Реквием Солнцу

- «Может …» - вырвалось было у неё изо рта, но Илиада тут же с силой закусила губу, которая налилась багрянцем, и с трудом успокоила мечущийся, будто пойманная в клетку птица, взгляд. Словно непослушные волны в лютый шторм, в глазах плескались слёзы, грозящие вылиться и провести на щеках черты, за которыми будут мольбы и причитания навзрыд. Но маленькие кулачки были сжаты, а непослушная душа заперта на засов: «Мне, по сути, ничего больше не надо. Спасибо. За всё. Ты и так сделал больше того, что должен был. А я должна быть сильной. Теперь, как никогда раньше должна». В синеве глаз на секунды отразились события минувших дней. Утраты и горечи. Занесённые снегом поля, на бескрайней широте которых лежала её жизнь. Её счастье и её надежда. Её Антфил. Караваны из рухнувшего под напором пустынников Винстрида всё шли и шли. Бесконечные цепи заполняли собой дороги, одеревеневшими от холода, безжизненными кулями они валились на обочины и в диком желании жить стремились достичь столицы. Тесно было на самых утлых полустанках, принимавших всё новые и новые толпы беженцев. Из - за этой дорожной сумятицы к полям Ивренлида было не попасть. Она не видела его труп. Она даже не могла без содрогания произнести эти два слова. Его труп. Когда она шла к Матриардату, городу – соседу Ивренлида, на котором вроде бы ещё действовала паромная переправа до последнего, то в толпе оборванных и угрюмых людей, она зацепилась взглядом за краснеющие на чьём – то рукаве цифры 19. 19 Аксиалейский Артиллерийский Полк. В массе своей оставшийся на месте своего последнего сражения - Ивренлидских полях. Где – то там, среди занесённых белым балок и холмиков снега, то тут, то там обнажающих чьи – то одеревенелые конечности и цевья винтовок, лежал её муж. Как оказалось, в потоке людей двигался бывший полковой интендант, с посиневшим от холода лицом и искрами безумия, играющими во взгляде. От него она узнала не без труда, что паром, приняв излишнее количество беженцев, затонул, а пустынники, после боя неожиданно отошедшие к своим изначальным позициям, снова форсировали реку Мари – ле – Гранж и движутся на Север, сея на пути хаос и смерть. Ей до него не добраться. Мысль, которой ранее давали роли второго плана, теперь блистала в свете холодных софитов, отстукивая дробный ритм пульса в потерявшем надежду сердце. Она упала. Кажется, об неё кто – то споткнулся и неуклюже поднявшись снова вклинился в неукротимый людской вихрь. А потом чей – то тёмный силуэт подхватил Илиаду под мышки и тихо матерясь, перенёс на обочину. Обочину жизни. Ибо дорога, нёсшая в своём чреве людские сонмы, её, без преувеличения и являлась. Спастись от завоевателей. Не замёрзнуть и достичь спасительных городов Севера. Жизнь тысяч людей свелась в эти минуту к этим простым стремлениям. А обочина … на ней были те, кому желания и надежды были теперь без надобности. Перед глазами девушки возникла чья – то бескровная рука, затем остекленевшие, цеплявшиеся в последний миг жизни за небо, глаза, а после всё это уступило место тьме, тяжёлым пологом накрывшим рассудок. С той поры прошёл год. Раны покрылись тонкой коростой, любое неосторожное прикосновение к которой вызывало боль, а рубцы траншей и окопов ушли на север от Истридгала, древней столицы Империи, практически павшей под напором варваров. А в жизни Илиады появился Линклейн. Среднего роста, темноволосый и вечно задумчивый гвардеец, с сетью шрамов на левой половине лица. Он нашёл её на той обочине, полумёртвую, ставшую белой на фоне белого же пейзажа, и вдохнул в её тело жизнь. Слабо подув на тлеющую душу и стремясь разжечь в ней огонь, он так и не смог встать на место мужа. А теперь уходил и он.