Проклятье

Полуденное солнце слепило закованного в цепи мужчину. Ни пошевельнуться, ни крикнуть, ни укрыться от испепеляющих солнечных лучей. Он один – стоит, прикованный к железному кресту посреди поля, усыпанного тысячами трупов, залитого кровью, желчью и испражнениями. Как символ неизбежных страданий, уготованных всем существам, в чьих жилах бьётся кровь, он каждой каплей своего пота, каждой клеткой своего тела, каждой слезой, пролитой под жарящим солнцем, напоминает победителям о том, что смерть всегда рядом и пребывает в вечной борьбе с жизнью. Смерть неизбежна. Смерть мерзка и болезненна. Смерть безлика, многогранна и беспощадна, как и этот солнечный диск у него над головой. Он – пример традиции победителей. Он напоминание о том, что как бы ты ни боролся, как бы ни хватался за жизнь – смерть неизменно придёт, ведь ты прикован к своей смерти так же, как он прикован к своему кресту. Смрад, клубящийся над полем битвы в виде желтоватого едкого тумана, проникает даже под плотные многослойные повязки на лицах воинов, которые уже успели отойти от места битвы на пару сотен метров. Приподнимая эти повязки за шёлковые кисти из серебряных нитей, некоторые из молодых воинов невольно срыгивают остатки вчерашнего полевого пайка прямо себе на ботинки, не смея для этого остановиться ни на секунду, дабы не нарушить строй. Глаза их горят жёлтым демоническим светом, как будто мертвецкий туман через пазухи носа уже проник в их тела настолько, что стал с ними единым целым. Во главе выжившего отряда триарий идёт, спотыкаясь и прижимая руку к рёбрам, военный трибун. Он выше каждого из своих воинов на три-четыре головы, ноги его будто исполинские колонны в храме Октуса, на нём нет повязки, нет шлема, нет даже лат. Он обнажён и объят жарким тусклым пламенем, скрадывающем черты его тела и лица. Атмосфера победы вся будто пропитана огнём и запахом опалённого мяса. Трибун проклят – это цена победы. Цена жизни его народа, а точнее того, что от него осталось. 1 Вилард нервно постукивал пальцами по мраморной колонне. Время стремительно близилось к закату и тот, кого он ждал, уже давно опоздал к назначенному для встречи времени. Но он терпеливо продолжал ждать, вслушиваясь в пение ночных птиц и шелест дубовых листьев вокруг. Старый храм Октуса стал для новоявленного легата местом тайных и желанных встреч, где он мог забыть о своей непосильной и ненавистной ему ноше, мог перестать лгать самому себе. Прошло ещё несколько минут и вот, наконец, сильный запах горчичного мёда и сосны донёсся до Виларда с подветренной стороны. Из-за громадного старого дуба показалась черноволосая девушка и лёгкой грациозной походкой подошла к легату, обвив бледными руками его шею. Легат хотел было прильнуть к её талии в ответном порыве, но остановил себя. Даже эти старые, забытые всеми девятью богами, развалины не могут заставить его быть честным с самим собой. - Я думал, у тебя не вышло ускользнуть из-под носа твоей сварливой няньки, - его голос был совершенно некрасив, хрипл и груб, а интонация могла показаться насмешливой. Девушка скривила лицо и, вытащив из-за спины маленький ритуальный кинжал из обсидиана, демонстративно повертела им перед горлом легата. - Не оскорбляй мою наставницу, - угрожающе тихо прошипела она, сощурив глаза, - иначе, мне придётся ещё сильнее подправить тебе твой райский голосок, мужлан. Она прижала кинжал к горлу легата и засмеялась звонким смехом, отозвавшимся в мраморных обширных комнатах храма. Птицы притихли, и казалось, сама роща залилась серебристым звоном, который сильно пугал Виларда. Страх перед этой женщиной, да и перед всем её племенем, был у него в крови. Этот страх передавался из поколения в поколение, но только Вилард жалел, что так и не смог от него избавиться. - Прости мне моё плохое чувство юмора, Церера. Излишки моего воспитания до сих пор мешают мне быть тем, кем мне бы хотелось, - Вилард устало и осторожно взял девушку за руку, в которой она держала кинжал, до сих пор приставленный к его горлу, и повёл её по ступеням вверх, глубже, под сень нагретых за день мраморных потолков храма. Солнце скрылось за горизонт и начало холодать. Шутить он больше не хотел, да и шутка, признаться, ему самому казалась глупой и детской. Ведь в глубине души он всегда верил, что женщины способны не только отсасывать, рожать детей и доить коз. Глупо было шутить над наставницей Цереры, но он вообще всегда ведёт себя глупо в присутствии этой необыкновенной девушки. Её чёрные, как гладь озера Коракс, глаза заставляли его опускать перед ней собственный взор ещё с самого раннего детства, тогда её семья приезжала в город на сатурналии и девиналии - праздники летнего и зимнего солнцестояния. Она, будучи маленькой девочкой, всегда задирала его, дралась и смеялась над ним. Так же звонко и возбуждающе, как и сейчас. А он не давал сдачи только потому, что не хотел упускать возможности побыть с нею рядом, чтобы потом она ласково целовала его в щёку и просила простить её, если играла с ним слишком жестоко. Её народ приветствует воспитание мальчиков и девочек вместе, а народ Виларда нет. Женщин в его племени считали кем-то вроде прокажённых людей и старались всячески оградить мужчин от женского влияния в детстве и юности. Исключение делалось лишь на праздники солнцестояния: когда мальчики могли интересоваться девочками, юноши могли взять любую девушку на скамьях многочисленных городских храмов, не принимая отказов, а мужчины могли изменять своим жёнам в открытую. В такое время, он не мог себе позволить упускать шанс насладиться прекрасным смехом Цереры и запахом хвои и мёда исходящим от её волос, который надолго оставался на его коже, волосах и одежде. Затем, будучи уже подростком, он украдкой наблюдал, как она переодевается, причёсывается и принимает ванну в гостевом доме его дяди. Его сердце каждый раз билось так сильно, что начинала болеть голова, а однажды, в последний день сатурналий, он почувствовал, как под его набедренной льняной повязкой всё загорелось живым, горячим огнём. После этого, каждый вечер последующих солнцестояний, он ласкал себя, стараясь не издавать ни стона, разглядывая хорошеющую с годами Цереру, до которой порой можно было дотянуться рукой. Он знал, что она не глупа и прекрасно понимает, что не остаётся одна в своей комнате и хоть и не видит его, но знает, что за одной из четырёх стен по вечерам скрывается молчаливый Вилард, который изучает каждый сантиметр её тела, не смея днём даже взглянуть на неё. Она дразнила его, распахивая занавеси на арках и впуская вечерний ветер в комнату, который играл с её чёрными, как мирт, волосами, обхватывал её бёдра, принося ей удовольствие и заставляя её вздыхать томно и волнующе. Она улыбалась и оглядывала комнату, сама не зная в какой точке её взгляд может сойтись со взглядом Виларда. И даже не зная того, она много раз смотрела прямо на него в те моменты, когда он уже доводил себя до исступления. Это были единственные моменты, когда Вилард мог, не отрываясь, без стыда и с неподдельным вожделением, смотреть в бездну её чёрных вороньих глаз. Так продолжалось несколько лет. Молчаливая робость Виларда затем сменилась суровым показным безразличием и, видя это, Церера перестала радовать его вечерами своими маленькими представлениями. Она печалилась год от года всё сильнее и однажды в её комнате она оказалась не одна. Высокий беловолосый мужчина с точёными чертами лица трахал её на той самой постели, на которой всего несколько солнцестояний назад она ласкала себя, покусывая губы и играя тем самым с воображением Виларда, хоть уже и не думала о том, что он за ней наблюдает. Она вышла за беловолосого в главный день сатурналий и буквально через месяц народы Цереры и Виларда объявили друг другу войну. Война отняла у Виларда красоту, молодость, голос и возможность видеть, хоть и украдкой, ту, кого он любил больше всего, что было рождено Вселенной. Он ненавидел эту войну, свою жизнь, свою должность легата. Несколько раз он слышал, что у противника есть отряд женщин во главе с центурионом Церерой – вдовой благородного дома Вар. Он ненавидел и это. Ненавидел то, что его любимой приходится калечить себя во имя мнимых ценностей. Ненависть поглощала его на протяжении четырёх долгих лет, пока однажды на поле боя он не встретил её вновь. Она неслась на чёрном коне, как неудержимый огненный вихрь и прорубалась сквозь его отряды легионеров, сметая на своём пути каждого, кто осмеливался дать ей отпор. Её глаза блестели в безумном воинственном возбуждении и жажде крови, которая коснулась каждого, кто хоть раз убил человека. Лицо её было испачкано в крови, отчего взгляд казался ещё более ужасающим, а гул битвы не мог заглушить её звонкого смеха. Такая величественная, необузданная, смелая, решительная и желанная – она пробудила в нём вновь желание к переменам, к отречению ото всего того, чему его учили всю жизнь. В один миг он испытал и радость, и отчаяние, и желание, и не справился с навалившимися на него давно забытыми эмоциями. Увидев её Вилард разрыдался. Он рванул в сторону Цереры, кинув на землю знамя своего легиона, расталкивая руками воинов, не обращая внимания на раны, наносимые ему в толпе умирающих и побеждающих, налетая на случайно мелькающие клинки и заливая свои следы кровью. Он бежал за ней, хватая коня за подвязанный хвост, который скользил в его ладони из-за густо покрывающей его сворачивающейся крови убитых Церерой легионеров. Он отчаянно кричал и умолял посмотреть на него, умолял остановиться. Он не знал, что будет делать дальше, но знал, что ему нужен один только её взгляд. И он его получил. Резко пришпорив коня и подняв его на дыбы, она бросила взгляд на Виларда - это был взгляд полный ненависти, тягучий и холодный, как забытый банный дёготь. И вслед за ним Вилард получил быстрый скользящий удар по горлу. От неожиданности легат даже не успел вскрикнуть. Кровь в секунды залила его уже и без того окровавленный доспех и он буквально тут же упал на колени перед Церерой. Она смотрела на него несколько секунд, застыв в седле словно статуя, а затем лицо её переменилось, слёзы прочертили дорожки в запекшейся крови на щеках, огонь войны исчез из её взгляда. Она соскочила с коня и упала на колени рядом с Вилардом, судорожно закрывая рану на его шее ладонями и в голос рыдая, умоляя Богиню Без Лица даровать ему жизнь взамен её собственной жизни. Он слушал её рыдания и, пребывая в объятиях любимой, медленно погружался в сон, пахнущий мёдом и хвоей. Шёлковые занавеси из прошлого уже колыхались над арками, а белые тёплые бёдра обхватывали его стан всё крепче и крепче… - О чём задумался? - спросила Церера, вырывая свою руку из его хватки, которая внезапно стала стальной. Вилард устало присел на заборчик балкона. Пока они с Церерой шли по лабиринту храмовых комнат, Вилард невольно окунулся в воспоминания. Невозможно не вспоминать прошлое, когда знаешь, что завтра ты уже возможно и не сможешь даже вдохнуть воздуха, не то, что что-то вспомнить. Он не ответил. - Ну и молчи. Как раньше. Много намолчишь, я думаю, - раздражённо сказала она и отвернулась от него. Вилард продолжал молчать. В его голове мысли роились как трупные мухи над куском тухлого мяса – они были столь же болезненны и вызывали такой же позыв вывернуться кишками наружу. Мысли эти были о предстоящем (решающем, как говорил его трибун Ангусклавий) сражении возле озера Коракс. И от Цереры он знал, что, как и в его армии, у её народа легионеров осталось столь мало, что больше полвины – это женщины её отряда. Что в свою очередь значило, что завтра им двоим придётся вступить в битву, ибо дезертировать перед лицом угрозы истребления народов – самое паршивое дело, предательство. Но в глубине души он хотел схватить её, связать и увезти в холодные далёкие земли, где елью и мёдом пахнет в каждом доме. Только вот её военные принципы непоколебимы, как дубы окружающие храм. - Я знаю, о чём ты думаешь, - не выдержала Церера долгого молчания и сама решила продолжить разговор. - Ты думаешь, что мы глупцы и нам надо бежать. Думаешь - я не понимаю тебя. Думаешь – я волчица, которая кусает не хуже, чем ты связываешь. Вилард удивлённо поднял одну бровь, услышав собственные мысли из её уст, на что она ухмыльнулась и махнула рукой, как бы давая ему понять, что прочитать его мысли – пустяк. - Только вот ты, кажется, забыл, что я предлагала тебе стать перебежчиком и перейти на мою сторону. Очевидно, что хоть у нас так же мало людей, но стратегическое преимущество явно на нашей стороне, Вилард, - она взяла его руки в свои и заглянула в его глаза. Они были пусты, как ей показалось – серые и холодные, не выражавшие ни единой эмоции. Глаза воина – суровый беспощадный взгляд вынужденного убийцы. Вилард тяжело вздохнул и, наконец, заговорил: - Ты же знаешь, я не могу покинуть свой легион. Какой я легат, если бегу от сражения прямо в ночь перед оным? Есть ли честь у такого легата, скажи мне, Церера? Есть ли достоинство у того, кто бежит с поля битвы только лишь ради женщины? - Только лишь ради женщины!? – переспросила Церера с неподдельным возмущением, соскочив с мраморного забора и грозно посмотрев Виларду в глаза, - ты хочешь сказать, что я не достойна твоей чести? Хочешь сказать, что нормы морали твоего варварского народа и понятие того, что правильно, а что нет, до сих пор властвуют над тобой? После всего того, что ты прошёл, в том числе наблюдая за мной, таясь в каморке за северной стеной и кончая раз за разом, в тайне мечтая хотя бы мизинцем дотронуться до меня в такие моменты, ты ещё говоришь о каком то предательстве? Ютился в тёмном углу, будто жалкий плебей. Этого унижения тебе не достаточно, чтобы понять, что законы, царящие в твоём племени – бесчеловечны и отвратительны? Не достаточно, чтобы отречься от них? Ты беспросветный идиот, скажу я тебе, - последнюю фразу Церера произнесла очень громко и возмущённо. Она отвернулась, скрестив руки на груди. Церера не плакала, нет. Её сотрясала злоба. Вилард снова притих. Он не знал, как разговаривать с женщинами и где-то внутри него даже появилось желание прирезать её прямо сейчас, а завтра выиграть битву и прирезать ещё пару десятков женщин собственным руками. Его оскорбили её слова, воспитание давало о себе знать, и он судорожно боролся с внутренними противоречиями. Молча он подошёл к ней сзади и, схватив за горло, буквально потащил её в северные комнаты храма. Она пыталась кричать и вырываться, схватившись за его запястья, но крепкая огромная рука стальной хваткой перекрыла ей дыхание. Потянувшись к кармашку с кинжалом, она с ужасом поняла, что оставила нож лежать на заборчике балкона. Она беззащитна – ей не хватит сил противостоять. Воздух в лёгких уже заканчивался и она начала хрипеть, цепляясь ногтями за костяшки пальцев Виларда на её горле, а он всё тащил и тащил её по бесконечным мраморным коридорам. В арках то и дело мелькал свет полной луны, освещая пару, и острый взгляд увидел бы как закатились глаза Цереры и как блестит серебром белое заплаканное лицо, а лицо Виларда меж тем было словно камень, никаких эмоций. Даже когда Церера перестала хрипеть, а руки её ослабленно повисли - ни единый мускул не дрогнул на лице легата. Лишь слегка ослабилась хватка. 2 Он ослабил хватку на горле Цереры и, бережно подхватив на руки, внёс её тело в северную ритуальную залу. Как уже говорилось – он не умел общаться с женщинами. Посреди залы на постаменте стоял алтарь чёрного мрамора, поросший диким плющом и ещё совсем молодыми кустами багульника, которые выросли в урнах для сливания крови. Вероятно, именно из-за этого соцветия на кустах были не сливового, а алого цвета. Вилард подошёл к ступеням и, взойдя на постамент, уложил тело Цереры на алтарь. Если прислушаться и присмотреться, можно было услышать как она тихо и слабо дышит, а груди её слегка приподнимаются под шёлковой ночной накидкой. Вилард устало снял с плеч красный плащ легата с вышитым на нём дубовым листом - символом его легиона и, свернув, подложил под голову Цереры, проведя ладонью по её волосам. Всё внутри него отозвалось на это лёгкое прикосновение, эрекция не заставила себя ждать. Руки скользнули ниже, пробираясь под шёлковую иссиня-чёрную накидку, аккуратно нащупывая мягкие маленькие соски. Он расстегнул одежду Цереры и спустился ещё ниже, к животу и дальше, запустив пальцы в плотные чёрные кудри между её бёдер. Раздался лёгкий вздох и, подняв взгляд на лицо девушки, он тихо произнёс, неожиданно для себя роняя слёзы на её живот: - Прости, если слишком жестоко обошёлся с тобой. Церера, ещё не вполне оправившаяся от удушья, попыталась приподняться на локтях, откинула руки Виларда и снова потянулась к ножнам, но, как и прежде, кинжала там не было. Сердце её забилось быстрее и страх, неподдельный страх, промелькнул в её взгляде. Она вскочила, всё ещё хрипя и судорожно хватая ртом воздух, но не удержалась на ногах, и чуть было не упала со ступеней, когда Вилард подхватил её на руки и усадил обратно на алтарь. В свете полной луны Церера выглядела напуганной и ещё более бледной, чем обычно. Задорный блеск её глаз пропал, сменившись затравленным взглядом зверя, загнанного в угол и легат понял, что она готова дать ему отпор на любые его действия. Он понял, что своим поступком, кажется, пресёк последнюю свою возможность обрести, наконец, желанное. Она смотрела на него, как бы пытаясь что-то разглядеть, а Вилард между тем уже начал заливаться слезами, которые перешли в рыдания. Упав перед ней на колени и закрыв лицо руками, он сотрясался в безудержном молчаливом плаче. Страх перед потерей женщины, порой, заставляет мужчин рыдать и делать ужасные вещи. Вилард не знал этого до сих пор, но это знала Церера. Именно поэтому затравленный взгляд вновь сменился ласковыми искорками и вот уже руки Цереры ласкали рыдающего легата у её ног. - Не стоит стыдиться того, о чём тебе никогда не рассказывали, - произнесла она тихо и успокаивающе, а её голос, словно музыка горных ручьёв, заполнил ритуальную залу. Виларду казалось, словно сама Богиня Без Лица говорила устами Цереры: - Любовь – это то, благодаря чему мы способны совершать ужасные, мерзкие и глупые поступки, если есть угроза её потери. Мы так мало имеем, что боимся потерять даже крупицу любви, цепляясь за все возможные способы сохранить её хоть на миг. Даже за самые ужасные способы, - сказала она, потирая следы на шее, которые остались от ладони Виларда. Она замолчала. Вилард поднялся с колен, возвышаясь словно скала над озером Коракс, не решаясь вновь притронуться или даже взглянуть на Цереру. Она легла на алтарь и опустила голову на алый командирский плащ, взяв легата за руку и потянув его к себе. Он склонился над ней и, наконец, прильнул к её губам, пахнущим смолой и почувствовав вкус хмельного мёда и вина. Взяв девушку за талию и приподняв её широкие тёплые бёдра, он окончательно снял шёлковые одежды с белого тела, оставив их лежать на мраморной поверхности алтаря. Церера отозвалась на движения легата и подалась вперёд, выгибаясь всем телом, подставляя грудь и лицо лунному свету, заливающему зал. Легат горячо целовал живот Цереры и спускался ниже, скользя языком к её лону, сжимая ладонями её ягодицы и заставляя тихо стонать. Её стоны отзывались эхом в пустом заброшенном храме Октуса, а дубовая роща подхватывала эти звуки и сплетала их с шумом листвы и пением птиц… Легат и центурион, будучи заняты ублажением друг друга, не заметили, как пара жёлтых глаз наблюдала за ними из глубин рощи. 3 Рассвет уже брезжил на востоке. Осторожно оглядываясь, пробираясь меж спящих прямо на земле легионеров и успокаивая тревожащихся лошадей ласковыми похлопываниями по шеям, Церера осторожно прокралась в свою палатку, бесшумно отодвинув полог. - Ну что, шлюха, как тебе вкус предательства своего народа на члене этого отродья? Из глубины палатки вышел примипил её легиона. Его звали Арес. В углу сидела её наставница. На лице женщины были видны следы побоев. Церера осторожно опустила полог за своей спиной и приподняла подбородок в надменном жесте. - Слаще медов с твоего стола, - коротко отрезала она и угрожающе посмотрела на примипила. Это был мужчина, на две головы выше самой Цереры, с огромными сухими мускулами, в чёрном с алой подбивкой плаще и лицом, испещрённым глубокими шрамами. Некоторые из них гноились. Если бы не эти шрамы, то, возможно, он даже мог бы показаться красивым. Арес держал в руках кубок с мёдом. - Ты же знаешь, что делают с центурионами-предателями, - медленно и с усмешкой протянул Арес, растягивая слова, словно смакуя каждое. - Мне это не грозит, - уверенно ответила Церера, - Я не дезертир, а этот легат, которого ты назвал отродьем, принял решение перейти на нашу сторону и придёт в лагерь поздним утром вместе с несколькими легионерами и… Церера осеклась, увидев, что мерзкая улыбочка не сползает с лица примипила и, даже, наоборот – с каждым её словом он будто готовился наконец сказать ей что-то настолько мерзкое, что его губы слегка подрагивали от предвкушения этой мерзости. Сердце Цереры бешено забилось, заставляя её тело вздрагивать в такт биения. Она заглянула в жёлтые светящиеся глаза и вспомнила, как уходя из лагеря, видела мелькнувшие в роще жёлтые искры, подумав ещё, что это какой-то ночной зверь пришёл переночевать в заброшенном храме. Но то был не зверь. То был её командующий, тихо прокравшийся к храму в лунной ночи. Но зачем? Арес выжидающе смотрел на Цереру. Его внимательные жёлтые глаза скользили по её телу. Взгляд был настолько неприятен, что девушке захотелось скорее окунуться в воду, чтобы смыть с себя это неприятное ощущение. - Вспоминаешь, как видела меня несколько часов назад? Так ты не вспоминай, не ломай себе голову, - примипил подошёл к Церере и, схватив её под локти, вытолкнул на улицу, где её уже ждали. От неожиданности девушка потеряла равновесие и, споткнувшись о нижнюю балку палатки, упала на колени. Она подняла голову. Пятеро легионеров-стражников вели по тропе мимо закованных в латы лошадей пленённого Виларда. В лучах рассветного солнца кровь блестела на нём рубиновым глянцем и, казалось, на нём не осталось живого места – один большой кусок избитого мяса, издающий неясные звуки при каждом шаге и ударе кнута. Церера приложила обе руки к губам в безмолвном крике. - Мы не приветствуем перебежчиков, не способных держать свой член в штанах при виде наших женщин, - ухмыльнулся примипил, удовлетворённый реакцией центуриона. - В конце концов, мы живём в цивилизованном обществе, где плечом к плечу с нами сражаются воительницы. Что будет, если какая-то похотливая мразь заберётся в наши ряды и посеет эту заразу похоти и неуважения, ответь мне, дорогая Церера, вдова дома Вар? Или ты скажешь, что у вас с этим отрепьем - любовь?- Арес пронзительно посмотрел на Цереру, которая безмолвно и с ужасом наблюдала, как Виларда ведут к железному кресту, стоящему на повозке, и, не дождавшись ответа, рванул девушку за волосы, поставив её на ноги, и развернул к себе лицом, схватив за подбородок. - А что, если я тебе скажу, достопочтенная шлюха рода Вар, - Продолжил он тихо и вкрадчиво, глядя девушке прямо в глаза, - Что эта марзь, этот легат вражеского легиона со скорпионом на плаще, перетрахал половину твоих мёртвых легионерш в самом извращённом виде, а потом придушил каждую собственными руками? Каждую. Спуская им в рот. И душил. И смеялся, - протянул он последнее слово, приблизив лицо Цереры так, что кончик его носа касался её лица, и она чувствовала запах медовой браги из его пасти. – Я видел это своими глазами. Услышав слова примипила, Вилард дёрнулся в цепях и захрипел ужасным, пробирающим до костей голосом: - Не… Не верь… ложь… Тварь… НАГЛАЯ ЛЖИВАЯ ТВАРЬ! Вслед за его последними словами последовали серии ударов от стоящего рядом с ним стражника. Легат притих, но продолжал смотреть исподлобья на Цереру и примипила. Арес ухмыляясь и, всё так же держа девушку за подбородок, развернул её лицом к Виларду и медленно двинулся в его сторону. - Ну что же, дорогая. Не успела ты потерять моего брата в качестве мужа, как уже нашла ему замену. Похвально. Хотя женщина с твоей красотой и не могла бы долго оставаться в одиночестве, я понимаю, но неужели ты настолько низко пала, что готова раздвигать свои прелестные ноги перед нашими врагами? Наказания за блуд уже давно искоренили в наших краях, но не заставить тебя не смотреть на то, как твоего жеребца будут вешать на боевом кресте, я не могу, - он состроил грустную мину и похлопал центуриона по щеке. Церера молча шла, повинуясь силе командира. Но в руках она уже держала обсидиановый кинжал, пряча его под рукавами накидки. Она знала, что на плаще Виларда не было скорпиона. Символ его легиона – дубовый лист. И за свою клевету Аресу придётся поплатиться. Нужно только выждать момент. Подойдя к Виларду, примипил отпустил Цереру и, развернувшись к паре спиной, произнёс: - Братья и сёстры, как на поле битвы мы не забываем, что смерть всегда рядом, когда смотрим на Повешенного на Кресте, так и в мирные минуты мы должны помнить, что честь и верность – превыше всего. И испытывать любовь ко… Церера не слушала его – гул пульсирующей крови в висках заглушал голос примипила. Кинжал выскользнул из её рукава, и она поудобнее взялась за рукоять. Стоящие за её спиной легионеры внимательно слушали речь Ареса и не обращали внимания на девушку, видимо сочтя её неопасной в виду отсутствия снаряжения. Она сделала два шага вперёд и, замахнувшись, вонзила острие кинжала прямо в горло примипилу. Тот захрипел, глотая слова, и из его рта густой плотной струёй потекла кровь, в которой он тут же начал захлёбываться, хватаясь за горло и сползая вниз, поддерживаемый Церерой, которая уже одной рукой вытирала кинжал о чёрный плащ командира. Кто-то в толпе ахнул, послышались звуки доставаемых из ножен клинков. - Любовь – это единственное ради чего стоит вообще бороться, лживый ты ублюдок, - прошипела она ему на ухо и поцеловала самый глубокий шрам, проходящий через всё его лицо. Не успела она это сделать, как трое легионеров набросились на неё, но она, успев увернуться, воткнула кинжал одному из них между рёбер. Ещё двое начали зажимать её в тиски, медленно надвигаясь и поигрывая мечами. Позади она уже слышала, как лязгает оружие остальных воинов. Кинжал так и остался торчать в теле раненого легионера. Она в ловушке. Сделав быстрое обманчивое движение, имитирующее нападение, она кинулась в противоположную сторону, перекатившись, и тем самым оказалась за спиной у одного из двух напирающих на неё мужчин. Быстрым движением руки она выхватила пугио, торчащий из ножен на бедре воина, и не успел тот отреагировать, как его настиг страшный стремительный удар. Она воткнула ему его же нож прямо в правый глаз по самую рукоять. Кровь тут же залила её руки и белоснежную накидку воина, окрасив всё вокруг в багряный красный цвет. Повалив легионера на землю и поскальзываясь в стремительно разрастающейся луже крови, Церера перескочила через вопящее нечеловеческим голосом тело. В последний момент второй легионер налетел на неё, схватил за волосы и сшиб с ног, ударив головой о землю. Всё вокруг поплыло, но бешенство уже охватило Цереру. Она вывернулась из рук мужчины, словно змея, и ловким ударом ноги в лицо откинула его назад. Вскочив на ноги, она рванула к Виларду, обессиленно лежащему на траве в нескольких метрах от развернувшейся сцены. В луже собственной крови и мочи он что-то хрипел, протягивая сломанную руку в её сторону. Не слушая его, она начала дёргать кандалы, пытаясь ослабить замки и высвободить руки легата. Вилард начал хрипеть сильнее, пока наконец не издал протяжное: - Обернись… Но было уже слишком поздно. Обернувшись, она тут же получила удар в лицо стальным древком копья. Удар был настолько сильный, что кровь незамедлительно хлынула из образовавшейся рваной раны на её лице, заливая глаза и не давая разглядеть, что происходит вокруг. Она обречена. Толпа легионеров накрыла её, словно волна и в следующий момент её уже заковывали в цепи. Вперёд вышел префект лагеря и звучным голосом произнёс: - Убийство командира приравнивается к дезертирству, а пойманный дезертир приговаривается к особой казни! Все согласны с тем, что ждёт центуриона Цереру из дома Вар?! Толпа воинов одобрительно кивала, некоторые замешкались и просто отвернулись от пристального взгляда префекта. В большинстве своём это были женщины из центурии Цереры. - Единогласно! – подытожил префект и подал знак легионерам, держащим девушку под локти. Вилард беспомощно наблюдал, как Цереру уводят, пока его самого приковывали к стальным балкам боевого креста. Она смотрела на него, оглядываясь через плечо, и слёзы стекали по её щекам, смешиваясь с кровью и слюной. - Борись, во что бы то ни стало, - крикнула она, прежде, чем её затащили под полог главного шатра. Вилард беспомощно повис на кресте. 4 Кровавый дождь поливал разгорячённое тело. Кровь заливала глаза, рот, уши. Вилард не слышал и не видел ничего, лишь изредка мелькали рядом кинжалы и мечи. Слышался лязг и скрежет, затем звуки переместились чуть дальше, а чужая кровь на его лице начала сворачиваться. Дождь закончился. Он открыл глаза. Перед его взором предстало огромное поле, усеянное трупами и залитое багрянцем. Некоторые тела, будучи даже четвертованными, ещё шевелились. Женщина с отрубленными ногами, лежащая в паре шагов от креста, тянула к нему руки и что-то шептала. Он – символ Смерти на поле боя для каждого легионера и ему молятся, как богу, чтобы Смерть была милосердна. Палящее ослепляющее солнце уже прошло зенит, но не сбавляло жара. Смрад испаряющегося пота, мочи и крови забивал нос, клубясь вокруг желтоватым сумраком. Виларда вырвало на лежащий у его ног изуродованный труп. Голова трупа была повёрнута в его сторону. Мёртвые глаза смотрели на него, нижней челюсти не было, и бывший легат уже не мог понять женщина это или мужчина. Он беспокойно окинул поле взглядом ещё раз. Тишина. Только вдалеке слышались крики. Там буйствовал небольшой отряд легионеров во главе с военным трибуном, держащим в одной руке длинный серебряный меч, а другую прижимая к рёбрам. От него исходило тусклое свечение. Вилард дёрнулся на цепях, но цепи были крепки, а сил у него не было. Он знал, что это за фигура. Церера. Её казнили согласно обычаю - прокляли, даровав безусловную победу её народу. Она больше не знала ни любви, ни жалости, ни сострадания, ни гнева. Она – проклятый трибун, приносящий победу своему легиону. Богиня Без Лица. Вокруг Цереры всё горело тусклым горячим пламенем. Она была обнажена, но пламя скрадывало черты её лица и тела. Нанося удар за ударом, она прорубала себе путь сквозь толпы врагов, давя их черепа ногами и разрывая их животы. Она впивалась в их глотки острыми, как бритвы зубами. Казнённая Церера прошлась, словно огненный вихрь, по полю боя оставив за собой кровавый след из изуродованных тел. За ней шли последние оставшиеся воины её легиона. Они приподнимали свои повязки и сблёвывали себе под ноги не останавливаясь ни на секунду. Впереди маячил белый скорпион на красной ткани. Вражеский легат, не оглядываясь, бежал прочь, от надвигающегося отряда триарий. Но смерть неизбежно настигнет его. Она уже прямо за его спиной. В следующий момент длинный меч прошёл через его живот, перерубив позвоночник. Дикий вой раздался над полем, но вой этот никто не услышал, потому что поле шумело и бурлило сотней голосов умирающих, поглотив и его вопль в своих пучинах. Церера схватила легата за грудки и ударила его о землю, разбив остатки тела в кашу из плоти, крови и желчи, и продолжила своё кровавое шествие. Вилард беспомощно наблюдал за происходящим, проливая слёзы. Он уже ничего не сможет сделать. От палящего солнца и ржавых цепей ему никуда не деться. Больше не за что бороться.