Сны

Авелин. Ей снова снится Мор. Запах пожара. Отчаяние. Боль в каждой клеточке тела. Кровоточащие мозоли на руках. И постоянный страх. Бежать. Без оглядки. Только вперед. Оставляя позади тех, кто бежать уже не способен. Уэсли падает. На лице отчетливо проступают линии сосудов, медленно чернея. Его губы тоже чернеют. Но продолжают шевелиться. - Нет-нет-нет, молчи, Уэсли, тебе нельзя… - она просыпается резко, как от толчка. Распахивает глаза, едва не задыхаясь. Подушка вся мокрая. А за спиной в тишине лежит Донник. Он не спит. Но ничего не спрашивает. А Авелин не объясняет. Она никогда не забудет. А он никогда не простит. Мерриль. Легкий ветерок колышет траву на бескрайнем поле. Она бродит по нему, плетет венок, напевает. И небо такое высокое-высокое, и солнце такое яркое, и птицы так красиво поют. Хочется лечь в эту мягкую траву и уснуть. И она ложится, улыбается, прикрывает глаза. Трава становится кандалами. Небо – зеркальной гладью. Солнце – горящими глазами. «Я знаю, чего ты хочешь. Я дам это тебе», - шепчет нечеловеческий голос. Мерриль просыпается от собственного крика, вздрагивает, вслушивается в мнимую тишину своего дома в Эльфинаже. Дрожа, снова заворачивается в дырявое одеяло. Она никому не расскажет, что ей снятся демоны. И выкинет, наконец, это бесполезное зеркало. Завтра. Да, завтра. Изабелла. Ей должны были бы сниться корабли и море. Соль на губах, бриз в волосах, прикосновения дерева штурвала к рукам. Или хотя бы кровь, стекавшая по кинжалам, боль в разбитых губах, усталость во всем теле. Но ей снова снился тот день. Дурацкое белое платье, приклеенные улыбочки, сальные шуточки и фальшивые пожелания долгого семейного счастья. И беспомощность. Неизбежность. И она просыпается, устало рычит в подушку, переворачивается на спину и вздыхает. Она уже даже не ненавидит этот сон. Она просто раздосадована очередным повтором. - Но я знаю, как исправить плохие впечатления, - хмыкает Изабелла себе под нос, делает глоток из кружки с теплым местным пойлом, облизывает пальцы и без всяких прелюдий засовывает их себе между ног. Плохие мысли ею больше не владеют. Себастьян. Ему снится грехопадение. Ему снится прошлое и возможное будущее. Выпивка и соблазнительные изгибы женского тела. Мелодичный смех и запах дурманящих трав. Ему снится звон монет и улыбки. Ему снится, что все это ему нравится. По-настоящему нравится. До дрожи в кончиках пальцев. Возбуждение. Нетерпение. И, просыпаясь, он не чувствует отвращения ко всему этому. Себастьян встает до первого боя. Когда солнце еще только окрашивает горизонт нежно-розовым. Он берет лук и отправляется на стрельбище. Физическая работа помогает упорядочить мысли. До следующей ночи. Варрик. Ему не снятся красочные сцены, метафоры, эпитеты и даже толпы поклонников. И Бьянка не снится. Ему снится тепло родного дома. Отец. Мать. Брат, когда он еще был «брат», а не «Бартранд». Ему снится прошлое, которое он запрещает себе вспоминать. Ему снится счастье, которое рассыпалось иллюзией уже давным-давно. И просыпаясь на полу в ворохе одеял, Варрик еще несколько секунд позволяет себе представлять, что это брат свалил его с кровати, чтобы разбудить к завтраку. Эти секунды он всегда старается забыть побыстрее. Чтобы каждый раз они приносили все ту же радость. Андерс. Сон – это иллюзия. Его не существует. Сон – это просто отдых для тела. Разум не может отдыхать и наполняться глупыми образами. Это обман. Он не помнит, когда последний раз ему снился один из тех красочных снов, что всегда преследовали его в Круге. Он не помнит, когда в последний раз он забывал что-то на утро. Не помнит, когда в последний раз вообще было, что забывать. Андерс отчаянно хочет видеть сны. И старается творить их хотя бы наяву. Но с каждым годом эти сны все больше похожи на кошмары. И он уже не имеет над ними власти. И даже пробудиться от них невозможно. Фенрис. Его руки всегда окованы в железные перчатки. Чтобы ему не снилось, перчатки, словно решетка, словно частокол, отрезают его от того, что лежит глубоко в душе, к чему он так стремится, пробираясь сквозь череду бесконечных кошмаров. И когда он уже почти достигает желаемого, железная перчатка рвет тонкую нить воспоминания, рассеивает и разрушает образы. Разрушать – это единственное, что он может. И утром Фенрис не открывает глаза подольше, цепляется за эти миражи, силясь сделать их хоть немного четче. А потом встает и вновь надевает броню. Чтобы больше не появилось того, что можно забыть. Хоук. Защитнику ничего не снится. Он почти не спит, пока не выматывается до беспамятства. Он не спит, потому что из одного сна в другой его преследует Она. Госпожа Смерть. Отбирая у него одного за другим, оставляя Хоука наедине с самим собой. В тишине. В темноте. В пустоте. И он не спит, поглаживая мабари по спине, вслушиваясь в скрип и треск старого имения. Кажется, и он, дом, тоже не спит. Составляет компанию в бессоннице последнему из своих наследников.