В чертогах разума

Чертоги разума Шерлока на самом деле могли меняться и довольно сильно. Например, если он входил в них осознанно в трезвом уме, то это было упорядоченное собрание данных, в котором можно было легко ориентироваться, как в библиотеке. Но стоило ему принять пару-тройку грамм стимулирующих умственную деятельность веществ (тех самых, которые необходимо было внести в список), как чертоги превращались в неконтролируемый лабиринт из фактов, подсказок, смутных ощущений и чего-то еще, что Шерлок сам себе объяснить не мог. Любой другой человек охарактеризовал бы это как подавленные желания, а Шерлок о таком и слышать не хотел. Потому что не рационально и может относиться к кому угодно, но только не к нему. Вот, хотя бы к Джону может, у него этого добра через край (иногда он все-таки дает выпуск свой энергии, и Шерлок знатно получает кулаком в глаз), или даже к Джиму Мориарти — тот любит их демонстрировать, поэтому никакие они не подавленные, а взращенные искусственно, назло Шерлоку. Но в чертогах, рожденных зубодробительным коктейлем из наркоты, желания проступали наиболее ярко — факт. Вплетались в сложное полотно иллюзорной реальности и возникали яркими стежками в самое неподходящее время. Ум Шерлока неустанно решал загадки, подкинутые очередным преступным разумом, а его… нет, не сердце, не душа, он вообще пренебрегал этими понятиями, его безумие, должно быть, рисовало совершенно иные картины. Довольно поэтичное изображение Рейхенбахского водопада, струи воды, серебрящиеся в слишком ярком лунном свете, крик падающего Мориарти, еще не стихший до донца, и невероятно уверенный в себе Джон с этими дурацкими усами, с пистолетом наперевес и потемневшим от чего-то взглядом. Как там сказал Джим? Может, им пора пожениться? Насчет такого решительного шага Шерлок уверен не был, а вот просто прижаться к Джону всем телом, опереться ладонями о скалу по обе стороны от его головы и целовать, мысленно проклиная идиотские усы (наверняка, эти усы появились в чертогах неспроста, в качестве изъяна в совершенстве Джона, вместе с Мэри, усы и Мэри — два устранимых изъяна в образе Джона) — это можно. На Джоне было довольно теплое и на редкость удобное пальто, которое можно было постелить на землю, не боясь уколоть задницу (Шерлок очень ревностно относился к своей заднице, впрочем, как и Джон, Джон тоже любил Шерлокову задницу). В чертогах оказалось довольно тепло, хоть и мокро, но кого это там волновало? Шерлоку нравилось только, как блестит разгоряченная кожа Джона в лунном свете, как на ней появляются капли падающей рядом в пропасть воды, как вокруг все будто плывет, покачивается в такт толчкам Джона. В чертогах Джон мог доминировать, потому что Шерлок хотел видеть его именно таким, решительным и отбросившим к чертям все, что сковывало его в обычной жизни. На мгновение Шерлок готов был поверить, что происходящее с ним сейчас — самая настоящая реальность, а иная жизнь — наркотический бред. Он бы не отказался переселиться навечно в чертоги, если в них всегда будет так хорошо. Раскрытое дело, поверженный враг, новая загадка на горизонте и Джон прямо здесь и сейчас. — Знаешь, это возмутительно с твоей стороны, — пропыхтел Джон, замедлив темп. Шерлок нетерпеливо поерзал и сам пару раз насадился на его член, призывая двигаться. — Я, как обычно, делаю всю работу, а ты снова о чем-то думаешь, и тебе плевать рядом я или нет. Ты бы не заметил разницы, если бы тебя сейчас трахало мое кресло. — Заметил бы, — возразил Шерлок, не особо вслушиваясь в его слова. — Меня вряд ли бы устроило то, чем меня могло бы трахать кресло. — Серьезно? — Джон рассмеялся, и вибрации от его тела приятно отозвались внутри Шерлока. — Тогда ты мог бы проявлять чуть больше участия? Иначе, видит бог, ты всегда будешь сверху, тогда хотя бы твое пыхтение красноречиво может говорить о том, что тебе нравится секс со мной. — Я не пыхчу. — Пыхтишь и еще как! — И как тебя выносит твоя Мэри? — К черту Мэри! И как она вообще возникла в твоем разуме? — А как она вообще возникла в твоей жизни? Нельзя было оставлять тебя без присмотра. Джон наклонился и заткнул Шерлока жестким собственническим поцелуем — весьма действенный способ, которым тот слишком редко пользовался. Шерлок прикрыл глаза, показывая, что на самом деле он полностью поглощен процессом и даже наслаждается им. Да-да, демонстрируя, что он тоже способен наслаждаться не только преследованием преступника и собственной умственной деятельностью, но и определенными действиями Джона, весьма откровенными и торопливыми действиями. Шерлок подумал, что в следующий раз следует немного изменить коктейль, чтобы под свадебной вуалью не возникало больше образов старых врагов, которым эта вуаль хоть и была довольно таки к лицу, но пусть это ценит кто-нибудь другой. Здесь, в чертогах разума, Шерлок предпочел бы видеть под вуалями только одно лицо с идиотскими усами и немым укором в глазах. Укором, потому что Шерлок всегда знал, что Джон никогда не одобрял его пристрастие к умственным стимуляторам. Но без них чертоги оказывались так скучны, предсказуемы и обыденны! Джон толкнулся особенно сильно и мощно, и Шерлок выгнулся, глядя в полные удовольствия глаза. О нет, конечно, в этот момент он никуда не уйдет — ни в реальность, ни в самого себя — этот момент принадлежит Джону, и пусть тот видит это в его глазах. Шерлок понадеялся только, что где-то в реальности другой Джон (без усов, но с Мэри — на шаг ближе к идеальному) читает в его глазах то же, что и Джон, который кончает сейчас в него. Чертоги вокруг зазвенели, мелко задрожали, словно тонкое, грозившее вот-вот разбиться стекло, но устояли. Шерлок встал на ноги, не обращая внимания на слабость в ногах, и подошел к краю пропасти. Наваждение, невыраженное желание (точнее, недостаточно выраженное, не хватило ему пять раз дома, один раз в засаде и еще на кладбище, захотелось экзотики и шума падающей воды — проверить, на самом ли деле он имеет свойство успокаивать) растаяло (временно), и теперь можно было продолжать спектакль. Раскинув руки, Шерлок шагнул в пропасть. Холодный ветер приятно трепал волосы и хотелось верить, что приземлится он в свою кровать, которой дорожил и по которой очень скучал во время своей вынужденной ссылки (почти как по Джону и расследованиям), и никак не мог нарадоваться ей снова. Кресло самолета, в котором он очнулся, на кровать походило мало, а обеспокоенные, недовольные лица вокруг и вовсе исключали любую попытку повторить то, что произошло в чертогах, наяву, но Шерлок сделал вид, что так и надо. Разум постепенно прояснялся, кровь закипала в венах от близости новой погони за преступниками, а остальное… можно будет повторить позже. Шерлок не признавал за собой нереализованных желаний, разве что в чертогах, в их запутанной наркотической версии. А в реальности у него не могло быть желаний. Точнее, был тот, кто угадывал их прежде, чем они успевали сформироваться в его голове…