Будет Только Хуже

Он приходит только тогда, когда ты думаешь о нём. Сначала ты едва заметишь - это зловещее чувство подкрадывалось к тебе в течение нескольких дней, и это, скорее всего, ничего не значит. Новый дом, новые звуки, сквозняки и ветерки, гремящие тонкими пластиковыми жалюзи и заставляющие двери скрипеть, открываться и закрываться самим по себе. Детские заморочки, которые заставляют тебя остановиться перед тем, как выдохнуть и напрячься перед тем, как обернуться. Скорее всего, ничего страшного. К счастью, ничего страшного. Ты не почувствуешь, как он наблюдает за тобой, не сейчас. Ты его и не увидишь. Ты проснёшься посреди ночи, напуганный неприятным ощущением, будто ты не один, и знакомые тени в уголке твоих глаз внезапно станут немного более зловещими ( немного более живыми ). Сон больше не придёт так просто. Немного позже ты впервые заметишь это. Ты думаешь о нём слишком долго, даже не осознавая, и он начинает не спеша устанавливать контакт. Ты увидишь его краешком своего зрения - просто бесформенная фигура, которая Не Должна Быть Здесь, и ты застываешь. Удары сердца звенят в ушах, пока он не исчезает. Может быть, его вообще здесь не было. Будет только хуже. Ты придёшь домой и застанешь его наблюдающим, целого и невредимого, на заднем дворе около забора, рядом с оголёнными осенними деревьями. Сперва ты подумаешь, что это сосед или какой-то друг. День, в конце концов, и ты можешь его хорошо разглядеть, но ты понимаешь, что что-то не так, когда волосы на загривке встают дыбом. Когда ты замечаешь, что его конечности сломаны и нечеловечески длинные. Когда ты замечаешь, что у него нет лица. Ты закрываешь жалюзи, пытаешься побороть слёзы и думаешь о том, чтобы вызвать полицию, но не делаешь этого. Ты не можешь. Твой новый дом начнёт казаться тебе намного мрачнее, намного необычнее, когда ты перестанешь открывать шторы. Твои друзья начнут волноваться, когда они будут заставать тебя оглядывающимся чаще, чем смотрящим вперёд, но ты не скажешь им, что он здесь, прямо сейчас, неестественно худой и высокий, в смоляно-чёрном костюме, и его бледное лицо сейчас на другой стороне улицы, рядом с деревьями. Наблюдает. Ты не скажешь им, потому что знаешь: если они заметят, то будут следующими. Ты спросишь его, чего он хочет после месяцев наблюдения, наблюдения и ещё раз наблюдения. Ты не видел солнца неделями, и столько же не был на улице. Теперь он всегда здесь. Ты начинаешь думать, что, может быть, он всегда был ( и всегда будет ). У него нет рта и голоса, чтобы говорить, но он ответит. Это будет звучать, словно треск веток и хруст листьев. Нет слов, нет вопросов. Ты поймёшь столько же, сколько и не поймёшь. Ты начнёшь сдаваться. Его руки холодные и такие длинные. Они пробивают твою кожу, словно ежевичные плети. Их больше, чем две. Так много рук. Так близко ты можешь увидеть растяжки от его некожи, проходящие через его нечереп , где должны быть его неглаза и нерот. Ты понимаешь, что в ушах звенит и после этого ты уже совсем ничего не понимаешь. Друзья, которых ты так пытался защитить, будут оплакивать тебя. Они будут искать до тех пор, пока больше не смогут искать. Они не найдут тебя. Может быть, кто-то из них найдёт Что-то, шарясь в вещах, которые ты когда-то любил в твоем доме, собирая пыль. Может быть, кто-то из них увидит что-то краем зрения и спросит "Кто здесь?" только для того, чтобы услышать в ответ звук трескающихся веток и листьев, унесённых вдоль цемента. Может быть, кто-то из них проснётся этой ночью с колотящимся сердцем, клянясь, что он больше не один. Он приходит только тогда, когда ты думаешь о нём.