Мрак разума

      Искать — вот в чём призвание. Пилюли, красящие мир в чёрно-белые тона, стирающие границы миров и рисующие новые витражи на стёклах грядущих дней — вот средство. Концентрированное зло в ампуле — вот прогноз. Для распространения наркотика, до тяжёлого дурмана, напрочь срывающего все якоря, требуется не больше пяти минут. Шерлок терпеливо ждёт, не обращая внимания на дрожь в руках.       Его мозг клеймён — безжалостно и навсегда, вопреки обещаниям выжечь сердце. Глупое сплетение мышц, исправно перекачивающее семь литров крови, всё ещё цело, а вот мозг — увы и ах. Жёсткий диск, процессор безбожно (а как же ещё?) изуродован и искажён. Вирусы всегда нацелены на то, что преобладает в них самих. Вирус стремится поразить главное.       Время, изумительно покорное, течёт неспешными хладными водами Стикса — таков итог для всех в конечном счёте, — Шерлок гадает, насколько глубокое погружение ждёт его в этот раз. Хотя какая, к чертям, разница, если результат известен заранее?       Мир накрывает стеклянным колпаком, запахи и шумы ретушируются, заштриховываются, скрываясь во тьме. Весь мир сосредоточен в пределах комнаты.       Шаги, скрип половицы, короткий смешок. Вязкая дурманящая тишина — вот данность. Шерлок привык распылять безумие по венам. Давным-давно, как в дурной старой сказке, которой требуется добротный злодей, который так же нескончаемо далеко обрёл пристанище на изнанке сознания.       Быть может, его тело истлело, погребённое давящей толщей воды Рейхенбаха, быть может, нет — гениальный сукин сын всегда находил выход, но Шерлока это знание пока не тяготило — яд расползался по телу, заставляя замирать от предвкушения.       Он не мёртв и не жив, Мориарти всегда есть — тень ночного фонаря, искривлённое отражение, искусная ложь, изящная фальшь — тысяча и одно проявление. Он скалится из закоулков сознания, врывается, творя рекурсию мыслей, замыкая круг — без выхода, без надежд на освобождение.        Шерлок сам создал себе тюрьму, поселив психопата у себя в голове, выписав ему бессрочный пропуск.        Добрый день, мистер Мориарти. Приходите, приглашаю, знаю, к чёрту не пойдёте, даже если и послать. Ещё раз добрый день. И, к чёрту, заберите свои ребусы, они рушат меня. Я на них подсел.       Шерлок давно уже на игле — он подсел на опасность, как подсаживаются на кокаин. А, впрочем, когда нет первого, второе всегда к вашим услугам, особенно, если таскать в голове самого безобразного из призраков своего прошлого.       Призрак носит костюм от Westwood, подпинывает носами блестящих ботинок какой-то мусор, лежащий на полу и скалится; вокруг глаз собираются тоненькие морщинки. Искренность — понятие весьма условное.       — Здравствуй, Шерлок.        Он не осязаем. Бестелесный фантом, сотканный из бликов. Наверное. Нельзя это проверять.       Галлюцинации всегда лишь плод воспалённого воображения, часто созданные лишь на основе бессознательного. Воспринимать Джеймса Мориарти как часть себя, в некоторой степени весьма привычно и даже спокойно. Всё идёт, как обычно. Спокойствие, несколько извращённое и искривлённое, как и всё в этой наркотической реальности, подёрнутой дымкой осмысленных мыслей. Да, проще считать, что не осязаем — так должно быть, и Шерлок не имеет ни малейшего желание подтверждать или опровергать эту теорию.       Тьма затягивает — Мориарти, кстати, тоже — и давит, душит, заставляя лёгкие гореть, скручивая, превращая в жалкое подобие себя. Тьма — самое сильное испытание души, если таковая и существует. Давление — тоже выход, тоже спасение. Для того, кто к нему привык. Для того, кому десять секунд отсчёта дают крылья. Жить на адреналине — это надо уметь.        Шерлок знает, что уж бездна-то реальнее всего. Огромное болото, тысячи рук, что стараются утянуть глубже. На деле руки всего четыре. Они принадлежат самому Шерлоку — человек губит себя сам, - и единственному призраку, единственной слабости.       Джеймс Мориарти — самый лучший из всех наркотиков, что придумало человечество. Его ребусы — опиум, оплетающий нитями блаженства. Тутовый шелкопряд, за тончайшее мастерство которого многие сложили головы.       Джеймс, Джим, Ричард — череда обличий, череда загадок. Короткая анестезия перед тем, как раскалённое железо впилось в мозг, оставляя незаживающее клеймо. На деле, железо впивается в вену.        Он здесь, осознание колет, скручивает — превращая, секунду за секундой, в безвольную куклу, заставляя прилагать все усилия, чтобы не обернуться.       Шаги. Шорох одежды — на грани слышимости, Шерлок вдыхает, сцепляя руки в замок, и замирает в ожидании Армагеддона, грозящего обрушиться всей своей силой, подмять, сломать и выбросить. Шёпот на грани интимности.       — Ску-у-у-ка.       Концентрированное зло в ампулах, упорядоченный в сплетении вен и сухожилий хаос, приводящий к безумию.       Здравствуйте, меня зовут Джеймс Мориарти, и я заберу вашу душу. Гарантирую. Если будете плохо себя вести — выжгу сердце. Без возврата на круги своя.       Выдержка заканчивается, и Шерлок оборачивается, забывая клятвы самому себе — даже не пытаться дотронуться, ни в коем случае, чтобы сохранить остатки разума; прикосновение к урагану — что может быть глупее? — и всё исчезает.       Свет бьёт в глаза.       Тьма по ту сторону сознания медленно отступает, дурман испаряется, являя обычный, суетливый мир, в котором Джеймс Мориарти неимоверно далеко.        Шерлок задыхается от острого, режущего разум на большие куски чувства потери.       Призраки не должны исчезать. Особенно Джеймс Мориарти.