Лучшее место в Кембридже

      Дайан Фосси, крупнейший в мире специалист по горным гориллам, знаменитость с обложки «Нэшнл Джеографик», ездит на сомнительной машине с чихающим мотором и живёт в крошечной дешёвой квартирке, какие обычно снимают студенты. В отличие от многих, Джейн это не удивляет. Точнее, удивляет не это.       — Я думала, ты остановилась где-то за городом.       — Собиралась. Хрен что найдёшь. И секретарша Хайнда вообще не помогает. Хочу, говорю ей, жить в ебенях. Вот чем дальше от центра, тем лучше. Смотрит, как будто у меня рога выросли… Ещё положить? — предлагает Дайан, заглянув в тарелку Джейн.       — О да. Очень вкусно.       Джейн искренне растрогана тем, что Дайан нажарила для неё картофельных оладий, хотя это не должно было стать неожиданностью: сама Джейн радостно передала все кухонные хлопоты в Гомбе нанятому повару, а Фосси даже в Африке готовит для важных гостей лично. А уж в Кембридже, с полноценной плитой, и подавно.       Дайан отходит куда-то в сторону, Джейн слышит щелчок зажигалки и морщится:       — Боже, тут же и так не продохнуть!       — Иначе воняет какой-то капустой, я не знаю, откуда.       — Дайан, ты можешь, пожалуйста, столько не курить, пока я здесь? Недолго ведь совсем.       Возможно, она просит слишком много. И всё же Дайан, усмехнувшись, сминает в пепельнице сигарету, которой успела затянуться всего один раз.       В Кембридже замечательный ботанический сад, Джейн хорошо его помнит. Сколько часов проведено с книгами под чёрными соснами, посаженными учеником Дарвина Джоном Хенслоу! Сколько монеток брошено в изящные фонтаны, сколько желаний шёпотом поведано цветочным бутонам! Некоторые даже сбылись. Наклонившись с маленького мостика к тёмной воде пруда, Джейн улыбается отражению Дайан.       — Ну как, всё ещё считаешь, что Англия ужасна?       — Ужасна не Англия, — бурчит Фосси. — Эта статистическая хуета меня с ума сводит. U-критерий Манна-Уитни! Восемь лет я прекрасно вела отчёты по гориллам и без него, и дальше обойдусь! Хайнд говорит, я неблагодарная сволочь. Не прямо, конечно, но смысл такой. По-моему, он отчаялся. Наверно, рад бы от меня избавиться.       Джейн склонна думать, что Дайан преувеличивает. Роберт Хайнд — человек тактичный и терпеливый, к тому же, у него в этом деле собственный интерес. С тех пор, как Джейн защитила диссертацию под его руководством, Хайнд поддерживает постоянный поток прибывающих к ней в лагерь аспирантов-приматологов. Сотрудничество с Дайан и Карисоке наверняка представляется ему таким же важным для повышения престижа своего отделения. Портить с ней отношения ему совсем не нужно. Джейн пытается донести всё это до Дайан, но та уходит в глухую оборону:       — Ладно, ладно, ясно, хрен с ним, с Хайндом. Давай просто помолчим.       — Давай, — кивает Джейн.       Они стоят на мостике и молчат, изредка пересекаясь взглядами своих отражений. У Джейн на руке часы, но время застывает и продолжает движение лишь тогда, когда Дайан говорит тихо и хрипло:       — Иногда мне кажется, что никто не понимает меня лучше, чем ты.       Джейн смеётся, проводя ладонью по гладким деревянным перилам.       — Тебе виднее.       «Мне кажется, не будет преувеличением сказать, что вы единственный человек, который действительно понимал Дайан Фосси, — предположит через одиннадцать лет репортёр Би-Би-Си. — Вы согласны с этим?»       «Нет, — ответит Джейн, — я не думаю, что понимала Дайан. Не знаю, насколько это вообще было возможно».       Голубой спортивный автомобиль с открытым верхом выворачивает откуда-то слева так резко, что Фосси едва успевает отреагировать, вдавив тормоз. Загорелый франт оборачивается и небрежно машет ей, но Дайан не принимает это за извинение.       — Эй! — раздражённо кричит она, высунувшись в окно. — Руки из жопы вынь и положи на руль! Идиот!       У водителя кабриолета уморительнейшее выражение лица, и Джейн, вместо того чтобы пожурить Дайан, громко и откровенно смеётся. Фосси так удивлена, что даже не сразу замечает сменившийся сигнал светофора. А впереди уже видна церковь святой Марии.       Джейн была почти уверена, что Дайан уделяет не слишком много внимания достопримечательностям Кембриджа, если, конечно, это не бары и пабы. Так оно и оказалось. Но Дайан хотя бы не сопротивляется попыткам приобщить её к прекрасному.       — Величие в простоте, — бормочет Джейн, поднимая взгляд к верхушке башни с четырьмя небольшими «рожками», обрамляющими смотровую площадку. Панорама оттуда, как ей помнится, головокружительная. Дайан должна это увидеть.       А вот про то, насколько крута винтовая лестница в сто двадцать три ступени, Джейн успела забыть. Видение собственного изломанного тела вспыхивает перед глазами, но она уже в безопасности, в надёжных руках идущей следом Дайан.       — Как в Вирунге, — шепчет та, не торопясь её отпускать. — Всегда должен быть кто-то, кто подстрахует снизу.       Джейн ловит себя на глупой и странной мысли, что дальше можно не подниматься. Можно просто стоять вот так посреди лестницы, откинув голову на плечо Дайан, чувствуя на щеке её дыхание. Но, наконец, Фосси осторожно возвращает Джейн в вертикальное положение.       — Вот так мимоходом я тебе жизнь спасла. Уже не зря пришли.       Не зря, конечно. Разноцветные палатки покрывают рыночную площадь далеко внизу. Типично английские домики из тёмного кирпича кажутся игрушечными. С другой стороны тянется ввысь готически воздушный Королевский колледж…       — Подойди, посмотри, — зовёт Джейн, поднявшись на цыпочки. — Какая красота!       Дайан делает маленький шаг вперёд, каким-то судорожным движением хватается за перила. Стоит так несколько секунд и, отступив обратно, неожиданно говорит:       — Я боюсь высоты.       Джейн поворачивается к ней с недоумением.       — Что?       — Я боюсь высоты, — повторяет она, глядя в сторону. — Бывает, гориллы перебираются через какую-нибудь расщелину, а у меня буквально отнимаются ноги, и я тащусь в обход и из-за этого теряю группу из виду. И иногда больше не могу потом её найти.       Джейн приходит в голову, что, вероятно, только Дайан, страдая акрофобией, может продолжать жить на высоте три тысячи метров над уровнем моря. Её восхищение взлетает до новой отметки.       — Ты очень мужественный человек, Дайан, — говорит она негромко. — И слишком уж хорошо скрываешь свои слабости.       К Фосси возвращается обычная кривая ухмылка.       — Ну, вот видишь, тебе сказала. А то мало ли — может, ты считаешь меня идеальной и втайне мне завидуешь. Только не спрашивай, страшно ли мне на высоте своего роста.       Перевести серьёзную тему в шутку — типично. Джейн чувствует прилив нежности.       — Вот на скале — было страшно, да, — продолжает Фосси. — Мы с однокурсницей поехали на ранчо в Болинасе покататься на лошадях. Было слишком сыро. Решили вместо этого остаться в машине. Дорога узкая, грязная. Утёс прямо над Тихим океаном. И машина поползла к краю.       Джейн хмурится, живо представив себе это. Вопросы, конечно, возникают и остаются: всё ли в порядке с однокурсницей? Что стало с машиной? Кто был за рулём? Она их не задаёт. Дайан, учитывая свою скрытность, и так рассказала слишком много.       — Да, — говорит Джейн, — после такой истории было бы странно не бояться высоты, — и, чуть поколебавшись, предлагает: — Спускаемся?       Дайан тоже колеблется, потом медленно выдыхает и снова шагает к перилам.       — Нет, подожди.       Джейн держит её под руку, пока она быстро смотрит налево, направо и на Королевский колледж. Потом Фосси разворачивается и идёт обратно к лестнице, запнувшись по дороге.       На лестнице двоим не разминуться, поэтому, услышав внизу голоса других туристов, Джейн с Дайан отступают в специальное ответвление. Ниша в стене невысокая, и Дайан вынуждена пригнуться. Впрочем, утыкаться носом в волосы Джейн её никто не заставляет. Мурашки разбегаются по шее и по спине.       Ступеньки с трудом преодолевает пожилая пара.       — Оно того стоит? — переведя дыхание, спрашивает у Джейн старик.       Дайан отвечает вместо неё.       — Да. Потрясающе. Лучшее место в Кембридже.       Вечером они смотрят полевые заметки Дайан и пытаются применить к ним статистические формулы из лекций Хайнда.       — Занимательный факт, — делится Фосси. — Техника имитации, которую я использую с гориллами, для меня совершенно не нова. Знаешь, я поразмыслила… Всю сознательную жизнь я копирую поведение и привычки тех, кому хочу понравиться. Я грёбаный хамелеон.       Джейн героическим усилием сдерживает смех, чтобы не обидеть Дайан, вошедшую в очередной период откровенности.       — Нет, ты Колдунья Вирунги, — и лукаво добавляет: — Но значит, мне ты нравиться не хочешь?       Дайан вздыхает, разглядывая пустую пепельницу — африканский сувенир с изображением антилопы импала.       — Стать похожей на тебя у меня всё равно никогда не получится. Хотя, видишь, я сейчас не курю и почти не ругаюсь.       — Я впечатлена.       — Я не хочу тебе нравиться, — тихо, но с силой произносит Дайан и поднимает глаза. — Чёрт, Джейн, этого недостаточно.       Джейн подаётся вперёд.       — Максимализм — наша общая черта.       Очень нежно, едва касаясь, Дайан проводит кончиками пальцев по её подбородку, потом губам, которые Джейн сразу же размыкает. Она готова к этому поцелую, на самом деле, давно его ждёт, но Дайан медлит, будто не в силах насмотреться, и наклоняется навстречу лишь за миг до того, как Джейн (собственно, уже схватившаяся за воротник её зелёной рубашки) взяла бы инициативу в свои руки.       Проснувшись, Джейн лежит тихо и наблюдает за Дайан, которая с упоением стучит по клавишам печатной машинки, время от времени поправляя накинутый на плечи пиджак. Небольшая тусклая лампа копирует её резкий профиль с римским носом на приоткрытую створку окна. Именно окно заставляет Джейн всё-таки подать голос.       — Дайан, это кончится очередной пневмонией.       — Ничего страшного, — улыбается Фосси. — Зато два голубя и чья-то кошка уже заглянули передать привет. Хочешь кофе?       — Хочу, чтобы ты закрыла окно или хотя бы оделась.       Закатив глаза, Дайан толкает раму. Пиджак опять падает с плеч — и остаётся на полу.       «Я влюблялась три раза, — через тридцать четыре года скажет Джейн своему биографу, — и дважды выходила замуж».