полутьма. Дремора поднял голову вверх, посмотрел на светильники, произнес одно слово и медленно растворился в воздухе. Его топор с грохотом упал на землю. Мародеры оглянулись и старший из них расхохотался. — Все! Кончилась ваша магия, сучьи дети! — он бросил свой меч на землю и подошел к путнику. — Любезный вы наш гость! Не узнаете вы старого Бульвуфа, нет? — сказал он и пнул путника в бок. — Что вам от меня надо?! — „Кажется, я попался окончательно“. Странно, но эта мысль как будто успокоила путника. — Странно, да… Может, это ты мне, чужеземец, скажешь, что ты забыл в Квартале магов, а? — главарь вновь пнул путника, — может, ты, в отличие от старого Бульвуфа знаешь, что запрятали маги внизу, а? Может даже, ты мне скажешь, что это? — Бульвуф порылся в кармане и достал мешочек, прожжённый в паре мест, и достал из него красный неправильной формы камень. „Ну хоть камень нашелся“ — подумал путник, но промолчал. — Так, взяли эту тухлятину и понесли. — путника подняли и погнали вслед за собой. Мародеры собрали скарб, порылись в лавках и отправились в смежный коридор. На удивление, пошли они не вниз, к выходу, а к канализации — путник определил это по запаху. Но канализацию они обошли, открыв секретный люк в стене одного из проходов. После прошел час. Бандиты шли, главарь игрался с камнем, а путник, поборов страх, думал, насколько тесен этот город. Где, интересно, Тиций? Гниет в одном из проходов? Или это он вызвал дремору из самых глубин Забвения? Вопросы, одни лишь вопросы. И еще этот камень… Квартал трясло, толчки отзывались глухим эхом в коридорах, и при каждом таком толчке камень в руках Бульвуфа вспыхивал кровавым цветом. Светильники, наоборот, при приближении камня тухли и начинали светить лишь при отдалении от него. Наконец, мародеры остановились, упершись в дверь. Шедший впереди постучал в нее секретным, видно, стуком, и дверь, погодя минуту, отворили. Подталкиваемый рогатым нордом, путник прошел через дверь и ахнул. Вместо комнаты был огромный подземный грот, заваленный двемерскими механизмами, в центре которого находилась оплавленная часть огромной маски — или лица статуи. От всего остался лишь нос и половина одного глаза, в котором зрачком служил огромный кристалл. Рядом находилась лаборатория со столами, на которых, кроме непонятных приборов, колб, устройств для зачарования лежал огромный двемерский центурион. У лаборатории на цепи сидел данмер, зажимая одну руку другой и ею же прижимая к сердцу какую-то книгу. — Посмотри, эльф, друга тебе привели! — норд с силой бросил путника к ннму, а другой мародер — мальчишка — ловко заковал его в цепи. — Тиций! — путник, узнав мера, не стерпел злорадства — как ты здесь оказался? В канализации поскользнулся? Тот ничего не ответил, лишь посмотрел безумным взглядом. Путник с ужасом заметил, что на месте правой руки у Тиция обрубок, обугленный в конце. Бульвуф тем временем отправился с камнем к оплавленному лицу. К нему подбежал молодого вида ящер, тихо что-то проговорил, услышал ответ Бульвуфа, и убежал. Бульвуф нахмурился. Бандиты посмотрели друг на друга, кто-то сказал: измена… овца жива… Путнику почудилось, что и его он где-то видел, где-то в бредовых снах. Через час бандиты во главе ящером вернулись, таща за собой одного сгорбленного человека. Притащили они его также тому месту, где сидели путник и Тиций, и с грохотом кинули на землю. Одетый в мантию Дома Хлаалу, он испуганно озирался по сторонам. К ним подошел Бульвуф. — Ну что, достопочтимые господа — он расплылся в лакейской улыбке — поговорим? — поигрывая кинжалом, произнес Бульвуф. Горло высохло так, что вместо ответа путник прохрипел. Улыбка главная погасла. Бульвуф повёл рукой и норд, держащий цепи, с размаху ударил путника по лицу. — Камень не простой, это видно… Чтобы маги да вызывали дремор.., а я жить хочу. — он подошел к путнику вплотную. — Понимаешь? Чужеземец? Я на этой земле родился и видел сотни таких, как ты, трупов с деньгами. Каждый год… Каждый день видел таких как ты — без мозгов. Все канавы — ха-ха — заполонили крыски, накормленные вами, чужеземцы. Но никогда я не встречал, чтобы хоть один из идиотов нес что-либо важнее денег. Камни душ? Драгоценности? Все это — всего лишь товар, желтый металл в другом обличье. Но этот камень нет… Я сразу заметил. Не рубин, не камень душ, а что-то другое. Сиродилец и не поймет… А местный забоится. Не ты ли нам, дурак, принес беду, а? — Бульвуф хлестнул путника перчаткой. Тот, стиснув зубы, промолчал. — Я не слышу, урод сиродильский! — норд рядом стянул цепь и пнул путника к главарю. Бульвуф достал из внутреннего кармана, скрытого под плотной стеганой курткой, пузырек, открыл его зубами. Его помощник силой разжал челюсть у путника, и главарь вылил тому в глотку дурно пахнущую жидкость. Голову затопили эмоции. Страх: Дубовый вырос в размерах и стал подобен каштаны, а цепи — огромными змеями; ярость: все стало красным и захотелось крови; веселье, как будто он уже свободен и более того — победил. И усталость, как будто от опьянения. Главарь, наблюдая за тем, как пленник дергается и стонет, подал знак и путнику, влили еще жидкости. Эмоции в голове затихли, зато захотелось говорить. И страх, настоящий, непридуманный, закрался в сердце. Путник перестал видеть. Властный голос в голове спросил: — Как ты попал в квартал? — Тиций… Данмер… Канализация… — Что ты искал? — Человека… Мера… Фира… — Это маг? — Да… — Он связан с камнем? — Да… — Что за камень? — Не знаю… — Где ты его нашел? — Отец… — Подарил отец? — Отец погиб. — От камня? — От огня… Другой, тонкий, шипящий и гневный, завопил в ухо: — Чушь это все, пальцы ему порежем, все расскажет! Голос басом ответил: — Остынь, садист, сейчас не время. Первый, пронзительный, голос продолжил. — Камень связан с Красной Горой? — Связан… — от озарения он закричал: связан! Конечно! Двемеры! Камень! Вивек! Тюрьма! Щипящий голос закричал. Властный голос осекся на полуслове и что-то тяжелое ухнуло на землю. Грот пронзила вспышка света. В голове возник образ: волк, человек? Волк съел человека! Путник проснулся. … …Морровинд! Это слово очаровало меня с первых слов книги-путеводителя. Дома-грибы, красные бури, и глаза, огненные, проникающие в душу, глаза местного люда — для меня Морровинд был сказкой, полной тайн. И, стоя на пепелище своего дома, я захотел лишь одного — разгадать их…, а при возможности и сжечь, сжечь навсегда из памяти своей, памяти людской и в честь памяти отца… — из дневника путешественника. Земля тряслась медленно, как будто волнами, искривляя все вокруг. Путник был связан, рядом с ним все также бормотал, держась за руку, Тиций. Грот был залит ровным красноватым светом, исходящим из его центра. Никого не было рядом. Гремя цепью, не привязанной ни к чему, путник осмотрелся. Спасен? В очередной раз? — Тиций! Очнись, подлец! Ты меня слышишь?! Данмер не отреагировал. Путник потряс его за плечо, но тот заныл как ребенок и посильнее прижал к себе обрубок. Путник отпрянул. Гребаные садисты! Но где же они? Где мой камень?! Покачиваясь в такт земле, он подполз к столу, где были сумки, нашел там ключ от цепей. Став свободным, он, немного помедлив, подошел к данмеру и снял кандалы с его ног. — Тиций! Куда они ушли? Ты видел? Отвечай! — он взял данмера за плечи и потряс их, — что здесь случилось?! Где?! Где камень?! Эльф испуганно отпрянул от путника, бросив книгу на землю. Та раскрылась на странице со списком имен. „Какой знакомый список! Но Тицию он не помог“. Придется обойтись без попутчика. Пытаясь осмотреться в пыльной полутьме, которую кромсали только лучи от зажжённых фонарей, раскачивающихся в такт земле, путник дошел до ближайших, наиболее освещенных столов. На самом большом из них лежал почти целый двемерский центурион, а рядом… На почерневшей как от костра земле лежал труп. Даже не тело, а лишь останки: ноги в остатке одежд Хлаалу и то, что повыше, осталось почти цело, но головы и всего, что выше груди, не было, как будто кто-то испепелил его. Вокруг тела лежали и другие останки — скрюченные, изорванные, обугленные части тел, разброшенные на десятки шагов, лишенные голов и верхних частей туловищ. Земля тряслась, но сквозь её постоянный гул путник, еле стоящий у стола с центурионом, услышал переданный эхом крик человека — даже не взрослого, а подростка, — который, вдруг сломавшись, перешел затем в пробирающий до мурашек волчий вой. … В тот день я проезжал пограничную заставу, что стояла на Юго-Западе города Воров на пути в Морровинд. Дорога была почти безлюдна: толпы беженцев и армейские отряды, что сновали здесь еще пару лет назад, исчезли, и только несколько сожжённых до тла деревень, среди пепелищ которых виднелись застывшие ворота Забвения, напоминали о случившемся. Редкие попутчики, военные да купцы, были немногословны: все, кто шел на восток, были в приподнятом настроении: Мор, как и год Забвения, были позади, и торговля должна была оживиться; те же, кто шел на запад, не говорили почти ничего. Один из путников, сумасшедший каджит в балахоне священника, предостерег: „зачем идти туда, где на тебя падет правосудие?!“. Странный, странный каджит и его слова, но меня они б не остановили и раньше… — из дневника путешественника. Из грота вело два пути. Первый — каменная и скользкая лестница наверх, оканчивалась мощной деревянной дверью. „Раньше оканчивалась“ — подумал путник. Сейчас на её месте был провал, а сама лестница, вернее, её ошметки, валялись внизу. Второй путь вел по воде в туннель, зияющий у края пещеры черным провалом. Нужна лодка. Осмотревшись в дыму и пыли, путник нашел меч, который он не смог поднять, ножи, что взял с собой, и пару свитков — остальное было сожжено. Что-то было и на трупах, но подходить к ним он не решался: обугленные останки воняли горелым мясом и черте чем ещё, подергиваясь в такт земле. У воды внизу из стороны в сторону ходил остов на три пары весел — по этому пути бандиты и пробирались в залив. Куда же идти? Через дыру на потолке пробивались слабые лучи солнца. Добраться бы до потолка… Лучи почти потухших фонарей и свет от солнца играли бликами на глади воды, которая, вспенившись, бурлила от толчков. Лодка! В самом дальнем конце грота, у воды плыла еле заметная посудина. Помолившись богам, путник бросился к воде. Бурлящая в гроте вода была горячей, как в сиродильских термах. Доплыв до лодки, путник увидел, что лодка предназначена для одного человека — даже ребенка. Он в последний раз позвал Тиция. — Даэдра с ним! Раз не отвечает, пусть сам разбирается! — путник влез на лодку, чуть её не перевернув. На ней было одно весло и плотно упакованный мешок, в котором лежали нож и кошелек с деньгами — „Это мой кошелек!“. Дорогой, прямо из Сиродила, кожаный кошель был пуст, однако, никто не догадался разорвать его. Рядом лежала тонкая книжица с исписанными каракулями. Не став её смотреть, путник взял весло и поплыл на лодке в зияющий чернотой проход. В гроте остался только один Тиций. Он продолжал сжимать обрубок руки и стонал, повторяя про себя как мантру: „Камень… Тюрьма… Вивек!“. …На четвертый день путешествия по Морровинду перед взором встала прекрасная, безумного вида Красная гора. Она поражала своими размерами. До центра Вварденфелла были недели пути, но она уже была здесь, рядом со мной, высилась угрожающим и дымящимся столбом пыли… Проснувшись на следующее утро от запаха горелого мяса, я увидел, что моя лошадь корчится в предсмертных судорогах, а в её теле, там, где находился вшитый в седло потайной карман с красным камнем, прожжена дыра. Умерев, лошадь в считанные минуты высохла и превратилась в скелет, обтянутый кожей, как будто кто-то её не только спалил, но и вытянул всю жизнь. Я вытащил камень из её уже пустого чрева. Он был холодным… — из дневника путешественника. Утреннее побережье Залива встретило пылью, разъяренными птицами и опасностью. Вивек вдали горел. Смысл ли идти туда? Путник, выведший лодки из туннеля, раздумывал недолго. По воде до Вивека не добраться: волны превратились в шторм, как вихрь окружающий город. Часть кварталов уже горела. Их дым и столбы пыли были видны даже отсюда. Надо идти! Сойдя на берег, путник увидел группы людей, идущих по дороге из города. То были уже не богачи, что убежали раньше: оборванные, нищие люди, меры, каджиты. По дороге сновали аргониане с рабскими ошейниками и дубинами: при унынии прочих они были веселы и злы, крича на своём языке шипящие вопли, скорее всего, о том, что они теперь здесь власть и каждый должен за проход дальше заплатить. Ни войск. Ни ординаторов. Ни имперцев. На глазах путника один ящер, сидя на лошади, ударил данмера в разодранной одежде, прокричав что-то про богов, что оставили их народ. Здесь оставаться опасно. Путник решил пройти по подлеску у дороги в сторону Вивека. Не пройдя и двух шагов, он был остановлен. Перед ним вырос ящер с дубиной: — ШШШ, плати за проход, эльф! — разодранный, в копоти, путник действительно напоминал данмера, но только для очень слепого аргонианина. „У меня есть нож и заклинания“. Путник показал перед ящером руки: — Сейчас заплачу… — выхватив нож, путник взмахом порезал руку врагу. Ящер закричал и выронил дубину. „Бежать!“. Толпа его не останавливала, хотя и были слышны окрики: только безумец сейчас пойдет в город. „Безумец тот, кто потеряет камень!“. Аргониане побежали к товарищу, выхватили луки, один стал кидать файерболы — мимо. Вивек встретил его уже на закате. Квартал Чужестранцев провалился под себя, мосты между кварталами разрушились, каналы заполнили обломки, многие здания были разрушены наполовину, а вдали…. Вдали было зарево. Огромный, не меньше чем на десять голов выше орка, огненный Зверь, наполовину напоминавший то волка, то тут же превращавшийся в подобие овцы, крался между развалин города. Толп людей не было, но по пути в центр путник встретил множество тех, кто не успел убежать. В пыли, гари, в разодранной одежде люди и меры бежали из города прочь. Ближе к центру разрушения были больше. Еле-еле пройдя сквозь них, по каналам, заполненным каменными обломка, путник смог дойти до центральной улицы, ведущей к Дворцу Вивека и Храму. Перед Храмом стояли шеренги ординаторов с ощетинившимися копьями и мечами, а позади них маги стреляли в Зверя. Часть воинов была в воздухе, стреляя огнем и льдом с неба. Надо спрятаться! Путник укрылся у обломка статуи. Зверь же извивался. То приближаясь скачками к Храму и Луне Баар Дау, то, отскакивая от роя стрел и огненных, ледяных, электрических заклинаний, он неумолимо шел вперед, исторгая из себя пламя. С каждым новым шагом земля и Луна тряслись все больше. Часть шеренг ординаторов уже горела, часть — самые нестойкие, разбегались и бросались от огня в воду, но центральные держались. Зверь завыл и кинулся на шеренги. Оставшиеся ординаторы дрогнули и побежали. Он уже был в Храме, на почти рядом с горой. Земля затряслась так, как никогда раньше, а вокруг Баар Дау воздух заходил волнами. Зверь, разметав последних защитников, кинулся к дворцу Вивека. Путник видел, как он прыжками добрался входа во Дворец, огнем разрушил его двери, попав в обиталище Вивека, и… Вой! Верхушка Дворца взорвалась обломками, а Зверь стал скукоживаться. Минута, вторая, третья — толчки медленно шли на нет, а монстр, перестав гореть и сиять, уменьшился в размерах и скрылся за обломками. Путник, пораженный, сидел у статуи ещё несколько минут. Отряхнувшись, он поднялся и пешком стал пробираться наверх, к дворцу. Лестница сохранилась, несмотря на обломки. Пройдя сквозь туры защитников, путник добрался до самой вершины. На вершине. в том месте, где, по рассказам был трон Вивека, лежал голый подросток с татуировкой на лице и обугленными руками. Пустыми глазами он смотрел на Луну Баар Дау, а в руках держал камень — горящий, божественно красивый огненный рубин. Город ещё пылал, но из его развалин вставали люди. Путник — Тайбер Классиус из рода Септимов Младших, князей и повелителей Брумы, стоя на вершине Дворца, взял камень в свою руки. Руки Тайбера загорелись, но он не почувствовал жара. Камень не сожжет его, камень не должен. Тайбер отбросил ногой тело подростка и встал на место, где сидел Вивек. Он… станет новым Вивеком. Вслед за руками загорелись плечи, из груди пошло пламя, паля одежду, волосы встали дыбом и превратились в огненный вихрь. „Богом! Я должен стать Богом! Ну же! Делай меня им! Как хотел отец!“ — крик сорвался в вопль страха и боли. Луна исказилась в очертаниях и стала сваливаться на город, медленно, преодолевая сопротивление воздух, ставшего плотным как земля. Когда Баар Дау коснулась земли, Тайбер из рода Септимов был уже мёртв. …. Воспоминания путешественника — популярная книга четвертой эпохи, в основном, у любителей морровиндской древности, у тех, кто ничего не знает о том, как жили данмеры прежде. Историки считают, что эта книга — всего лишь выдумка, плод воображения неудачливого графомана из заморья. Однако, некоторые моряки, что рыбачат в Заливе, оставшемся от города Вивека, любят рассказывать страшные истории о волке-овце и огненном человеке, которые иногда снятся всем тем, кто проплывает там, где когда-то был Дворец бога. Другие же любители пощекотать нервы простодушным слушателям любят рассказывать о некоем найденном на дне Залива камне, драгоценном рубине, который дает власть и может сжечь всякого незадачливого путешественника — из комментария к „Книге путешественника или странствии Чужестранца в Вивеке“.