Охота на людей

      – Умоляю, отпустите! Я никому не скажу, только, прошу, отпустите меня! – в десятый раз она повторяет свои бесполезные моления, словно давно заученный текст, наверное, уже понимая, что никто отпускать ее не собирается. В любом случае не тем способом, на который она так надеется.       Ее тонкие ухоженные руки прикованы к полу, запястья сжимает ржавое железо, царапает и оставляет черные пятна от сажи, сдирает гладкую кожу. Ноги согнуты в коленях, она сжимает их из последних сил, стыдливо старается прикрыть наготу и, если придется, попытается хотя бы ударить его, отчаянно дать отпор.       Мерит, прекрасная жизнерадостная Мерит, со светлыми кудряшками и пухлыми губами, мечта многих парней из своей школы, зычно вопит и плачет – вот уже десять минут. Не перестает обращаться к неспешно расхаживающему по комнате – настоящей камере пыток – мужчине и снова истошно ревет, трясется от страха и холода, жмурится от желтого света старой лампочки, раскачивающейся от проскользнувшего в комнату ветерка.       Ей не следовало задерживаться в колледже так долго, не стоило храбриться и идти до дома пешком. Совсем одной, по темным безлюдным переулкам огромного города с плохой репутацией. Но это только ее выбор, ее предсмертное решение.       Джефф тихо ступает по дощатому полу, незаметно смотрит из-под спавшего на лицо капюшона на обнаженную девушку и наслаждается ее мольбами. Под подошвой его ботинок хрустит битое стекло и чавкает грязь. В воздухе вокруг него пахнет гнилью, кровью и сладкой человечиной. Этот запах уже не оставляет его, въевшись в кожу под мокрой одеждой.       – Ну пожалуйста, прошу Вас, прошу, отпустите меня! – ее губы вновь безобразно искривляются, она дергает словно прибитыми к полу руками, но довольствуется лишь новым побрякиванием толстой цепи.       Маньяк игнорирует ее и сейчас, подходит к столу у стены и точно нарочно гремит разными лезвиями, пробует на остроту, врезая их в поверхность стола. Он выбирает нож с обшарпанной и испачканной в намертво засохшей крови рукоятью, по вине которого оборвалось с десяток жизней, и медленно разворачивается к Мерит. Вертит оружие в руке, демонстрируя, запугивая, и получает от своей жертвы куда более громкие крики. Она знает, что Джефф ее никуда отпускать не планирует. Он ведь сумасшедший в другом смысле.       Мужчина делает первый большой шаг к ней, а она тут же начинает отпихивать его от себя ногами. Кричит – не от боли, скорее, от отвращения, – когда он хватает ее перепачканную в грязи и прочем дерьме ногу, скребя неровными ногтями и оставляя алые полосы. Девушка пытается выдернуть конечность из его хватки, отбивается свободной ногой, но тут же слабеет: маньяк в одно мгновение оказался у ее лица, чтобы потом наотмашь ударить кулаком по тому. Крик прервался, по комнате теперь разносится лишь надсадный лающий кашель.       – Тише, тише, не нужно так кричать, – голос Джеффа оказался настолько сиплым, что создавалось ощущение, будто что-то в горле мешает ему нормально говорить. Еще страшнее был смех – несдержанный, низкий и с легкой хрипотцой.       Мерит отвернула голову от его уродливого из-за неровно затянувшихся порезов и старых ожогов лица и сплюнула на грязный пол смешанную со слюной кровь, вновь начиная гортанно кричать и кривить лицо от боли. Ее не перестает трясти от ужаса, белые пальцы рук сжимаются в кулаки, а по скулам стекают соленые на вкус капельки. Грудь быстро вздымается и опускается от громких рыданий и кашля. Снова поворачивается к нему и кричит, продолжает умолять.       – Я сказал: заткнись, сука! – он дает ей сильную пощечину, брызгая кровью на доски. Снова. Еще и еще, пока у жертвы уже не остается сил напрягать голосовые связки.       Она боится смотреть на его озлобленное лицо, шелестит влажными губами какие-то несвязные обрывки. Сверкающее на свету лезвие холодит ее пылающее тело, изредка оставляя красные полосы. Мерит напрягается из последних сил, смыкая пальцы и снова, и снова пытаясь освободить закованные руки. Нож вырисовывает на белоснежном теле причудливые узоры, плавные линии, все ближе приближается к груди. Маньяк садится на нее сверху, сжимает и обездвиживает бедра ногами, пресекая брыкания и трепыхания манящего своей беспомощностью и слабостью тела.       Большими от страха глазами девушка следит за переливающимся лезвием, шипит от боли, но не дает себе кричать, страшась получить очередной удар в лицо. Остро заточенная сталь рассекает кожу где-то у ключицы, пускает кровь, делает последние волнистые порезы. Джефф отстраняется, любуется своей работой и гладит впалый живот, словно ребенок, что с удивлением наслаждается гладкой кожей своей матери. Пальцы давят, ногти врезаются в тело и оставляют лунки, иногда задевают неглубокие ранки. Мужчина кладет ладонь на ее грудь и сминает, царапает ногтями сосок, так, что Мерит снова напрягается и сжимает пальцы стоп, надеясь перебороть свое отвращение к восседающему на ней психопату.       – Лежи смирно, – холодно отзывается он, потом с улыбкой наблюдая, как его жертва поспешно кивает. Из ее горла раздаются новые хныканья, она отворачивает голову, жмурит глаза и проводит кончиком языка по опухшим от ударов губам.       – Пожалуйста…       – Может, блядь, ты уже прекратишь отворачиваться от меня? – Джефф хватает ее за подбородок и рывком вынуждает вернуть голову в прежнее положение, и выуживает из кармана старой толстовки пассатижи. Она снова кричит, ревет, когда он заключает волосы в кулак и дергает вниз, вынуждает задрать голову.       – Нет! Прошу, нет! – утробные крики не были услышаны.       Маньяк крепко сжимает ее зуб зубчатой сталью, чуть расшатывает в стороны, увеличивает страх Мерит и возбуждает свое желание. Тянет его вверх, медленно вырывая и любуясь сочащейся кровью. Пока жертва давится своими собственными криками, он резко ломает ее белоснежный зуб под корень и отбрасывает в угол комнаты, после проделывая ту же самую работу с другим зубом. Рот наполняется черной кровью, крик уже не прекращается ни на секунду, а Джефф давит сталью пассатижей на опухшую десну, старается подцепить оставшийся в ней корень и отправить вслед за зубами.       Закончив с этим, маньяк снова берет в руки нож и делает небольшие надрезы в уголках губ вопящей от раздирающей ее боли девушки, создавая улыбку. Теперь она улыбается ему так же, как и улыбалась своему парню, разве что сейчас куда шире.       Измазанное в крови лицо приобрело пунцовый цвет из-за непрерывающегося крика, из разорванной десны сочится кровь. Мерит закатывает глаза, готовясь вот-вот потерять сознание от боли.       Ее мучитель видит это и берет с пола рядом стоящую баночку с неизвестной жидкостью. Грязная тряпка тут же смачивается ею и подносится к лицу девушки, приводит в чувства и во много раз обостряет их, и она вопит громче, так, что, кажется, ее можно было услышать за несколько миль.       Маньяк удовлетворенно хмыкает и скользит рукой к ее упругой груди, сжимает пальцами сосок и незаметно для Мерит подносит ближе нож. Лезвие звонко скребет по коже, собирает капельки крови, скатывающиеся по выступающим ребрам. Самым его кончиком Джефф играет с бусиной соска, не забывая при этом лукаво скалиться и полными решимости глазами следить, как лицо его жертвы превращается в гримасу боли и отвращения.       Она, кажется, вздохнула с каким-то странным облегчением, когда он убрал руку от ее груди. Но в следующее мгновение неразборчивый стон стал выше, громче, как только маньяк коснулся ледяными пальцами ее половых губ. Он бесстыдно гладит каждую складочку, давит на клитор, задевает неровностями ногтей. Каждое движение заставляет Мерит вздрагивать снова и снова, хрипло кричать от боли. Джефф сует в нее сразу две фаланги и медленно двигает, жутко улыбается, снова смотрит на заплаканное лицо своей жертвы.       – Может, мне сначала трахнуть тебя ножом? Больно ты узкая, – ответом был новый крик девушки и брыкания изрезанного тела. Она пытается спастись, все еще надеется. Ее жалкая наивность имеет запах женского сока и крови. Наивно.       Мужчина расстегивает ширинку и приспускает брюки, растирает теплую смазку жертвы по своему члену. Мерит тошнит. От противного запаха, кой точно источают сами стены отвратительной комнаты без двери во внешний мир, от вида изуродованного и улыбающегося лица маньяка, от собственной ничтожности… Джефф водит рукой по полувставшему члену, одновременно с тем ножом в другой руке раздвигая влажные половые губы, словно случайно оставляя небольшие царапинки.       Девушка боится шелохнуться, тем самым причинить себе больше боли. Она плачет, зажмурив глаза, и жгучие дорожки безустанно скатываются по ее скулам, затекают в уши. Волосы испачканы в грязи и крови, мокрыми паклями торчат во все стороны. Когда-то они были такими прекрасными, волнистыми и душистыми…       Джефф спускается ниже и устраивается меж разведенных бедер Мерит. Она пытается сомкнуть ноги, сдавливает бока маньяка, но ничего не выходит, а она слабеет с каждой бесполезной попыткой. Мышцы больше не могут напрягаться: ноги – словно без костей – расслабились окончательно.       – Хорошая сука, – мужчина усмехается и слегка шлепает ладонью по женскому бедру, просовывает руки под ее ягодицы, до жгучей боли сминает и раздвигает.       Он сплевывает на ладонь и растирает слюну по стволу, рукой направляя себя, и резко входит в податливое тело. С его губ сорвалось лишь удовлетворенное шипение, а сразу после он толкнулся в жертву так, что член вошел по самое основание.       Мерит взвизгивает и ерзает на дощатом полу. Занозы и мелкие стекольные осколки вонзаются в ее спину, терзают, но она не может даже думать об этом – боль внизу живота не сравнится ни с чем. Ее будто вспарывают с каждым новым болезненным движением, рвут – и это самая страшная пытка, которую только мог придумать человек. Боль, смешанная со стыдом, – вдвойне ужасная боль.       Острие ножа протыкает кожу на лобке, ведет багровую полосу к половым губам, режет, но не забирается слишком далеко. Не сейчас – когда он насилует ее. Потому маньяк оставляет глубокие раны на ее боках, бедрах, не прекращая двигать тазом. Член уже пачкается в крови, стекающей к промежности медленно затухающей жертвы. Она надрывно вопит, ревет снова, отхаркивает кровь уже прямо на свое лицо. Ужасные спазмы где-то в животе, а потом и груди предвещают появление рвотных масс на красном лице. Снова кашель, и Мерит давится своей рвотой, кровью, слезами.       Садиста не останавливает даже это. Наоборот – забавляет. Он хохочет, выходит из порванной промежности и заменяет член ножом. Трахает ее острым лезвием, дергает вверх и разрезает плоть, пока сталь не уперлась в тазовую кость. Кровь еще обильнее хлынула на влажные доски, пачкала внутреннюю сторону бедер жертвы и брюки Джеффа. Он мастурбирует над ее истерзанным телом, лежащим в блевотине и крови, и не останавливает движения рукой. Крутит нож, ввинчивая еще глубже, но не получает реакции на это в виде желанного крика.       Мерит находится в прострации. Еще секунд десять – и мертва. Но пока она все чувствует, видит, просто не может издать ни звука. Конечно же, слишком рано. А у него было еще так много планов на нее и ее горячее тело. Ничего…       Маньяк резко высовывает из плоти лезвие, но только для того, чтобы потом просунуть между бедер руку. Кисть плавно входит в изорванное влагалище – которое уже превратилось в кровавое месиво, – сжимает что-то внутри, может, кишки, и пальцами рвет мясо. Горячая кровь быстро течет по рукам, создает огромную лужу на полу. И откуда в ней столько крови?       Мужчина высовывает руку из тела мертвой жертвы. На ней словно красная перчатка. Он подносит пальцы ко рту и языком слизывает эту гремучую смесь, другой рукой вновь водя по напряженному стволу вверх-вниз. Вид рвоты и торчащих между ног бордовых кишок помогает семяизвержению. Капли спермы смешиваются с кровью на животе Мерит, размазываются по всему ее уже начинающему остывать телу.       Маньяк какими-то попавшимися под руку тряпками вытирает вонючую мешанину с члена и застегивает брюки. Ноги затекли из-за долгого неудобного положения, стоять ровно достаточно тяжело. Джефф идет к двери из комнаты, чуть пошатываясь. Смеется. Опирается рукой на стену и глубоко дышит. Внутри зарождаются спазмы и заставляют согнуться против воли. Его рвет на пол, по комнате разносится хриплый кашель и безумный смех, рвущийся из груди наружу даже сейчас.       Дверь открывается со скрипом ржавых петель, впускает свет в другую комнату. Осталось последнее…

***

      Она скучающе лежит на кровати, стоящей посреди темной комнаты. Вокруг нее на постели разбросаны отсыревшие журналы с красивыми девушками на обложках, какие-то пестрые вещи и окровавленные салфетки. В руках – раскрытый журнал. Светло-карие глаза уставились на страницу с изображенной на ней длинноногой девушкой. Она улыбается отбеленными до безобразия зубами и обнимает какого-то мужчину в сером кардигане.       – Что, думаешь, ты счастлива? У тебя нет такой кофты! – Люси подбирает с постели какую-то тряпку и бросает на страницу журнала, гордо улыбается, довольная своей выходкой.       Она пропустила меж пальцев спутавшиеся белоснежные локоны с легким золотым отливом и закрыла журнал, грустно прикрыв глаза. Она отложила его в сторону и вдруг тут же широко распахнула глазки со светлыми ресницами, как только дверь в комнату раскрылась, выдавая маньяка.       Мужчина, недолго постояв в проеме двери, словно решая, стоит ли вообще входить, все-таки ступил в помещение, и огарок свечи сразу бросил тусклый свет на его окровавленную одежду.       Люси улыбается, обнажает некрасивый неровный прикус и смеется, хлопает в ладоши и тянет анорексичные ручки к маньяку.       Он подходит к ней, заключает маленькие ладошки в свои руки, будто пытаясь согреть. Джефф садится рядом с кроватью на корточки и позволяет хрупким пальчикам без ногтей снять капюшон с его головы. Рукой он стягивает тонкое одеяло, скрывающее маленькое тельце, и неестественно аккуратно кладет ладонь на культю ноги Люси, отрезанную у колена. Поправляет съехавшие бинты, чуть затягивая, и забирается на кровать.       Люси обхватывает его изуродованное лицо ладошками, проводит большим пальцем по толстому рубцу, тянувшемуся от уголка губ. Словно не замечая того, маньяк костяшками грубых пальцев касается ее промежности, получая на это судорожный вздох.       – Джеффи! Не хочу! – она смело бьет его по руке и обвиняющим взглядом смотрит в глаза, вдруг замечая интересную вещицу в мужской ладони. – Ой, это мне?       Джефф позволяет ей взять кожаные перчатки – некогда принадлежащие Мерит. Люси жадно хватает новую вещицу и натягивает на худые ручки, любуется своими ладошками, улыбаясь маньяку. Она кое-как откидывается на твердую подушку и стягивает с себя какие-то белые тряпки. Маленькая грудь с нежно-алыми сосками обнажается перед извечно голодным взглядом маньяка, Люси раздвигает культи ног, открывая вид на припухшие красноватые половые губы.       Садист врезается в ее бедра пальцами в тех местах, где уже когда-то оставил черные и красные синяки. Стирает с внутренней стороны бедер старую засохшую кровь, гладит, наклоняется к лицу Люси. Она обхватывает его за шею руками и целует старые шрамы, ожоги, тыкается тонким носиком и трется о его руку, тихо-тихо скулит.       Люси не нужны длинные ноги и красивые белоснежные зубы, не нужны принцы на белых клячах и букеты роз. Она вполне может обойтись своими недостатками в тридцать сантиметров и пожелтевшими кривыми зубами, способна прожить без принцев и их дорогих подарков. У Люси есть Джефф. Люси любит Джеффа, а Джефф пользуется Люси.       И все счастливы.