Увидеть истину

Когда я впервые увидел тебя, ты казался мне героем. Человеком, подобным богу, сильнейшим из ныне живущих. Еще детьми мы стояли в толпе провожающих, с восхищением смотря на твое бесстрастное лицо, видя за твоей спиной невидимые крылья, что несли тебя за пределы этих давящих стен. Воображали тебя свободным, будто птица в небесной синеве. Думали, тебе подвластно все, и хотели подражать тебе. Хотели вступить в развед отряд и служить человечеству, прямо как это делал ты. Вернее, этого хотел лишь я, опьяненный твоим величием. Микаса просто пыталась меня защитить, и, я правда ее не виню, эта защита порой сильно действовала на нервы. Не знаю, зачем в ряды развед отряда вступил Армин – он всегда был слаб, хоть и невероятно умен. Я долго гадал поначалу, а ответ крутился прямо на языке – то было чувство свободы, когда впервые вырываешься за стены. Оно пленило нас всех. Когда я попал к тебе, ты показался мне не в меру жестоким и суровым, даже немного раздражающим. Тот давний образ, вызвавший восхищение, медленно сменялся, приобретая жесткие холодные очертания. Но я продолжал уважать тебя и твою невероятную мощь и было кое-что, что не давало мне покоя. Я никак не мог понять, что же ты во мне нашел? Что увидел в моем взгляде тогда, когда нас разделяли прутья тюремной решетки? Я ломал над этим голову снова и снова, жаждая правды, я наблюдал за тобой, желая ответов, подглядывал за твоими движениями, за манерой речи, за привычками. Например, ты не держишь чашку за ручку, как все нормальные люди, ты берешь ее исключительно за края. Мечи ты тоже держишь на так как все. Один из них ты переворачиваешь, ловко убивая гигантов совершенно неудобным, как мне кажется, способом. Однако это все – мелкие детали, и стоило зайти глубже, чтобы приблизиться к ответам. Пытаясь докопаться до истины я все же заметил кое-что. Даже притом, что ты относился ко мне пренебрежительно, ругая за каждый просчет и заставляя пахать как вьючная лошадь, даже когда ты грозился убить меня, если я выйду из-под контроля (а я не сомневался, что так и случится), ты заботился обо мне и оберегал. Спрашивал о моем самочувствии, хоть это было и не обязательно, говорил со мной, когда остальные отворачивались. Придумал, как избегать моей смерти при извлечении меня из титаньей оболочки, даже если я теряю конечности. Пусть это было не так заметно, пусть ты был груб со мной, но, когда все наставили на меня оружие, ты встал между нами, защищая меня. Я был наполовину титаном, превратился неожиданно даже для самого себя, и я не особо удивился, когда увидел на их лицах непонимание и страх. Но не на твоем. Почему ты поверил в меня, поверил мне? Почему после пытался их оправдать передо мной, скрыто подбадривая меня? Вопросов прибавилось, и ответов на них все еще не было. Вторым моим неожиданным выводом стало внезапное осознание того, насколько же ты на самом деле добрый. За маской безразличия скрывались те чувства, что ты так старательно прятал от самого себя. То, как иногда ты тихо улыбался, терпя выходки своего отряда, то, как ты обращался со мной, как бы извиняясь за отношение ко мне окружающих, за те неудобства, в которых мне приходится быть. Чтобы это услышать, надо было слушать, вслушиваться в интонации твоего голоса, в твою речь, фильтровать ее, распознавать твои эмоции по глазам. Я научился это делать со временем, а времени у меня было предостаточно, ведь кроме тебя мне никто не доверял. Люди, не знающие тебя, считали, что ты холоден и жесток. Да что греха таить, я и сам был о тебе подобного мнения! Но как же я ошибался! И осознание ошибок больно кольнуло тогда где-то в районе груди, а отголоски грусти до сих пор бродят на задворках сознания. Как же я мог этого не замечать!.. Я стал всматриваться в твои глаза, надеясь разглядеть в них душу, так манящую своей таинственной обманчивостью. И заметил в них ревущую печаль и черную бездонную пустоту, появляющуюся тогда, когда маски сорваны, стены твоей души падают и никто тебя не видит. Ну... Почти никто, ведь я хотел разузнать о тебе все больше и больше. Твоя пустота завораживала своей глубокой болью, приковывая к себе взгляд, словно черная дыра. Тоска оплетала твою душу железными прутьями, храня ее, будто в тюрьме. Что же такое произошло, что оставило настолько глубокий след в твоем сердце? Хотел бы я знать. Я понял, что ты не свободен. Крылья детского идола на проверку оказались сломаны и сожжены, обрубками вися за спиной. Твою свободу сожрала боль, отчаяние и пустота, я ведь прав? Это ведь как-то связано с твоим вселенски грустным взглядом? С твоим прошлым? В чем кроется истина? Так странно, кажется, твоя печаль передается и мне. После той вылазки за стены я осознал еще несколько вещей. Ты боялся. Боялся не за свою, но за наши жизни, запирая этот страх в своем сердце и пряча его от других. Пытался не показывать вида, выставляя себя холодным и расчетливым, но я все же заметил. Там, в лесу, ты боялся сделать неправильный выбор, оставляя право решать на меня, хотя мог плюнуть на все и приказать обратиться титаном еще когда все были живы. Но тебя одолевали сомнения, разве я не прав? Ты вовсе не железный, каким хочешь казаться. Ты сломлен и разбит, и тяжесть страха камнем висит на твое шее. Ты сидел за тем столом вместе со мной, где когда-то был весь твой отряд. Там, где раньше всегда было шумно, сейчас царило безмолвие, иглами врезаясь в твое сердце. Ты говорил, чтобы заглушить тишину, но она пробивалась сквозь слова, болью отражаясь в твоих глазах. Ты доказывал мне что я не виноват, говорил, что никто не знает какой выбор правилен, а я кивал, молча соглашаясь. Но нас обоих съедала вина изнутри. Тебя – за их смерти, за то что не был с нами тогда, не успел спасти. Меня – за твою чертову боль. Они погибли защищая меня, так почему же винишь себя ты? В твоих прекрасных серых глазах тяжесть, усталость и пустота. Ты даже не пытаешься все это скрыть, ты на пределе. И как же хочется подойти к тебе и обнять, защитить тебя от саморазрушения, показать, что ты не один. Разделить твои страдания и облегчить твою ношу. Но я не могу, ведь произошедшее – только моя глупая ошибка. Из-за меня дыра в твоем сердце увеличилась, постепенно заполняя оболочку из плоти и крови. Не могу, ведь ты оттолкнешь и замкнешься в себе, не давая чувствам просочиться наружу. Ты слишком горд, чтобы просить сочувствия или открываться мне, пытаешься выглядеть сильным, но какой в этом смысл? Ты упорно продолжаешь нести на плечах груз потерь в одиночестве, воздвигнув вокруг своей души стены, не пропускающие ни титана, ни человека. Лучше бы ты избил меня, накричал, переложил на меня всю вину. Так было бы легче – выпустить боль и отчаяние через крик, через синяки на моем теле, через выбитые зубы. Знаешь, я же не против. Только перестань молча сидеть, вынуждая вести себя, будто ничего не случилось. Прекрати! Мы сидим за одним столом, так почему же расстояние между нами словно тысячи километров? Пусть я нагло пытаюсь влезть в твою душу, вытолкнуть ее из небытия, пусть я, словно вор, взламываю замки на твоем сердце, нагло заглядываю под твою стальную маску, но ведь ты сам сделал свой выбор, впустив к себе в отряд! Так не отталкивай же меня! Не делай вид, что тебе все равно! Я перестал сторониться тебя, перестал бояться. Меня захватило желание помочь, уберечь тебя от мучительной темноты. Из всего твоего нового отряда, по воле случая, я оказался тебе ближе всех, а потому пытался поддерживать как мог, почти всегда находился рядом. Микаса бесилась, не понимала, почему я тянулся к тебе. Хотя, кажется, после произошедшего в лесу она тоже стала лояльнее к тебе относиться... А может это все просто мои домыслы. Выдаю желаемое за действительное, так? В любом случае мои усилия дали свои плоды. Ты и сам привязался ко мне, а я надеялся, что смогу стать тебе столь же близким, какими были они, твой прошлый отряд. Хотел разделить твои терзания, принять их и избавить от них тебя. Ты нередко стал говорить со мной наедине, открывался мне все больше и больше. Я в свою очередь принимал тебя, поддерживая в трудную минуту. Ты был мне благодарен, и я, чувствуя это, лишь тепло улыбался в ответ. А что еще я мог сделать? Мальчишка, я слаб и мне только пятнадцать, а пытаюсь спасти тебя от самого себя, от зудящих теней твоего отчаяния. Я мог лишь улыбаться, отдавая тебе свое тепло и самого себя без остатка. Но я счастлив, что мог сделать хоть это, если хоть немного помогал тебе. Я был просто счастлив быть с тобой. Однажды ночью ты пришел ко мне в комнату. Тогда я узнал о твоей бессоннице и о ее причинах. Той ночью ты рассказал все: рассказал о горьких призраках прошлого, каждый миг нашептывающих о твоих потерях, рассказал о боли и вине, гложущей тебя. Поведал о своем проклятии, о смерти, что ходит за тобой по пятам, забирая тех, кто стал тебе дорог. О Фарлане и Изабель, о том, как обретя счастье, ты вновь все потерял. Рассказал о выборе, что стоил их жизней, и на этом моменте мои глаза округлились, по размеру больше напоминая блюдца. Я сделал ту же ошибку, что когда-то и ты, доверился людям, перестал полагаться на свои силы. А в итоге все закончилось трупами и мной во главе, одиноко оставшимся в живых. Я понял, что ты чувствовал в тот момент, понял, откуда взялся страх. И внезапно стало чертовски больно, больно за тебя. Ты через столько прошел и не сломался, хотя любой другой на твоем месте потерял бы волю к жизни. Но только не ты. Ты силен, был силен всегда, даже будучи одним. И сейчас твоя броня дала трещину, впуская меня, и если я не отвечу, стены разрушатся. Никто не может всегда быть одним. Резко, будто от этого зависела моя жизнь, я притянул тебя к себе, сжимая в объятиях, нелепо уткнувшись носом в твою макушку. – Спасибо. – твой надломленный голос разрезал тишину, прожигая дыру в моем сердце. Не говоря ничего, я запустил пальцы в твои волосы, аккуратно и успокаивающе перебирая пряди. Мы пролежали так до самого утра, ничего не говоря, а после ты ушел. Но стены, что ты так долго возводил, для меня рухнули навсегда. Не помню, когда из простого идола ты превратился в дорогого мне человека. Я так жаждал понять тебя, но в итоге зашел слишком далеко, а когда опомнился, было уже поздно. Я затонул в пучине твоей души, превратившись в маленький лучик света где-то там, на дне твоих серых глаз. Шанса спастись больше не было, но и желание куда-то исчезло. Я с мазохистичным удовольствием растворялся в твоей темноте, отдавая тебе свое тепло. Кажется, ты стал для меня слишком важен. Кажется, без тебя я больше не представляю своей жизни. Кажется, после той ночи наши сердца бьются как одно. Кажется, я люблю тебя. И теперь, зная правду, я больше не дам пустоте поглотить тебя. Мой дорогой Леви, что бы ни случилось, я обещаю всегда быть рядом.