***
В жизни Эммы Свон всё шло не так. До самого дня, когда она, студентка Йоркского университета, заметила в столовой брюнетку, которая слишком уж выделялась из окружающей её толпы. Эмма всё ещё не может сказать, что именно её так удивило: походка, полная надменности и гордости, или же холодный взгляд, которым девушка окинула всю столовую. Её зовут Реджина Миллс. У неё короткие — лишь до плеч — тёмно-каштановые волосы, пухлые губы, шоколадного цвета глаза. Она учится в отделении свободных искусств и прикладных наук, рост её 164 сантиметра, любимый писатель — Кинг, любимый сериал — «Твин Пикс». Нет, Эмма не следила за ней, хоть и её, как будущего профессионального фотографа, учили подлавливать людей. — Я проверяла почву, — пожимала плечами Свон в ответ на хитрый прищур Руби. — Ты могла просто позвать её на свидание. — Отстань. — Но вместо этого ты сначала выслеживала её, потом трахнула и только после этого позвала на свидание. — Отстань. В ту ночь, когда они, наконец, познакомились, казалось, что весь мир охватила чума, подобная чуме в Венеции, и безопасным местом был лишь этот небольшой домик, который они сняли курсом. Им оставалось только сесть в круг, избрать короля и рассказывать истории о любви. [1] Около двадцати юношей и девушек в рваных майках, с пьяно-влюблёнными глазами, они танцевали и подпевали Beatles, растягивая «she loves you», чувствуя себя до одури свободными. Никто не задумывался о том, красиво ли он танцует: все просто двигались. Немного нелепо и напоминая доисторические танцы у костра, но, тем не менее, так красиво; нет ничего искренней танца. Той ночью поцеловать незнакомого человека было чем-то верным и опьяняюще прекрасным. Эмма до сих пор не знает, каким образом ей удалось уговорить Реджину потанцевать с ней. Реджина, которая оказалась на этом — как она выражается по сей день — «празднике жизни» почти случайно и которая не пила, а лишь следила, чтобы первокурсницы лишались девственности по собственной воле. Свон помнит, что выпила уже достаточно, чтобы быть раскрепощённой для знакомства, потому, как только заиграла культовая для тех дней «Come Undone» она направилась, медленно покачивая бёдрами в такт музыке, на поиски своей жертвы. Того, что выбор падёт на брюнетку, с грозным видом стоящую у стены, не ожидал никто, но больше всех этого не ожидала Реджина. Она и спустя почти год не знает, почему решила потанцевать с этой «отвратительно пьяной» блондинкой. Просто ей захотелось. А через час она уже кусала плечо этой блондинки и впивалась ногтями в спину, кончая от трахающих её пальцев. А через неделю она узнала, что блондинку зовут Эмма Свон. И через два месяца она стала её девушкой. Такие истории абсолютно точно не рассказывают детям где-то между концовкой очередной сказки на ночь и выключением света с «спи сладко, милый», но Реджина даже втайне гордилась. Она не выносила скучных людей, скучных книг, скучных историй, а Эмма устроила ей самое удивительное знакомство в жизни. С того самого вечера «Come Undone» стал саундтреком их отношений.***
Удивительно, как быстро человек может поселиться в твоей душе, расставить там свою мебель, повесить плакаты с любимыми группами. Даже в небольшой квартирке, что Эмма снимает у миловидной старушки, строго-настрого запретившей ей «водить мальчиков», везде присутствует что-то от Реджины. Каждый миллиметр таит в себе сокровенное воспоминание. На ковре возле телевизора, например, как-то сидела Реджина, пила отвратительнейший кофе, не забывая морщить нос. Они смотрели «Твин Пикс», а потом долго курили на подоконнике, решая, кто же убил Лору Палмер. Подоконник, стол, постель — всё сияло Реджиной, словно подходящий кусочек паззла, вписавшейся в жизнь Эммы. Потому, увидев на улице плакат Ники Роудсом, Свон точно знала, что подарит своей девушке на день рождения. — Реджина? — зовёт девушка, стуча в дверь её квартирки. Она не знает, обрадуется ли Миллс, увидев подарок: брюнетка была очень сдержана в плане больших скоплений людей. Тем более людей кричащих и, что очень возможно, не совсем трезвых, но попробовать стоило. — Открыто, — раздаётся из-за двери, но самой хозяйки нет. Эмма пожимает плечами и входит: Миллс часто рисовала, а отрывать её от этого всякими глупостями вроде открывания дверей — плохая примета. — Детка, у меня есть для тебя кое-что, — входит в комнату на носочках, произносит — шёпотом. Реджина, сидевшая до этого на стуле, подобрав под себя ноги, оборачивается, улыбаясь. На ней простая рубашка нежно-голубого цвета, которую ей подарила Эмма год назад и которая явно была девушке велика, но слишком шла, чтобы это кого-нибудь волновало. На запястьях болтаются несколько браслетов, а в руках она держит очки в черной оправе: Миллс надевала их, когда работала. — У меня для тебя сюрприз, — повторяет Эмма, подходя ближе и не без удовольствия замечая, как загорелись глаза девушки. — Сюрприз? — Реджина откладывает очки и закусывает нижнюю губу, загадочно улыбаясь. — Ага. Не уверена, что тебе понравится, ты вроде не любитель подобного, но это связано с нами, знаешь, и я подумала… — Своон. — Ладно. Вот, — Эмма достаёт из небольшой сумочки, висевшей до этого на плече, два билета, протягивает их брюнетке и с рекордной скоростью закрывает лицо руками. — «Duran Duran»? — почти вскрикивает Реджина после нескольких секунд молчания, поднимая глаза на девушку, из любопытства выглядывавшую из-за ладоней, — как ты могла подумать, что мне не понравится, Эмма? Мы ведь с тобой танцевали под них в день знакомства! — И не только, — усмехается в ответ Свон, чувствуя, как волнение отступает, — ещё и ночью… — О да, — тихо смеётся Реджина, — о да. Стой, он сегодня? — поднимает глаза, ловя кивок, — через два часа? Как ты достала билеты? — Секрет фирмы, — Эмма скромно улыбается. — Тогда, — Реджина откладывает билеты, прищуривается и, пристав на носочки, вовлекает Свон в долгий, мягкий и полный благодарности поцелуй, сначала лишь нежно касаясь языком губ девушки, а затем проникая глубже. Она чувствует, что ей никогда не насытиться Эммой и никогда не потерять желания вот так целовать её, но время поджимает, а бар, в котором концерт, находится далеко, — тогда я пойду собираться. Скоро буду, — Реджина ещё раз быстро целует губы оторопевшей Эммы и убегает в спальню, по пути размышляя о том, как ей отблагодарить свою девушку. Из дома они выходят ровно через час, когда Реджина предстаёт перед Эммой в тех самых рваных джинсах, через дырки которых видны загорелые ноги, и черной майке с небольшими прорезями и красной надписью «Duran Duran», а также хитрой улыбкой и почти сверкающими глазами. — Ты выглядишь так, словно что-то задумала, — замечает блондинка, бесстыдно любуясь. — Всего лишь решила, как тебя отблагодарить, — отвечает Реджина, постукивая ногтями по двери лифта. — И как? — Узнаешь, Свон, — наклоняется ближе и применяет тот-самый-тон, который всегда удивительно действует на блондинку. Чёртова Миллс знает, как от него у Эммы перехватывает дыхание, как внутри всё замирает, как она становится влажной почти мгновенно, потому что обычно Реджина использует этот голос в моменты, когда она распластана на постели, сжимает простыню и выгибается дугой, лишь бы сильнее надсадиться на пальцы — вот тогда вырывается это «Свон». Эмма фыркает в ответ, а Миллс лишь невинно улыбается, заметив расширившиеся зрачки девушки, и входит в, наконец, приехавший лифт.***
Концерт начинается с задержкой всего лишь на двадцать минут, за что каждый из членов группы извиняется. Саймон подмигивает группе в цветных шарфах и начинает петь, не забывая объявлять песни, рассказывать небольшую историю создания и просить зал аплодировать автору. Парочки, одинокие люди, ярые фанаты — все восхищенно свистят и хлопают; кто-то стоит возле самой сцены, кто-то, как Эмма и Реджина, расположился у бара, кто-то курит и задумчиво смотрит куда-то в сторону, лишь слушая. «Too Much Information», «Ordinary World», «Love Voodoo» — всё в голове Эммы сливается в одну мелодию, а пиво, купленное в баре, оправдывает появившуюся идиотскую улыбку на губах. Она смотрит на Реджину, которая, закрыв глаза, медленно покачивается и подпевает шепотом. Её кожа, освещенная голубоватым светом софитов, кажется ещё притягательнее, тоньше, прикоснись — появится след. Такая восхитительная в этом свете, Миллс оборачивается, глаза её сверкают, а на губах улыбка. — Ты такая красивая, — не выдерживает Свон, — словно статуя или вроде того. Реджина смеётся в ответ и, кажется, краснеет, но уличить её в этом невозможно: не признается. Берёт руку блондинки в свою и, отвернувшись обратно к сцене, начинает едва ощутимо поглаживать большим пальцев запястье. Музыка продолжает звучать, и Эмма почти теряется в этом потоке, но вздрагивает, когда солист подносит микрофон к губам и сообщает, что следующая песня взорвала всю Америку. Эмма почти точно уверена, что это та самая песня. И она не ошибается. — Come Undone, — почти шепчет Саймон в микрофон и улыбается, глядя на бурную реакцию: люди явно ждали именно этой песни. Все одобряюще свистят и разбредаются по залу. Не имеющие пары идут к бару, чтобы вспомнить, вероятно, кого-то, кто мог бы сжимать их ладонь под голос солиста. — Ты потанцуешь со мной? — неожиданно — даже для себя самой — спрашивает Эмма, — я подумала, что… — Да, — просто отвечает Реджина, прерывая любые оправдания, — потому что это наша песня, Эмма. Они выходят в самый центр и становятся одной из четырёх пар, оставшихся на ногах. Свет в баре почти исчезает, остаётся лишь небольшое освещение сцены. Реджина улыбается, глядя Эмме в глаза и кладёт ладонь на талию девушки. — Ты ведёшь? — усмехается Свон, приподняв бровь. — О, всегда, милая. — Неправда, — Эмма берёт свободную руку Реджины в свою и переплетает их пальцы. My immaculate dream made of breath and skin Моя безупречная мечта обрела жизнь и оболочку — I've been waiting for you Я ждал тебя. Signed, with a home tattoo, Помеченный татуировкой Happy birthday to you was created for you «С днём рождения», я был создан для тебя. Удивительная тоска в голосе Саймона заставляет Эмму забыть обо всём. Он слегка придерживает микрофон и прикрывает глаза. Его тембр, так идеально подходящий под текст, словно проникает тебе под кожу, по венам добирается до сердца и остаётся там, а на внешней стороне сердца появляются слова этой песни. Свон вспоминает, как после той ночи писала Реджине идиотские записки с предложением встретиться. Она вспоминает их первую ночь, когда сомнений в том, что Эмма была слеплена для Реджины, не было. И как они в танце переплетали пальцы, наклоняли почти синхронно головы, щурились друг на друга — всё это становится комом в горле Эммы, и когда она сглатывает, он перемещается в грудь, заставляя девушку чуть сильнее сжать руку Реджины в своей. — Всё хорошо? — обеспокоенно шепчет Реджина, наклоняясь ближе и задевая губами мочку уха блондинки, но та молчит и лишь прижимается к девушке ближе, превращая их медленный танец в уютное объятие. Эмма не уверена, но ей кажется, что это и есть абсолютное счастье. Who do you need, who do you love В ком ты нуждаешься, кого любишь, When you come undone Когда всё рушится? Свон отрывается от Реджины и смотрит ей в глаза, а губы скорее автоматически повторяют за солистом. — В ком ты нуждаешься? — подпевает она, медленно качая головой, но не разрывая зрительного контакта. — В тебе, — шепчет в ответ Реджина и тепло улыбается. «Всё так, как должно быть» думается вдруг Эмме, когда она смотрит на свою девушку, прикрывшую глаза и начавшую покачивать бедрами в такт музыке. «Всё верно».***
Это безумие начинается в такси, когда Реджина бесцеремонно закидывает ноги на колени Эммы, а зубами, притянув Свон к себе, начинает терзать мочку уха. Таксист, кажется, ничего не замечает, но удовлетворённо улыбается, когда получает неплохие чаевые за своё молчание в течение дороги. До квартиры Реджины они не доходят, а добираются чудом, разорвав жадный поцелуй лишь раз: открывая дверь. Эмма не может прекратить сжимать ткань майки Реджины, пока они двигаются к кровати. Она чувствует себя настолько хорошо, что все переживания, связанные с тем, понравится ли её девушке такой своеобразный подарок, моментально покидают её голову, как покидают каждый раз, стоит Миллс прикоснуться к её губам. Но сейчас что-то совсем иное; что-то, что заставляет Эмму вспомнить то, почему она влюбилась в эту девушку несколько лет назад. В поцелуях любовницы её душа: мягкая, открытая, если нырнуть чуть глубже, похожая на расплавленный воск. Реджина улыбается, на мгновение отрываясь от губ блондинки, и руками проскальзывает под лёгкую футболку, прижимаясь ладонями к горячей коже. Когда Эмма впервые увидела Миллс в столовой колледжа, она и предположить не могла, что эта девушка станет для неё той, кем стала. Широко улыбнувшись, Эмма пробирается пальцами в дырки на майке Реджины и резко тянет вверх, стягивая её. Под майкой нет лифа, лишь мягкая загорелая кожа, аккуратные ключицы и невероятной формы грудь. Эмме кажется, будто они делают это впервые. Через мгновение она чувствует, как руки, до этого лишь едва ощутимо царапавшие кожу поясницы, хватают край её собственной футболки. Сняв и отбросив ненужную вещь, Реджина наклоняет голову, сверкая глазами. Она знает, как это действует на Эмму и как у той подкашиваются ноги, потому, не прерывая зрительного контакта, одним ловким движением расстегивает лиф и отбрасывает его в противоположную от футболки сторону, а сама притягивает Эмму к себе. Свон чувствует, как её обнаженная грудь соприкасается с обнажённой грудью любовницы, как затвердевшие соски царапают нежную кожу. Она стонет и притягивает Реджину к себе для быстрого поцелуя, а после легонько толкает её на постель, сама оставаясь стоять. Мгновение — девушка протягивает руки, расстегивает ширинку джинсов любовницы и снимает их, глядя девушке в глаза, а затем, быстро расправившись со своими джинсами, усаживается на бедра девушки, ёрзая и хитро улыбаясь. — Не в этот раз, — Реджина медленно облизывает губы, отвлекая Эмму, а затем совершает рывок, меняя их местами и теперь прижимая оторопевшую Свон к постели, — сегодня я благодарю тебя, — подумав, добавляет, — малышка. Эмма резко выдыхает, руки её скользят по бедрам Реджины, по животу, поднимаясь к груди. Большие пальцы начинают играть, чуть сжимая, с затвердевшими сосками, пока сама она ловит на себе голодный взгляд Реджины. Она закусывает нижнюю губу и приподнимается на локтях, чтобы ещё раз поцеловать Миллс. Ей всегда будет мало этой женщины. Реджина улыбается сквозь поцелуй и разрывает его, наклоняясь и начиная выцеловывать дорожку на шее Эммы, а бедро скользит между ног блондинки. Эмма чувствует, как всё внизу горит, когда Реджина прижимает бедро плотнее, а на шее появляются первые следы от зубов. Со стоном Эмма впивается ногтями в плечи брюнетки и дёргает бёдрами вверх, создавая бо́льшее давление на свой пульсирующий клитор. Реджина почти с рыком отрывается от такой манящей шеи, ловит взгляд Эммы и улыбается, чувствуя влагу на своём бедре. — Реджина, — умоляя, на выдохе. — Я знаю, — усмехается и отмечает, до чего же её девушке идёт умолять. Миллс начинает спускаться ниже, то кусая, то целуя, оставляя следы. Останавливается на груди и медленно, издавая неприличный звук, вбирает в рот сосок, следом слышит стон и вновь улыбается. Рукой Реджина спускается вниз, пробегает кончиками пальцев по животу блондинки и, не задерживаясь, проскальзывает между её ног, массируя клитор сквозь трусики. Эмма вскрикивает от того, как её тело реагирует на это прикосновение и пытается дёрнуться, прижаться ещё ближе. Реджина отрывается от груди, облизывает губы и перестаёт двигать рукой, усмехаясь разочарованному стону, а затем подносит пальцы к губам и медленно, не разрывая зрительного контакта, скользит по ним языком. — Блять, — вырывается у Эммы от этого зрелища, — блять. Миллс вновь усмехается, достаёт пальцы и, приподнявшись, стягивает с Эммы трусики и отбрасывает их назад. После наклоняется и целует подрагивающий живот, наслаждаясь вкусом кожи Эммы. Её духи, её собственный запах и запах возбуждения смешиваются в неповторимый вкус, остающийся на кончике языка Реджины, заставляя её почти мурчать. Миллс наклоняет голову и пробегает кончиками пальцев по узкой полоске волос на лобке, затем закусывает губу, наблюдая за реакцией своей девушки, и прижимается большим пальцем к клитору Эммы. Та вздрагивает всем телом и неудовлетворённо стонет, ёрзая. — Посмотри на меня, — то ли просит, то ли приказывает Реджина, и как только ловит затуманенный взгляд серых глаз, резко входит в Эмму, моментально теряя ощущение реальности. Единственное, что остаётся — чувство нежной, горячей и влажной плоти вокруг пальцев. Она трахает Эмму, с наслаждением ловя стоны, а затем не выдерживает и опускается, языком надавливая на клитор. Мысли сбиваются, мир словно останавливается и замирает, оставляя единственную жизнь — в этой комнате, в этой постели. Свон стонет громко, так громко, что, наверное, скоро придут соседи и потребуют объяснений, но будто хоть у кого-то они есть. Реджина облизывается и наклоняется к лицу Эммы, нежно целуя скулу, переходя на губы, и Эмма выстанывает её имя уже в рот любовнице. Миллс целует её, проникая языком в рот, немного грубо, смешивая тем самым нежность и страсть, создавая новый, удивительный эликсир, затем легонько кусает нижнюю губу, и Эмма взрывается. Она, наверное, даже неприлично громко кричит, но ни одна из них не замечает этого, наслаждаясь: Реджина — зрелищем, Эмма — Реджиной. — Ты такая красивая, — спустя несколько минут хрипло шепчет Эмма, поднимая немного дрожащую руку и гладя брюнетку по щеке. — А ты — очаровательная, — тихо смеётся Реджина в ответ. — Помеченный татуировкой «С днём рождения», я был создан для тебя, — шепчет Свон и тянется к любовнице, оставляя нежный поцелуй в уголке губ. Теперь Эмма точно уверена: это — абсолютное счастье. [1]- отсылочка к "Декамерону" Боккаччо, в котором герои, спасаясь от чумы, жили в доме за городом и в течение десяти дней рассказывали друг другу истории (бо́льшая часть которых о любви).