Темно в конце строки

Если бы Шурочку просили назвать наискучнейший вечер в ее жизни, она бы и не вспомнила. Потому что ее жизнь и состоит из таких вечеров. Сегодняшний бал должен был стать таким же, но волей Фортуны в число обычных дней он явно не вошел. Началось все с того, что накануне бала, спускаясь со второго этажа, граф Свиридов (и по совместительству ее муж) случайно сломал ногу и на бал явиться никак не сможет. В случайности был виновен серый кот, которого она потом целый день едва ли не боготворила и носила на руках. А это значит, что на балу она наконец будет свободна и, возможно, кто-то даже пригласит ее на танец! Жаль, что переломы редко приводят к смерти. Нет-нет, вы вовсе не подумайте, что Шурочка такая вся из себя злая и ежеминутно мечтает, чтобы мужа поскорей схватил инфаркт. Девушка испытывает к нему уважение и… и кажется, все. В любви всю жизнь катастрофически не везло: всем сердцем полюбила бравого гусара — через полгода с фронта вместо письма она получила известие о смерти. И как после этого можно любить? А время тогда было такое, что незамужняя девушка автоматически становилась бедной, всеми брошенной и никому не нужной. Поэтому ее единственным вариантом и стал пожилой мужчина с довольно неплохими финансами, граф Свиридов. Титул, двухэтажный особняк в центре Петербурга, бриллианты, Берлин, Мадрид и Париж составили вместе прекрасный рецепт полнейшего счастья. Вот только за три года это счастье стало потихоньку душить. Если бы ей когда-нибудь сказали, что она выйдет замуж за скучного графа и будет жить как обычная домохозяйка, она бы от души посмеялась. Почему же сейчас не смешно? Впрочем, сегодняшний день явно был создан не для того, чтобы унывать, зачитываться французскими романами или просто бездельничать. Поэтому Александра, переплюнув скорость света, носилась по дому в поисках «тех-самых-голубых» сережек к платью, на ходу сооружая прическу. Впервые за довольно долгий срок тяжелый майский воздух показался свежим, хмурый пасмурный Петербург — солнечным, а жизнь — не такой уж и бессмысленной. Сидя в богато украшенной карете и разглядывая проплывающих мимо прохожих, Шурочка Азарова вспоминала о муже (так тебе и надо, старый хрыч) и поглядывала на часы. Только бы не опоздать! Мелькали перед глазами знакомые лица: Пьер Пелымов, Горин — завсегдатай балов, Станкевич, старый друг Ртищев… А она все разглядывала разноцветную толпу, сама не понимая, кого ищет. Точнее, догадывалась, но понимала, что его она точно не встретит. Потанцевав с Пелымовым (который все насмехался над новой книгой парижской писательницы и едко заметил, что три года назад она танцевала лучше), она решила, что пора бы выпить немного вина. Уже почти добравшись до цели, она громко ахнула и так и застыла на месте. Прямо на нее, всего в нескольких метрах, смотрел поручик Ржевский! Живой поручик Ржевский! У мужчины выпал из рук бокал вина. Напиток расплескался по полу, осколки разлетелись в разные стороны, но никто из них этого не заметил. Кажется, прошла вечность, прежде чем она сделала неуверенный шаг вперед, потом следующий, и вот она уже перед ним, бледная и как будто неживая. — Неужели вы не могли хотя бы написать мне, что вы жив и с вами все в порядке? — тихо, почти неслышно проговорила она. — Почему вы молчали? Почему… Ржевский вдруг порывисто ее обнял и так же тихо сказал всего одно слово «Прости». Она обвила руками его шею и молчала. Не имело значения, сколько людей сейчас на них смотрело, о ком завтра будет судачить весь Петербург — времени и всего народа не существовало. «Некоторые бесконечности больше других бесконечностей» — пронеслось в голове у обоих. Вот только все хорошее обязательно заканчивается, поэтому когда откуда-то из-за спины раздался душещипательный крик «Димочка!», никто из них особо не удивился. — Alexandrine, если желаете продолжить разговор после, сейчас лучше потанцевать. Вальс как раз начинается, разрешите пригласить, — негромко и быстро проговорил поручик, с опаской оглядываясь куда-то назад. Шурочка торопливо кивнула, заметив спешащую и проталкивающуюся сквозь толпу длинноволосую брюнетку с совершенно обезумевшим выражением лица. Кружась в танце и все время сбиваясь с ритма, она проговорила: — По Невскому таким поздним вечером никого не встретишь. Может, уйти через черный ход? — Секунду, пропадет эта стерва из виду, тогда, — прошептал он в ответ. — И как вас угораздило с ней познакомиться? — почти весело произнесла она. — Все решили деньги, Шурочка… А вы не хотите раскрыть подробности этого кольца? Подозрительно напоминает обручальное… — Только после того, как вы соизволите объяснить, почему ранее я получила известие о вашей смерти, милый поручик. — Исчезла вроде. Может, правда уже уходить с этого праздника жизни? — смотря вдаль и выискивая знакомое лицо, проговорил поручик. Александра была не против: шок после встречи прошел, и появлялись желания другого рода. Срочно нужно сказать все то скрытое и недосказанное за эти три года, ощутить себя слабой влюбленной семнадцатилетней девчонкой — да, в конце концов, просто постоять рядом вдалеке от лишних глаз! Прохладный майский ветер продувал насквозь, и девушка пожалела, что не накинула плащ. — Я бы хотела услышать твою историю, — пытаясь не расплакаться, сказала она. Ржевский, как настоящий джентльмен, накинул пиджак на плечи Александры и начал свой рассказ: — Действительно, с чего бы начать? Ты же знаешь, что в сражении под Лейпцигом участвовали русские? Там я, скажем, неудачно подвернулся под французский пистолет. Очень неудачно, кое-кто наивно решил, что я долго не проживу и послал тебе сводку с этого сражения со вписанной моей фамилией. Но русские — народ живучий, от этого я до сих пор здесь. А вот какая чертовщина началась дальше, я должен спрашивать у тебя, милая: почему после этого не одно мое письмо не дошло? Я сперва решил, что ты на меня обиделась, приехал в Смоленск — не нашел ни тебя, ни дома. Оставалось лишь сделать выводы и жениться на дочери богатого барона, да. Потом особо отличившимся император пожаловал титулы, и я стал князем… Ты не сказала про кольцо. Тут настежь открылись главные ворота, и громогласная толпа высыпала на улицу. Совсем близко прогремели фейерверки. Народ ликовал. — Как получила то письмо, пыталась перерезать вены… Надо было вдоль, а не поперек: ничего не вышло. Дядя продал имение, уехали в Москву, дом, как оказалось, потом сгорел… Вышла замуж, живу и не жалуюсь, — она грустно улыбнулась. — Пойдем? Эта толпа сейчас совершенно не нужна. — Скажите, вы любите Питер? — вдруг перевел тему Ржевский. — С каких пор мы на вы, поручик? — меланхолично поинтересовалась Шурочка. — Ненавижу этот город, построенный на костях рабочих. В нем слишком много лицемерия для меня. А вам, — она специально выделила это слово. — Вам и вашей очаровательной супруге нравится это место, да? — О, Лерочка в восторге, и именно поэтому я счастлив быть где угодно, лишь бы не здесь. Но, к сожалению, наше поместье находится прямо в центре… — грустно ответил юноша. — Лерочка? Мне определенно нравится это имя. Просто определенно. Я заранее влюблена в ваш выбор, князь Дмитрий Ржевский. — О, прекратите, право слово! Оно отвратительно, вы прекрасно это знаете. А что на счет вашего избранника, а? Николай Свиридов… Боже мой, могли бы взять кого-то побогаче да покрасивее, — с презрением поспешил высказаться Ржевский. — А вы ревнуете? — посмотрела прямо в его глаза девушка. — А если и да? Вы все-таки моя бывшая… кхем. — Вот знаете, мне в этой ситуации все определенно нравится, — вспылила она. — Мне нравится еще, что вы при мне спокойно обнимаете другую, не прочите мне в адовом огне гореть за то, что я не вас целую… И тут он неожиданно притянул ее к себе и яростно поцеловал, словно в противовес ее словам. Будто и не было лет, так нагло разделявших их. Она ответила, но в её глазах плескалась безграничная горечь и печаль. Расцветала сирень, ходила волнами вода в Неве, случайный прохожий хмуро пробурчал: «Совсем молодежь стыд потеряла!». Шурочка со слепым отчаянием прижималась к нему, дрожа не то от холода, не то от воспоминаний; он еще крепче обнимал ее — словно боялся потерять ее снова… — Я все еще тебя люблю, — вырвались у графини слова, столь очевидные и странные, такие нужные — и в то же время необыкновенно лишние. Молодого князя как током стукнуло. Он отпрянул. — Ты замужем, — получилось почему-то хрипло и горько на вкус. — Сколько раз вы разбивали мне сердце? — с укором спросила она. — Кажется, трижды. Я полюбила — поняла, что смерть и любовь — лучшие друзья… Знаешь, любовь — это теорема, которую постоянно надо доказывать. Мне давно это надоело — я не о тебе, о Свиридове… Никогда даже не пыталась полюбить его: бессмыслица… Сегодняшний вечер несет слишком много многоточий, — она смущенно улыбнулась и потянулась за чем-то в сумочку. Вытащив пачку дешевых ментоловых сигарет, она с наслаждением затянулась дымом. — Не стоит… — Ржевский запнулся. — Не стоит портить свое здоровье сигаретами, — лишь вымолвил он. Хотелось сказать много, слишком много для одного вечера. — Я курю уже три года. С того самого дня. — Прости. Я такой дурак. Надо было сразу приехать, перевернуть этот дом, мир к чертям и найти тебя. И никогда, ни за что не отпускать, понимаешь? Ты представляешь, как все было бы по-другому?! Черт возьми! — Понимаю, — табачный дым выел весь воздух. — Мне не надо было верить, не стоило хвататься за нож и пытаться пустить кровь, тогда не пришлось бы уезжать, тогда бы… Впрочем, хватит себя обманывать, — цинично заявила Шурочка, вертя сигарету в руке. — Может быть, все было бы еще хуже. И что говорить: в Российской империи разводов нет, браки совершаются на небесах, — за этими словами последовала очередная затяжка дымом. — Оставить все, как есть? Сдаться? Я не узнаю тебя, Шурочка, совсем не узнаю. Выход есть всегда и везде, надо найти его, и брось уже эту чертову сигарету! — А нужно ли его искать? — цинизм был уже нескрываемым. — Что такое любовь? Шесть букв, которые сильно ослабляют? Чувство, без которого нельзя прожить? Я три года пила вино в твою память, понимаешь? — перешла она на шепот. — Да и тебе, видимо, прекрасно без меня жилось! — Да что ты можешь знать обо мне?.. — прошипел в ответ он. — Ты даже не представляешь, чего мне стоит терпеть эту наштукатуренную истеричку каждый день моей идиотской жизни! — Ты сам назвал ее Лерочкой! И я не удивлена. — А где же наш многоуважаемый Свиридов? Или тебе даже появляться в его компании стыдно? — съехидничал князь. — Поверь, если бы не шаткие расхлябанные лестницы и кот, который очень удачно пристроился спать на ступеньке, мы бы сейчас не разговаривали: я бы уже сидела дома и дымила в форточку, — в том же духе ответила Александра. — Но ты про свою Евгению не ответил. Как быстро она заняла мое место? День или два спустя ты дарил ей розы и клялся в вечной любви? — Она Валерия… — Я так и сказала. — Не хочу о ней говорить. Тебя не заменишь никем. — Снова врешь. — Я могу уйти! Прямо сейчас, если вам так уж осточертело мое общество. — Опять это «вы»… — девушка всхлипнула, сначала слегка — а потом разревелась. — Надоело, надоело, знаешь, как все надоело?! Я устала, я слабая, у меня нет сил, я давно предала саму себя! Ржевский был поражен внезапными переменами и несколько секунд просто хлопал глазами. Когда рыдания усилились, он нежно притянул Шурочку к себе. — Успокойся, все пройдет, — шептал он ей. — Так не будет вечно, все пройдет, все изменится, все будет хорошо, все пройдет. Ты мне веришь? — Ве… Верю, — сквозь слезы улыбнулась Александра, а впереди была самая длинная ночь в их жизни. — И курить бросай, слышишь? Не надо себя травить. — Заботишься? — Имею право.