Разноцветный

В этом городе все было серым. Как и в других городах, где они были. И не важно, какая стена их защищала своим каменным нутром, все вокруг было серое, пыльное, бесцветное, безвкусное, безжизненное, однообразное, невыразительное, сливалось с их затертой формой, приобретало сходство с пожелтевшим застиранным бельем, и цвет этих городов, людей, их домов был такой же невзрачный, обычный и... жалкий. До какого-то момента Эрен был таким же серым. Он ходил по серым улицам, сидел на серой набережной, разговаривал с серыми людьми, смотрел в серое небо, возвращался в свой серый дом, пока однажды не увидел нечто яркое. Глаза того мальчишки с толстенной книгой под мышкой — он спешил за своим дедушкой и не затыкался ни на секунду, задавая последнему вопросы. В тот день Эрен впервые увидел голубой. Он искал его и не находил — небо было слишком блеклое, вода слишком прозрачная, и лишь в глазах того мальчишки голубой был таким, каким он должен был быть. А потом они познакомились. Армин был щедрым. Он расплескивал голубой во все стороны, смешивал его с серым и получал невероятное. Рядом с ним серая трава становилась зеленой, монотонный шарф Микасы пылал бордовым, тусклое солнце вспыхивало огнем, слившиеся в одно звуки играли сотней труб и колоколов, нагретая земля становилась горячей, проточная вода в реке - холодной. У него была старая, разваливающаяся книга, которая не имела ценности до тех пор, пока он не брал ее в руки. Тогда все, что там написано, включая крошечные карандашные пометки, а также чернильные рисунки, оживали в его звонком голосе, звучавшем, как тихое журчание ослепительного голубого ручья. И тогда Эрен перестал быть серым. Он стал свободным и за спиной его выросли крылья, и выросли намного раньше, чем ее прикрыл зеленый плащ легиона разведки. Армин дарил цвета. Его поцелуй был темно-синим, словно ягоды голубики. Его улыбка была белоснежной, как первые снежинки, которые Эрен ловил горячей ладонью, его волосы расцветали пышными желтыми колосьями пшеницы, но Эрена завораживал голубой в его глазах, цвет невероятный, от которого веяло другой вселенной, параллельным миром, чем-то давно забытым, бесконечно родным и вместе с тем свободным. Это был цвет Армина, Эрен даже думал, что это цвет его души, и каждый день он был разным. Это был цвет, какого не было нигде. И Эрен знал, что никакое море по ширине и глубине не сравнится с глазами Армина, никакой простор не тронет его сердце также, как тихий шепот Арлерта в тишине казармы, когда он в сотый раз будет рассказывать о том, какие чудеса их ждут, когда они положат конец тому, что начали. У него была коллекция невероятных историй, которые он рассказывал без устали, стоило только попросить. У Эрена была коллекция красок, которой он не делился ни с кем, потому что она была только его. Потому что если Армина не было рядом, он все равно не мог в полной мере это описать. Потому что кроме Армина он никому не мог об этом рассказать - слишком личное, слишком свое, слишком долго он собирал оттенки в мысленную коробочку, и каждый вечер, прежде чем получить от Арлерта поцелуй на ночь, Эрен проговаривал цвета, который Армин успел ему подарить. Алый — закат, когда ты держишь руку Армина. Серый — закат, когда ты не держишь руку Армина. Зеленый — луга, когда Армин лежит, положив голову на твое плечо. Серый — луга, когда Армина нет рядом. Серебристый — Луна, когда Армин сопит у тебя под боком. Серый — Луна, когда Армина нет рядом. Золотой — осень, когда Армин гуляет с тобой под деревьями. Серый — осень, когда Армина нет рядом. Желтый — головки одуванчиков, когда Армин со смехом заваливается на них, распугивая бабочек. Серый — головки одуванчиков, когда Армина нет рядом. Голубой — глаза Армина. Серый — любые другие глаза. На самом деле этот список был бесконечным, длиннее, чем самые высокие растения в лесу гигантских деревьев, намного больше, чем температура в желудке титана. У Эрена был цвет карамели, когда Армин складывал кусочки жженого сахара в рот и рассасывал. И бесконечно серый, когда это делал кто-то другой. У него был опасный лиловый, когда Армин случайно ставил синяк, и скучный серый, когда это делал кто-то другой. У него были синий и белоснежный, когда Армин тащил его на крышу смотреть на угольно-синее небо и ослепительные звезды, а также серый, когда он делал это в одиночестве. Постепенно список пополнили странные цвета, как цвет смеха, цвет слез, цвет нежности, цвет разочарования, цвет внезапного тычка в бок, цвет оклика его имени, которые имели значение лишь тогда, когда Армин давал возможность их почувствовать. У него была серая мечта спасти человечество и надежда сделать это, когда Армин стоял за его спиной, говоря своим высоким, звенящим, словно сотни бубенчиков, голосом, что это возможно.