Зеленые яблоки

На тонких бледных руках Себастиана большие уродливые синяки и ссадины, которые он тщетно пытается прикрыть старым потертым свитером в катышках или своей единственной клетчатой рубашкой, которую надевает только по праздникам. Он всегда выглядит так, будто бы ему холодно, будто бы вот-вот, и тонкие губы окончательно посинеют, нездорово бледная кожа покроется мурашками, и он упадет без чувств, замерзнув. Хантер не знает, почему ему так кажется, и почему его голова вообще занята тем, что мальчик с непозволительно большим портфелем может замерзнуть. Свитера на Себастиане всегда теплые — даже слишком – куртка, хоть и потрепанная, но, вроде, не такая уж и легкая, да и сам Смайт на холод ни разу не жаловался и даже не просил закрыть окно, когда в классе проветривали перед уроком. Но Хантеру все равно кажется, что Себастиан вот-вот просто свернется в комок и заледенеет. Себастиан носит дурацкие очки с ужасной толстой оправой и каждую секунду поправляет их тонким длинным пальцем, заталкивая на переносицу, потому что те постоянно грозятся съехать. Прошлую пару, которая была ему по размеру, разбили одноклассники еще в начале месяца, и Себастиан только начал копить на новую, а совсем без очков ну никак нельзя — Смайт же влетит в первый же столб или запутается в собственном свитере. Он вообще ужасно неуклюжий, и в половине его бесконечных синяков виноваты даже не одноклассники, любящие распустить руки, а сам Себастиан, вечно спотыкающийся, падающий и врезающийся во все подряд. Хантер вообще удивляется, как Себастиан до сих пор живой ходит с его-то везением. Каждую среду и пятницу Смайт пропускает последний автобус до дома и идет пешком через весь город, кутаясь в старую куртку, которая выглядит так, словно перешла ему в наследство от прабабушки, и прижимая к груди учебники и тетради, которые просто не помещаются в переполненную сумку. Хантер точно не знает, когда именно тощий угловатый заучка Смайт стал для него Себастианом, чья редкая смущенная улыбка греет лучше любого солнца. Наверное, когда Кларингтон в очередной раз зажал его в кабинете после урока за то, что неуклюжий Смайт случайно в него врезался, а Себастиан не стал просить отпустить или плакать, как другие ботаники, а просто торопливо снял с себя очки и оставил их на краешке ближайшей парты, чтобы не разбились, и снова повернулся к Хантеру. А потом зажмурился, сморщил острый нос и сжал руки в кулаки, готовясь к ударам. Кларингтон тогда, конечно, бить не стал. Лишь повертел в руках уродливые очки с толстыми бабушкиными стеклами, не понимая, что в них такого особенного, раз Себастиан готов страдать сам, но только не разбить их. После этого Хантер так ни разу и не тронул Смайта, но и другим не мешал. Он копался в своей собственной голове, стараясь понять, почему вообще этот Себастиан в ужасном свитере и таким неимоверным количеством фенечек на руках, что еще непонятно, как руки у него не отвалились, вообще перестал привлекать его в качестве предмета насмешек. А потом Хантер поймал себя на том, что взглядом провожает Себастиана до уезжающего прямо у него на глазах последнего автобуса, за которым Смайт неуклюже бежит от самого школьного крыльца, но, конечно же, все равно не догоняет. Потом Хантер вдруг заметил, что, стоя в столовой перед Себастианом, он специально берет какой-то невкусный капустный салат, потому что бледное впалое лицо Смайта становится чуточку ярче и теплее, когда он торопливо забирает последнее яблоко в тарелочке. Потом Кларингтон осознал, что слишком долго пялится на фенечки на тонких бледных руках, а потом улыбается себе под нос от мысли, как Себастиан старательно плел их, ища схемы в книжках и пыхтя, если вдруг узелок запутывался не так. Потом Хантер вдруг нашел возле мусорного бака книжку по биологии, в уголке которой ровным маленьким подчерком было выведено имя Себастиана, и не вернул ее сразу только потому, что целый день на уроках рассматривал кривоватые рисунки на полях учебника. Изображения каких-то роботов, ромашек или котят были буквально на каждой странице, и Хантер тихо смеялся себе под нос, когда рисунки были особенно детскими. Последней каплей было то, как Себастиан посмотрел на Хантера, стоило ему только увидеть свой учебник в руках Кларингтона. Поняв, что Хантер не собирается лупить им Смайта или прятать заново, испуг на бледном лице Себастиана сменился какой-то странной и такой редкой для этого лица радостью. Парень смущенно улыбнулся, аккуратно, словно неуверенно, забирая свою книжку и тут же прижимая ее к груди, как, Хантер знал, Себастиан всегда прижимает свои учебники. А уже на следующий день Себастиан опоздал в столовую, и Хантер взял за него последнее яблоко, чтобы оно не досталось кому-то другому, после чего, дождавшись Смайта в кафетерии, молча всучил ему тарелочку и спешно ретировался. Он делал так каждый день, без лишних слов и взглядов поднося яблоко к столу Себастиана в самом углу кафетерия и оставляя его перед удивленным парнем, который даже очки на переносице от шока поправлять забывал. Это продолжалось целую неделю, и Себастиан опаздывал в столовую уже не потому, что его действительно задерживали, а только ради того, чтобы Хантер молча поднес ему зеленое яблоко и оставил на его столе. Для Смайта это значило куда больше, чем просто несчастный уступленный фрукт. А в один день Себастиан набрался смелости и, когда Хантер уже отходил от стола, чтобы выйти из столовой, с тонких губ вдруг сорвалось тихое: — Останься. Смайт ожидал, что Хантер посмеется или уйдет, но Кларингтон действительно остался. И оставался каждый день, даже когда Себастиан уже не просил. Себастиан сам не заметил, в какой момент все так изменилось, но в пятницу, в который раз не успев добежать до треклятого автобуса, Смайт вдруг каким-то образом оказался не посреди города совсем один, а в машине Хантера, в которой удивительно пахло зелеными яблоками. Просто в один момент сумка стала легче, потому что Хантер то и дело почти насильно забирал из нее часть учебников и носил ее сам. Просто в один момент Себастиан нашел на своем столе не только зеленое яблоко, но и продолговатую темную коробочку, в которой лежала новая пара совершенно красивых очков с тонкой оправой и аккуратными стеклами. Просто в один момент Себастиан заметил, что старые синяки сошли с кожи, а новые почему-то не появляются. А однажды вечером Себастиан неловко сжал щеки Хантера ладонями и поцеловал Кларингтона, сидя у него в машине возле своего дома. И никто не стал смеяться, отталкивать или ругать. Себастиан почувствовал язык Хантера прямо у себя во рту и мгновенно залился краской, прижимаясь ближе. Хантер не понимал, что конкретно изменилось в Себастиане, но его губы перестали быть такими синими, а лицо — таким мертвецки бледным. Смущенная улыбка стала появляться чаще, теплая и яркая, согревающая Хантера лучше, чем любое солнце. На полях учебников Хантера вдруг таинственным образом стали появляться роботы, ромашки, котята, а на левой руке оказалась светлая фенечка. Просто в тот же вечер за чаем дома у Себастиана мальчик, который носит теплые свитера и не просит закрывать окно, вдруг признался, что перестал мерзнуть.