Правила двух

      Микки ненавидел это ожидание. Ожидание того, что через некоторое время Йен опять сляжет. Сейчас рыжий хуярил шутки, выглядел слишком счастливым для ебанного гетто, такой веселый и жизнерадостный. Микки понимал, что расставание, которое ему придется пережить в промежуток от двух до нескольких недель, конечно, уже совсем привычное, но это еще больше угнетало его. Да, человек с тобой все равно рядом, но ты не чувствуешь его теплоты, только осознание присутствия.       Брюнет смотрит на прекрасную улыбку и просто не верит в то, что один человек может перевернуть целый мир. Может заставить радоваться незначительным вещам, делать что-то со всей душой и любовью. Йен изменил жизнь Микки к лучшему, добавив в нее красок, любви и романтики.       Гопник из гетто никогда бы не подумал, что ночью будет сидеть на крыше какого-то сранного и отстроенного домика, что-то невнятно пиздеть из-за этого, придерживать за руку рыжухина и курить сижули. Эта была прекрасная ночь: темное небо, в котором были видны просветы редких звезд, легкий ветер и теплота родственной души. Начало осени — это что-то нечто волшебное.        — Я бы хотел съебать из этого места, оставить прошлое позади. — говорил рыжий шепотом, чтобы не нарушить идиллию.        — Смысл убегать куда-то, Йен? Мир такой уебанский, что пиздец будет преследовать тебя повсюду, независимо от твоего местоположения.— брюнет выкинул очередной окурок и сильнее сжал руку Галлагера. Микки хотел уберечь Йена, обезопасить. Но жуткие мысли в голове брюнета засели глубоко. Ночь заставляет думать нас о самых важных и значимых вещах. Она пугает, оставляя наедине со своими мыслями, чувствами и тревогами. Милкович не хотел видеть рыжика подавленным и одиноким, он хотел дать ему все, что только может.       — К чему вообще такие вопросы, алле? — заглянув в глаза Йену, поинтересовался Микки.       — Хочется что-то изменить, —молчание, — может быть сдела…       — Бля, погодь, — гопник засмеялся, — ну, хочешь заведем псину, посадим цветы в нашем ссаном саду, покрасим забор. Будем примерными пидорами из гетто.       — Иди ты нахуй.— рыжик отдернул руку и попытался встать.       — Блять, Йен, — у Микки бешено заколотилось сердце. Они сидят на краю этой ебанной крыши, поэтому одно неаккуратное движение может привести к трагическим последствиям, — ты можешь делать все максимально аккуратно, пожалуйста, а?       Брюнет боится этих затяжных фаз, он боится того, что во время них может случиться тотальный пиздец. Идея с ночными прогулками и крышей, засевшая у морковкина уже давно, не давала ему покоя. Микки пошел на это, учитывая кучу договоренностей с Йеном.       В Милковиче сочетается вся палитра чувств. Он любит Йена, хочет, чтобы в этот период болезни рыжик не чувствовал себя одиноким. Микки пытается понять его, смотреть на мир глазами своего парня. Брюнет хочет обезопасить Галлагера, поэтому заставляет принимать таблетки. Микки не хочет потерять Йена. Рыжухин, услышав Милковича, отошел от края крыши и прошел к люку, чтобы спуститься вниз.       — Эй, Микки, — брюнет затягивался очередной сигаретой, находясь в нескольких шагах от своего парня, —СМОЖЕШЬ ДОГНАТЬ МЕНЯ, А? Йен рванул вниз, спотыкаясь, делая все крайне не очень обдуманно. Милкович поперхнулся дымом, совсем не ожидая в такой момент лютой хуйни, рванул вниз за рыжим. Попутно крича ругательства, смотря то под ноги, то на бегущего морковкина. Гопник волновался, что Галлагер сломает себе что-нибудь. Волновался за то, что его может сбить какой-нибудь обдолбанный долбаеб. Он просто, блять, волновался.       Они бежали: рыжий смеялся во все горло, а Микки обкладывал трехэтажным матом эту ебанную идею с крышей. Он уже задыхался от своего блядского волнения, но остановиться не мог, кто знает, что может быть.       —ЙЕН, БЛЯТЬ, —в глазах у брюнета застыли слезы, которые мешали видеть ночную дорогу к дому Милковичей, —ТЫ, БЛЯТЬ, МОЖЕШЬ УЖЕ ОСТАНОВИТЬСЯ, А? Через несколько метров рыжик остановился, прислонившись к соседней стене. Он смеялся и ждал, когда Микки достигнет «старта». В глазах все плыло, разум не постиг реальности, будто все во сне.       —Ты че, ебанутый совсем? — Милкович задыхался, смотря на улыбающегося рыжухина.—Вообще крыша съехала?       —Да че ты так загорелся-то? —у рыжего сейчас лицо треснет либо от улыбки, либо от того, что Микки херанет его по хлебалу.       —Ты, блять, не думаешь о себе, то подумай хоть обо мне, —у брюнета вновь застыли слезы в глазах, редко такое увидишь, —подумай о моих чувствах, ты ничтожество. Йен стоял в ступоре, он понимал, что натворил полную хуйню, но не думал, что это так ударит по Микки. Галлагер робко подошел к нему, смотря в блестящие глаза.       —Ладно…— Йен взял за запястье своего парня.—Ладно, извини, я не подумал. Прости. Микки обнял Галлагера нежно и аккуратно, он хотел показать, как важен для него этот рыжий уебок. Без лишних слов. Только своей заботой, напоминаниями о приеме лекарств и вечным присмотром.       —Пока ты не дался ебу, —Милкович отстранился, —я хотел обговорить изменения, о которых ты загонялся. Я не хочу, чтобы ты думал, что мне совсем насрать. Микки заулыбался, доставая из заднего кармана что-то  круглое, сделанное из проволоки.       —Это че? —Галлагер начал смеяться.—Ты серьезно?       —Ты выйдешь за меня? —брюнет взял руку морковкина и надел на его палец «кольцо».—Заведем псину в свитере, купим картины с разными пейзажами, будем на ужин готовить спагетти. Йен смеялся, он выглядел счастливым. Он был готов прям сейчас вломить Милковичу. На мокром, блять, асфальте.       —Да, блять, я согласен, —морковкин засмеялся, целуя костяшки пальцев Микки. Судя по событиям, кого-то дома ждет большой трах.

***

      —Так что с садом и забором делать будем? —прижимаясь к спине Микки, спросил Йен.       —Ты че, бля, думал об этом пока был сверху? Счастливые и влюбленные.