Взаймы

— Я хочу купить это здание, — уверенно говорит молодой человек с легкой полуулыбкой на тонких губах. — Неважно, во сколько мне это обойдется, я просто хочу купить его. Агент по продажам улыбается в ответ, елозит перед таким важным клиентом и расписывает удобства старенького домика, будто это невесть какая дорогущая новостройка, а не старая развалюха. Гидеон с отвращением втягивает воздух, раздувая тонкие крылья носа. Он слушает агента до конца, а когда речь заходит о цене (непомерно высокой для этого здания), Гидеон чуть заметно кривится и, лизнув палец, методично отсчитывает нужную сумму. Агент счастлив и торопливо жмет глупому покупателю руку; глупый покупатель вежливо улыбается и ждет, пока машина агента отъедет подальше. Потом он проходит внутрь Хижины Тайн, аккуратно и медленно обливает все керосином, выходит из здания и поджигает его. Огонь мгновенно пожирает старые полупрогнившие доски, а Гидеон с нескрываемым триумфом оглядывается на бледную девушку позади себя. Оранжевые всполохи играют на ее сером лице и тусклых волосах. — Зачем? — тихо спрашивает Мэйбл, не глядя на Гидеона. Он не отвечает; она вытирает одинокую слезинку, когда он отворачивается. Гидеон смотрит на объятое огнем здание и спокойно улыбается. Он ненавидел Хижину тайн почти с того момента, как услышал о ней — ненавидел, желал отобрать, завладеть ею — и вот она его, вот она горит по его воле. Гидеон с наслаждением вдыхает пропитанный гарью воздух. Он знает наверняка, что никто не прибежит, даже если заметит пожар — здание находится слишком далеко от остальных, чтобы представлять какую-то угрозу. Всем плевать. Старик Пайнс давно умер, старый хрен, так ему и надо, Мэйбл стоит за спиной Глифула и не может ему мешать, Диппер… Гидеон улыбается шире и обнажает острые зубы. — Идем, — говорит он, когда последние языки пламени гаснут в темноте ночи. Мэйбл тенью следует за ним, кутаясь в выцветший серый свитер. Шатер телепатии открыт спустя десять лет на следующий день после покупки Гидеоном Глифулом Хижины Тайн.

***

Полный зал. Гидеон с наслаждением впитывает воздух, насквозь пропитанный человеческим любопытством. Он поправляет воротник перед большим зеркалом и видит отражение девушки, склонившейся над его плащом. — Мэйбл. Она поднимает голову и смотрит на него устало и вопросительно. — Малышка. Она отводит взгляд. Он оборачивается к ней, взметнув плащом, и замирает в нескольких дюймах от ее лица, держа за холодные ладони. Не давая отступить. — Скажи, что любишь меня. Она упрямо молчит. — Скажи это, Мэйбл! Скажи, что любишь меня! — он ненавидит терять над собой контроль и обычно попросту перерезает чертовы глотки всем, кто посмел вывести его из себя, но Мэйбл… Она особенная. Вообще-то нет, не особенная, поправляет он себя, особенный – он, а Мэйбл… Он просто потратил на нее слишком много времени, чтобы сейчас убить. Нет, видеть ее рядом с собой каждый день — бесценно. Гидеон улыбается хищно и по-доброму, приподнимая девушке подбородок и заглядывая в пустые карие глаза. — Пожелай мне удачного выступления, — говорит он и почти ожидает получить в ответ молчание. Он продолжает улыбаться, легко целует девушку в губы, постепенно углубляя поцелуй. Мэйбл почти не пытается вырваться, только ее ладони дрожат и потеют; Гидеон тоже дрожит — конечно, она его хочет, просто не говорит, упрямая девчонка. Он целует ее отчаянно и грубо, Мэйбл неслышно вскрикивает, когда его руки перемещаются на ее талию, выше — и тут из зала доносится неровный шум, потом — вполне отчетливое скандирование: «Начинай! Начинай! Начинай!». Гидеон с сожалением отрывается от Мэйбл. — Подай револьвер, — командует он, вытирая губы и надевая бесстрастную маску. — Гидеон… — Ты слышала, — уверенно повторяет он, и Мэйбл, сглотнув, протягивает ему красивый, серебряный, смертоносный револьвер. Гидеон взвешивает его на ладони. Идеально. Скандирование становится громче. Гидеон выходит из гримерки, пряча револьвер в складки плаща. Мэйбл, кусая губы, становится за кулисами.

***

Представление прекрасно, представление невероятно. Гидеон улыбается, выделывая потрясающие воображение трюки, взлетает под купол шатра и поет завораживающую мрачную песню, смысл которой улавливает только он сам и Мэйбл. Гидеон окидывает взглядом зал — на его выступление собрался почти весь народ опустевшего сейчас Гравити Фолз. Гидеон ловит на себе призывные взгляды девушек и даже немолодых женщин; завистливые взгляды парней и недоверчивые — стариков. Дети смотрят с восторгом. Гидеон дарит улыбки и взгляды всем, сегодня он — их Властелин. Песня заканчивается, и Гидеон скромно ждет, пока закончатся аплодисменты, а потом медленно поднимая взгляд и хищно улыбаясь, достает из плаща револьвер. Мэйбл дергает за шнур за кулисами; выход из шатра закрывается. Гидеон стреляет точно и не тратит ни единой пули зря. Крики смолкают быстро; люди умирают медленно. Гидеон смеется, запрокинув голову, и вытирает слезы. От смеха, конечно.

***

Гидеон идет, шелестя плащом, к самому углу шатра, и брезгливо морщится, когда наступает на очередной труп. Мэйбл идет следом, проверяя пульс у каждого лежащего на полу шатра, и, тихонько вздыхая, тут же закрывает им остекленевшие глаза. Гидеон останавливается прямо перед юношей, стоящим в углу шатра и сейчас гневно смотрящему в лицо телепата. Гидеон не отрывает взгляд от лица юноши и надевает голубые кожаные перчатки с шипами на бледные руки. — Подонок, — выдыхает Диппер. — И тебе привет, Диппер Пайнс, — склабится Гидеон и выпрямляется. Он немного выше Диппера: начёс из белых волос добавляет ему несколько сантиметров роста. — Мэйбл, а ты разве не хочешь поздороваться с братом? Мэйбл стоит позади Гидеона и смотрит, не отрываясь, в лицо брата. Она тихонько покачивается, держит руки сцепленными, а губы ее быстро что-то шепчут. — Будем считать, что не хочешь, — улыбается Гидеон и, повернувшись к ней боком, нежно проводит по ее щеке. — Не трогай ее! — звонко восклицает Диппер, и Гидеон оборачивается к нему. — Не указывай мне, что делать, Диппер Пайнс, — медленно выговаривает телепат и, неторопливо размахнувшись, ударяет Диппера по щеке. Тот вскрикивает и опускается на колени, зажимая кровоточащие царапины. — Гидеон, — Мэйбл хватает его за запястье, смотря в глаза и предупредительно покачивая головой. Парень смеется и снимает перчатки, бросая их под ноги Дипперу. — Скажи спасибо сестре, Диппер Пайнс, — говорит он, выходя из шатра под руку с Мэйбл. — И помни: она со мной только из-за тебя. В этот день они уезжают из городка, где больше нет жителей, а Диппер Пайнс тихо стонет, стоя на пепелище Хижины Тайн.

***

Они в еще одном городе, таком же сером и безличном, как и многие другие, где они останавливались сотни раз и названия которых Мэйбл уже не помнит. Тут они тоже дают выступление (полный аншлаг, а как же иначе), где мрачная песня Гидеона служит реквиемом многим и многим людям, которым Мэйбл закрывает глаза перед тем, как они с Гидеоном поедут в другой город. Мэйбл не жалко. Мэйбл привыкла. У Мэйбл такие же холодные руки, как и у тех, кому она проверяет пульс. — Хочу скупить все оружие, — однажды говорит Гидеон, когда они уезжают из очередного города. — Зачем? — откликается Мэйбл. — Устрою войну, — пожимает плечами Гидеон и смеется. — Королева у меня уже есть, осталось завоевать королевство, — он наверняка в восторге от своей шутки. А шутка ли это?.. Мэйбл молчит и отрывает катышки от своего давно изношенного свитера.

***

Гидеон роняет Мэйбл на кровать дорогой гостиницы каждый второй вечер, падает следом и прижимает ее запястья к кровати, а сам тихо смеется ей на ухо. Мэйбл смотрит в потолок — сопротивляться бесполезно, и она даже привстает с кровати, когда Гидеон снимает с нее свитер. Послушными пальцами, отточенными движениями Мэйбл расстегивает его брюки, бездушно, бессловесно гладит выступающую ключицу; Гидеон ласкает ее каждый раз, и каждый раз она не отзывается на ласки. Гидеон старается быть с ней ласковым бездушным, но в конце концов свирепеет, и как бы не хотел скрывать это, вдавливает Мэйбл в бедную трясущуюся кровать. Мэйбл все равно, Мэйбл привыкла — иногда она даже позволяет глухим стонам сорваться с холодных губ. Позволяет целовать себя везде и всюду, позволяет горячему языку проникать в свой рот и позволяет тихо смеяться на ухо. Позволяет укрывать себя голубым шелковым плащом и заправлять за ухо длинные пряди. — Навсегда моя, вишенка, — смеется Гидеон и отворачивается, засыпая. Мэйбл позволяет себе беззвучно плакать и не спать ночь напролет.

***

Гидеон живет Мэйбл. Он сам не понимает, насколько сильно к ней привязан, насколько сильно любит ее — пускай даже той мерзкой, извращенной любовью, которую только и знает. Мэйбл немного завидует тем, кого Гидеон никогда не любил. Гидеон живет прежней Мэйбл. Он без устали покупает ей свитера, яркие, цветные и нелепые, совершенно такие же, какие она носила в детстве, и которые Мэйбл так упорно игнорирует сейчас, выбрав для себя один-единственный, серый и потертый. Гидеон покупает Мэйбл сладкие конфеты, обычно лакричные леденцы, а еще шоколадное мороженое — и следит за тем, чтобы Мэйбл все это ела. Правда, он не может уследить за ней, когда она сует два пальца в рот и без сожаления избавляется от чертовых сладостей. Он покупает ей лак и сам красит ей ногти в вырвиглазные цвета, криво, но с улыбкой; Мэйбл бессонными ночами сгрызает ногти до крови. Гидеон брызгает на Мэйбл сладкими духами, ягодными или цветочными, от которых Мэйбл тошнит, и от которых она отмывается в душе жесткой мочалкой; от духов можно отмыться, конечно, но Мэйбл уверена, что никогда не сможет смыть с себя тихий смех, навсегда въевшийся в бледную кожу. Гидеон смеется так каждый раз, когда наряжает свою послушную куколку, свою вишенку, свою малышку, тут же раздевает ее и пыхтит над холодным бесчувственным телом. — Скажи, что ненавидишь меня, — просит он иногда. — Люблю тебя, — тихо говорит она то, что он так жаждет услышать. И он засыпает. И она рыдает.

***

— Смотри-ка, а твой брат настойчив, — говорит Гидеон, глядя в зеркало заднего вида. — И как он только нас находит? Мэйбл поворачивается на заднем сиденье трейлера и смотрит в заднее окошко — действительно, Диппер с повязкой на щеке бежит за только набирающей ход машиной и что-то, кажется, кричит. Мэйбл не слышно. Она смотрит на него, а машина едет быстрее — Диппер падает на колени, задыхаясь и плача. Мэйбл отворачивается, и на лице ее не отражается ровно ничего — Гидеон внимательно наблюдает за ней, глядя в зеркало заднего вида. Мэйбл отворачивается, потому что так надо. Надо, чтобы Диппер жил. Мэйбл отдала себя в руки Гидеона, чтобы быть уверенной в том, что телепат пальцем не тронет ее брата — и уж конечно, никто не убьет его по приказу Гидеона. Мэйбл предусмотрела все, кроме одного — самого Диппера. Она его не понимает. Он должен отпустить ее. Он должен перестать себя мучить. Ее дело решеное. У него впереди целая чертова жизнь. Взятая у нее взаймы. Мэйбл кладет руку на плечо Гидеона. — Останови машину. Он, слава Сайферу, подъезжает к пустой обочине без лишних слов. Мэйбл выходит из трейлера, громко хлопнув дверью, и Гидеон выходит следом — Диппер все еще сможет их увидеть. Отлично. Мэйбл выдыхает, обворожительно улыбается и целует Гидеона — страстно, быстро, жарко, обвивая его руками и ногами и желая, кажется, слиться с ним в одно целое. Как можно скорее. Можно прямо при Диппере, черт подери, только быстрее. Когда Мэйбл отрывается от явно удивленного телепата, она смотрит на Диппера — даже издалека она видит в его лице обиду, гнев, разочарование, боль; а когда брат поднимается, чтобы пойти в противоположную сторону, она облегченно выдыхает. — Поехали, — бросает она, вновь отрешаясь от мира.

***

Она, конечно, знает, что Гидеон теперь будет вдавливать ее в кровать сильнее, ненавидя ее холодность и отчужденность, что темно-фиолетовых синяков на ее теле прибавится, и что спать она теперь будет еще меньше, но Мэйбл знает еще одну важную вещь, благодаря которой улыбается ночами. Диппер теперь свободен и живет. Ее жизнью. А Мэйбл продержится. Может быть.