В клочья

В клочья. Прохладный металл цепляется зазубринами за шов — и ткань оседает, обнажая бесполезную белую вату. Бесполезная. Глупая. Слишком мягкая, слишком белоснежная — отвратительно! В клочья её. Представить вместо мягкого плюшевого мишки это круглое лицо с раздражающей добросердечной улыбкой — и вонзить в него ножницы, и еще раз, и еще — представлять, как она корчится, извивается. Винсент на секунду оглядывается — себя видит в зеркале. В глазах уже все пляшет, но ясно виден голодный взгляд. Чудище с проклятым взором. Чудище, решившие осквернить чистоту и красоту во плоти. Взрослый мальчик хватается за голову, пытаясь закрыться, и вместо шершавой ткани ножницы задевают кожу. Человек. Мужчина. Винсент. Чудище. И себя, себя бы в клочья, чтобы в зеркало не смотреть, чтобы брат вспомнил о нем, чтобы Эхо слезинку бы проронила… Чтобы не видеть это светящееся любовью лицо. Не видеть, не видеть, не видеть! Узоры сползаются в узел, крутятся, воздуха не дают — Винсент задыхается, но только крепче в руке сжимает холодный металл. В клочья её — и не останется больше ничего. Цель всей жизни — испортить, запачкать, в то черное отчаяние вогнать, в котором он беспросветно. Слишком она светлая, слишком счастливая, слишком наивная… А потому — в клочья её. На мелкие обрывки. Девушка вздрагивает, но не оборачивается — узнала его по шагам. Может, отрываться от дел не хочет — а может, просто румянец ярко-красный на щеках скрывает. Винсент к ней подберется как хищник — быстро, неумолимо, твердо. И сам не заметит, как подойдет совсем близко. Вдохнет через нос: запах такой… приятный. Такой… Винсент ненавидит Аду за то, что она такая доверчивая. За то, что узнав, не убежала, сломя голову, а села — и исповедовалась ему. За то, что ножницы выскальзывают из ладони, оставляя глубокий порез — а она тут же кидается к шкафчику, чтобы руку обработать. Слишком глупые у неё увлечения. Слишком много веры. Винсент ненавидит Аду за то, что она его любит. Кровь грязная на щеках у неё, на блузке, на губах — ладонь сжимает клок волос, чтобы выдрать, а затем этой же прядью задушить. В клочья все, в клочья!.. Винсент ненавидит Аду за то, что рядом с ней он чувствует себя глупо. Даже в нечистой проклятой крови, даже в дурацком ведьминском костюме… Винсент ненавидит Аду за то, что прижимает её к себе, вдыхает её запах. Ненавидит руки, что в ответ обнимают его. Пошлый, недостойный, гадкий, грязный, жестокий, безумный… В клочья тебя, подонок. В клочья. А эта глупая-глупая девочка все равно все склеит обратно. И простит. Винсент не понимает этого. Ничего не понимает — только переполняет его что-то. Не ненависть.